Батовский пожал плечами и, на секунду задумавшись, ответил: – Для более точного диагноза, как совершенно верно заметил коллега Гачковский, необходимо еще несколько времени. Однако уже можно сказать, что недуг пациента если и существует, то не несет опасности окружающим. К тому же наша уездная больница все же не является психиатрической. Посему, если односельчане не против принять человека, опознанного как Дмитрий Будищев, то у меня нет возражений. Тем более что «казна», как совершенно справедливо заметил господин Воеводский, не бездонная, не говоря уж о средствах, отпускаемых на содержание богоугодных заведений, к числу коих относимся и мы, многогрешные. – Неужели ваш бюджет столь мал? – изогнул бровь Ухтомский, тут его взгляд встретился с глазами забытого всеми священника, продолжавшего стоять в сторонке и внимательно слушавшего все, что говорят присутствующие. Отец Питирим весьма выразительно взглянул на князя и едва заметно кивнул головой. Тот на мгновение смешался, но тут же взял себя в руки и продолжил: – Что же, если все действительно обстоит подобным образом, то у меня нет возражений. В конце концов, мало ли по нашим деревням дурачков бегает? Одним больше – одним меньше! К тому же, вероятно, обед уже стынет? Присутствующие в ответ дружно засмеялись и ничуть не менее дружно заторопились к выходу. Признанного здоровым пациента увел Лука, а Батовский, исполняя роль гостеприимного хозяина, встал у выхода: – Прошу, господа, прошу! Чем богаты, тем и рады, отведайте, что бог послал. Когда идущий последним Фогель поравнялся с ним, Модест Давыдович не удержался и спросил его: – Что, дражайший Карл Карлович, не подтвердилась версия о посланце грядущего? Рыжий полицейский неожиданно улыбнулся в ответ и пожал плечами. – Да уж, говоря по совести, такого афронта я не ожидал! – Но неужели вы и впрямь полагали, что эта басня о путешествии во времени может быть правдой? – Нет, конечно! Я как раз был уверен, что этот человек из пропагандистов, коих много развелось в последнее время. Просто в картотеке его нет, задержать особо не за что, а вот в вашем бедламе подержать, пока все не выяснится, показалось мне весьма привлекательной идеей. – Погодите, вы что же, хотели использовать мою больницу как узилище? – возмутился Батовский. Но довольный Фогель уже ушел, насвистывая, оставив доктора возмущаться коварству полиции в одиночестве. Быстро покончив с формальностями, исправник велел старосте и священнику отправляться восвояси, прихватив с собой нежданно-негаданно обретенного односельчанина. Тот тем временем сдавал больничный халат и кальсоны с тапками и получал назад свои вещи. Последних было немного, и выглядели они, мягко говоря, непрезентабельно. Странные узкие штаны, более всего похожие на кальсоны, но из грубой ткани и с нашитыми на заду карманами, и узкая пятнистая рубаха с короткими рукавами. Постирать их после болота, конечно же, никто не удосужился, слава богу, хоть просушили. Обуви, верхней одежды или шапки на нем не было, очевидно утонули в трясине. Быстро переодевшись, Дмитрий вопросительно посмотрел на свои босые ноги. – Поторапливайся, – буркнул ему дворник. – Это все? – Все, в чем был, – отрезал седой здоровяк. – Послушай, как тебя, Лука, – нерешительно спросил Дмитрий, – босиком-то холодно, можно хоть тапки оставить? – Ишь чего захотел! Не положено! – Слушай, старый, на то, что положено, давно наложено. Ну, чего тебе стоит, сделай по-братски? – Иди отсюда! Сказано это было таким безапелляционным голосом, что просить или спорить расхотелось. Поэтому Дмитрий, морщась, когда под босые ступни попадали камешки, пошлепал к выходу, к ожидавшим его старосте и попу. К воротам тем временем подъехала запряженная парой коней пролетка с какими-то важными господами, и сопровождавший его дворник тут же засуетился, позабыв про подопечного. Открыв калитку, он вытянулся во фрунт и, приложив два пальца к козырьку, отдал честь. Два молодых человека в военной форме тут же выпрыгнули из экипажа и, подав руки, помогли выйти ехавшей с ними барышне. Та, грациозно ступив на грешную землю, улыбкой поблагодарила своих спутников и вдруг увидела странного человека, беззастенчиво глазеющего на нее. Вид его был так нелеп и вместе с тем забавен, что девушка не удержалась и звонко рассмеялась, прикрывая рот ладошкой, одетой в лайковую перчатку. Ее спутники поначалу удостоили оборванца совсем недобрым взглядом, но затем, рассмотрев хорошенько, тоже принялись смеяться. Дмитрий же продолжал стоять как громом пораженный, не в силах оторвать глаз от прекрасной незнакомки. Наконец, Лука заметил непорядок и сильно пихнул бывшего пациента, отчего тот отлетел кубарем. – Пшел прочь, дурень! – гаркнул дворник и снова вытянулся перед приехавшими. – Прошу, господа! Молодые люди, продолжая улыбаться, прошли внутрь, не удостоив больше взглядом забавного оборванца. Но вот ему выходка дворника не показалась забавной, и он подошел к закрытой уже калитке. – Ты нафига это сделал, старый хрыч? – с угрозой в голосе спросил он. – Иди отселева, убогий, – отмахнулся Лука, – а то вдругорядь не так еще получишь! – Ладно, встретимся еще на узкой дорожке, – пробормотал тот. – Эй, Митька, долго тебя ждать? – закричал староста, уставший ждать нового односельчанина, и тут же обернулся к священнику. – И чего ты, отец Питирим, вспомнил про эту Прасковью с ее ублюдком? – Сам, поди, знаешь, – буркнул в ответ поп. – Думаешь, выйдет? – Как Бог даст. – Ну-ну, – протянул Кузьма и велел подошедшему Дмитрию, – садись, паря, путь не близкий. Тот, не переча, запрыгнул в телегу и едва не провалился в устилавшем ее дно мягком сене. Расстроенный Модест Давыдович обедал совершенно без аппетита, чего нельзя было сказать о прочих присутствующих. Впрочем, долго это не продлилось, и вскоре радушный хозяин провожал членов высокой комиссии. Те, откушав, пришли в хорошее расположение духа и, отбывая, считали своим долгом сказать Батовскому несколько любезных слов, что, однако, не слишком улучшило его настроение. – Вас что-то беспокоит, коллега? – осторожно спросил его более внимательный Гачковский, когда начальство разъехалось. – Нет, благодарю вас. Ничего заслуживающего внимания, так – мелкие неприятности. – А о какой еще версии говорил господин Фогель? – осведомился Владимирский. – Да так, ерунда. Просто из-за созвучия названия деревни Будищево поначалу решили, будто этот самый Дмитрий кричал, что он из будущего! – Любопытно, и что же вы? – Как видите, к вящему моему сожалению, ничего подобного не выяснилось. – Простите, но как вас понимать? – напрягся коллежский советник. – Ну, посудите сами, Юлий Иванович, кем себя обычно воображают душевнобольные? Наполеонами, Цезарями, на худой конец, испанскими королями. Скучно! А тут, ни много ни мало, посланник грядущего! Впору диссертацию писать. – Ах, вы в этом смысле, коллега. Да уж, тут с вами нельзя не согласиться, прелюбопытнейший мог быть случай. – Кстати, а вы обратили внимание на его одежду? – осторожно спросил Гачковский. – Пустое, – отмахнулся доктор, – одежда, конечно, престранная, однако местные дворяне своих дворовых как только ни одевали. Этот самый старый барин, господин Блудов, капитан-лейтенант в отставке, в прежние времена куда как больше чудил. Однажды дошел до того, что велел пошить для дворни древнеримские хитоны и тоги. Представление захотел устроить для соседей, понимаете ли, из Плутарха! Причем весьма короткие, особенно для девиц. А тут кальсоны с карманами, подумаешь! – И чем все закончилось? – Что именно? – Ну, представление из Плутарха? – А, так, покуда он эдак со своими дворовыми чудил, все тихо было. Когда же он удумал деревенских баб в такое же переодеть, тут у него усадьба-то ночью и загорелась. Пока озадаченный врач раздумывал над превратностями судьбы старого помещика, в коридоре послышался шум, и через минуту в кабинет влетела очаровательная дочка земского доктора Софья со своими спутниками. – Папочка, мы тебе не помешали? – прощебетала она своим мелодичным голосом. – Просто, как оказалось, Николаше и Алексею Петровичу уже пора в полк, а они не хотели уезжать не попрощавшись. – Не смеем вам мешать, – откланялись Владимирский с Гачковским. Софи изобразила в ответ книксен, Модест Давыдович кивнул, а господа вольноопределяющиеся откозыряли. – Как хорошо, что вы зашли, дорогие мои, – растроганно заявил Батовский. – Вы, Николай, мне как сын, и я счастлив и горд, что вы с Алексеем отправляетесь воевать за правое дело! Я как врач, разумеется, не одобряю насилия вообще и войну в частности, но все же не могу не признать, что в данном случае она абсолютно оправданна и, более того, благородна! От всей души желаю вам вернуться домой живыми и здоровыми. Храни вас Бог, дети мои! Договорив, он обнял и расцеловал сначала Николашу, затем Лиховцева и, прослезившись, полез в карман за платком. Молодые люди также были смущены и растроганы, особенно Алексей. Софья в течение всего дня была неизменно ласкова с ним и вообще вела себя так, будто они уже помолвлены. Все это наполняло его душу таким восторгом, что он и думать не мог ни о чем другом, кроме своего счастья. Что ему война и все османские башибузуки разом, если его любит такая девушка! Его состояние настолько бросалось в глаза, что Николай попытался отвлечь внимание от своего приятеля. – Кстати, дядюшка, когда мы приехали, ваш Лука выпроваживал из больницы какого-то престранного субъекта. Верно, кто-то из ваших пациентов? – Да, я тоже обратила внимание, – подхватила Софья, – очень странный молодой человек. – А, так это тот самый «посланник грядущего», о коем мы давеча разговаривали с господином Иконниковым, – сообразил Батовский. – Вы его уже выписали? – Да. Его, изволите ли видеть, опознали, имя он вспомнил. Здоровье у него на зависть, так чего же его держать? Суммы, отпускаемые нашим ведомством на содержание больницы, совсем невелики, а частная благотворительность нынче направлена на дела балканские. – И кто же сей несчастный? – Некто Дмитрий Будищев, родом из одноименного села. – У него странный наряд для крестьянина, – задумчиво заметила Софи. – Да и для горожанина тоже, – засмеялся жизнерадостный Николаша. – Он из бывших дворовых Блудовых, – пояснил Модест Давыдович, – хотя я сразу это заподозрил. – А почему.