– И какую оценку вы поставили вашему брату на этот раз? – О, мадемуазель Гедвига, Мирон Гиршовский давно уже не нуждается в моих оценках! – Зовите меня просто Гесей, – попросила девушка, – а то когда вы называете меня мадемуазель, мне всегда кажется, что зовете кого-то другого. – А вот это, голубушка, совершенно исключено. Нет, я понимаю, конечно, что вас именно так и зовут, но ведь эдак и остальные могут догадаться о том, что им совсем не нужно знать. – Спасибо вам, Аристарх Яковлевич. – Не за что, моя дорогая. На другой день в палату к Лиховцеву пробрался Федька Шматов. Он уже почти поправился и готовился к выписке, а пока что как выздоравливающий помогал в различных хозработах по госпиталю. – Здравствуйте, барчук, – поприветствовал он сослуживца. – Федя, ты ли это? – удивился вольнопер. – Ага, я, – осклабился солдат. – И крест на груди, – заметил награду Алексей. – Ну да, я таперича егорьевский кавалер, да не просто так, а сам наследник-цесаревич его императорское высочество лично крест вручили! – Поздравляю. – Ага, благодарствую на добром слове. А как там у нас в полку, я слыхал, потери большие были? – Кажется – да, я, как видишь, сам был ранен и всех подробностей не знаю, но многих недосчитались. – Эх, беда-то какая… – Ты, верно, хочешь узнать про Будищева? – Точно так, барчук, хочу. Скажите, сделайте милость, как там наш Граф? – Боюсь, мало чем смогу быть тебе полезным. Помню лишь, что когда меня ранили, он был с нами. Гаршин и Штерн меня вытаскивали, а он остался прикрывать наш отход. Больше я ничего не помню… – Ничего, наш Граф и не из таких передряг невредимым выходил! – убежденно заявил Шматов. – Господь Бог не без милости, все ладно будет. – Ты глянь на Федьку, – раздался с одной из соседних коек насмешливый голос солдата с перевязанной рукой, – еще вчера щи лаптем хлебал, а как ему крест подвесили, сразу стал с вольноперами да графьями знаться! – Так его, видать, теперь самого в графы произведут, – зло отозвался безногий сосед с другой стороны, лишь недавно начавший вставать, потихоньку опираясь на костыли. – Если произведут, возьмешь меня в дворники? – Да какой из тебя дворник с одной ногой! – засмеялся первый. – Это точно, – пригорюнился одноногий, – теперь только на паперть! – Федя, – страдальчески морщась, попросил Шматова Лиховцев. – Мне, право, совестно просить, но ужасно чешется левая нога. Просто мочи нет, как чешется. Ты не мог бы мне помочь. – Да что вы, барчук, – в испуге отпрянул тот. – Ну, пожалуйста, что тебе стоит! – Ага, сейчас он на свалку побежит да у кобелей, которые за нее дерутся, отнимет, – злорадно заявил вольноперу сосед, – а потом почешет! – Федя, что он говорит? – Так это, барчук, – растерянно промямлил Шматов, – нету у вас ноги! Я думал, вы знаете… Во всякой армии, даже самой боевой, непременно бывает часть, которая принимает в сражениях весьма мало участия и лишь только обременяет своим присутствием действующие войска. В Рущукском отряде в числе таковых числилась скорострельная батарея штабс-капитана Мешетича. В самом деле, имея на вооружении новейшие скорострельные орудия Гатлинга – Горлова, она почти не принимала участия в боевых действиях. Генералы, выслужившие свои чины, сражаясь с англо-французами в Крымскую кампанию, а также отражая бесчисленные вылазки горцев на Кавказе, откровенно не понимали, что делать с этими новомодными штуками, и потому всячески от них открещивались. В любом сражении батарея Мешетича назначалась в резерв, с полным намерением ни при каких обстоятельствах ее оттуда не извлекать. За все время боевых действий батарея израсходовала едва ли сотню патронов для митральезы, что, принимая во внимание ее скорострельность почти в шестьсот выстрелов в минуту, дает представление о том, что в настоящем деле она так и не побывала. Хуже всего было то, что и сам Мешетич толком не знал, как можно использовать состоящие под его началом картечницы. При том что штабс-капитан с отличием окончил Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию генштаба. Нет, если бы его батарее случилось стоять в укрепленном лагере и отбивать массированные атаки турок, то они, несомненно, могли бы принести большую пользу, но в полевом сражении… Впрочем, место службы не выбирают, и бравый артиллерист продолжал надеяться, что случится нечто экстраординарное и ему представится-таки случай отличиться на этой войне. Правда, присланный к нему с предписанием подпоручик весьма мало походил на подобный случай. Вообще, Мешетич терпеть не мог такой тип офицера, яркий пример коего представлял собой Иван Иваныч Линдфорс. Про себя штабс-капитан сразу же определил его как батальонного адъютанта – самый ничтожный вид офицерика, какой только можно себе вообразить. И не при штабе, и не в строю, а так – ни богу свечка, ни черту кочерга. Армейский подпоручик, с дешёвым шиком и развязными манерами, был полной противоположностью холеному гвардейцу и генштабисту Мешетичу. – Так вы говорите, – недоверчиво переспросил он Линдфорса, ознакомившись с предписанием, – в Болховском полку удачно применили захваченную у турок митральезу, и теперь командование желает, чтобы мы переняли ваш опыт? – Совершенно справедливо, – махнул головой подпоручик. – И какой же системы был ваш трофей? – Кристофа – Монтиньи. – Вот как? Французам в последнюю кампанию они не слишком-то помогли… – У французов были Реффи, – имел наглость возра зить Линдфорс. – Калибр больше, стволов меньше. – А вы, как я вижу, имеете представление, – поджал губы штабс-капитан, сделав ударение на «представление». – Да, я интересуюсь военными новинками, – улыбнулся тот. – Настолько, что смогли разобраться в ее устройстве? – Ну, я и мои охотники – люди бывалые и в любом деле можем разобраться. – Вы командир охотничьей команды? – с невольным уважением в голосе воскликнул Мешетич. – Да, а что? – Нет, ничего-с. Ладно, пойдемте, я представлю вас офицерам батареи. Заодно и поужинаем. Будьте нашим гостем. – Со мной прибыл унтер-офицер… – Не беспокойтесь, о нем позаботятся. Сразу было видно, что Мешетич и его подчиненные давно находятся в тылу и успели обжиться на месте. Квартиры их располагались в довольно богатом доме бежавшего от русских войск местного аги, а во второй половине было устроено нечто вроде штаба пополам с офицерским клубом. Во всяком случае, обедали и ужинали господа офицеры именно там. – Раньше здесь стояла вся наша бригада, – любезно пояснил Линдфорсу хозяин, а теперь осталась только наша батарея. – Я распорядился, для вас приготовят комнату. – Буду весьма обязан, – обрадовался тот, – говоря по совести, я уж и забыл, когда ночевал в человеческих условиях. – Господа, позвольте представить вам подпоручика Болховского полка Линдфорса. Он только что прибыл с передовой, так что прошу любить и жаловать! – Поручик Ганецкий, – поднялся с места высокий офицер богатырского телосложения и кивнул безукоризненным пробором. – Подпоручик барон фон Розен, – проделал то же самое изящный молодой человек с несколько пресыщенным выражением лица. – Прапорщик Самойлович, – закончил церемонию представления коренастый крепыш. – Весьма рад знакомству, господа. Глядя на безупречные сюртуки переодевшихся к обеду артиллеристов, Линдфорс почувствовал, что ему несколько неудобно за свой потрепанный и давно не чищенный мундир, но присутствующие приняли это как должное, и вскоре он перестал смущаться. Поданные к столу блюда не отличались особой изысканностью, однако были, право же, недурно приготовлены, молодое вино весьма приятно на вкус, и, возможно, поэтому обед показался пехотному офицеру сказочным. – Какой превратности судьбы мы обязаны чести принимать вас у себя? – спросил Ганецкий после первой перемены. – Видите ли, э… – Андрей Константинович. – Иван Иванович, – представился подпоручик в ответ. – Так вот, уважаемый Андрей Константинович, в прошедшем деле на Аяслярских высотах нам посчастливилось захватить у турок картечницу, которую впоследствии мы весьма удачно применили для отражения вражеских атак. – Вот как? – Да, именно так… – А вот и баранина подоспела, отведайте, Иван Иванович, мало что мне нравится в здешних краях, но вот баранина действительно превосходна, да и вино, право же, недурное. – Благодарю, так вот… – Не торопитесь, подпоручик, у вас будет время рассказать нам обо всех ваших приключениях, – прервал их Мешетич. – В самом деле, господа, дайте же нашему гостю поесть. Наверняка он проголодался в дороге. Пока господа офицеры знакомились и обедали, прибывший с подпоручиком младший унтер-офицер с георгиевским крестом на груди, обняв винтовку турецкого образца, присел в тени. Некоторое время он просто сидел, прислонив голову к стволу дерева, затем закрыл глаза и затих. Подобное поведение сразу же привлекло внимание двух нижних чинов батареи, подошедших к нему поближе и ставших беззастенчиво его обсуждать. – Гляди, как давит, пехоцкий! – Силен!