– Граф Блудов? – Кажется – да. – Чудны дела твои, Господи! Наконец Нечипоренко притащил пойманную им лягушку и протянул Будищеву. Тот, к еще большему изумлению наблюдавших за его манипуляциями, не долго думая, разрубил ее пополам и пристроил половинку трупика к блестящей клемме. Затем плюнул на деревянную свайку, растер слюну и примотал к деревяшке провод. – Кто-нибудь, замкните контакт, – крикнул он внимательно наблюдавшим за ним морякам, закончив свои манипуляции. Один из них тут же щелкнул рубильником, и, когда Будищев начал тыкать свайкой в останки земноводного – случилось чудо! Под воздействием электричества ноги невинно убиенного животного стали дергаться, повергнув присутствующих в мистический шок. – Колдун! – только и смог охнуть матрос. Дмитрий же просто улыбнулся и сказал: – Готово! – А зачем лягушка? – спросил наконец-то пришедший в себя подпоручик. – Ну, – пожал плечами Будищев, – можно было и на причиндалы Нечипоренко кабель прицепить, только он орать будет громко… Мичман и остальные матросы, привлеченные любопытством к месту ремонта, очевидно, знакомые с действием электричества, согнулись от хохота и едва не попадали в воду. Неизвестно, сколько бы они еще продолжали смеяться, но тут сигнальщик, сидевший на невысокой вышке, протяжно закричал: – Турки! – Спасибо тебе, Господи! – прошептал Нилов и принялся командовать. – Разводить пары! Катер к бою! – А вот теперь, ваше благородие, – обратился к своему начальнику Дмитрий, – нам действительно пора! – Ты куда, Кулибин? – изумился, услышав эти слова, мичман. – Пока мы в гости к туркам не сходим, я тебя никуда не отпущу! – Как это? – Да так! Если эта проклятая мина опять не сработает, я тебя самого под их борт засуну! – Но, Константин, – встрепенулся Линдфорс, – нам ведь действительно пора! – Ванечка, милый, – голос Нилова стал вкрадчивым, – да разве же я тебя задерживаю? Поезжай, родимый, да кланяйся братцу Павлу Ивановичу. Давно его не видел, не забудь, пожалуйста… – Твою мать, – почти застонал в ответ Будищев, но было поздно. Несколько дюжих моряков бдительно следили, чтобы невесть откуда взявшийся гальванер[40] не сбежал ненароком. – Я с вами, – решительно заявил подпоручик, но надевавший набитый пробкой жилет мичман в ответ только покачал головой. – Мон шер, ну посмотри на наш «броненосец», куда я тебя засуну? Твой этот, как его, Блудов… – Будищев, – машинально поправил его Линфорс. – Да хоть, О’Бриен де Ласси, – засмеялся Нилов, – в общем, твой «гений гальваники» нам действительно может пригодиться. А что ты будешь делать, саблей турецкий монитор рубить? Так что, жди нас здесь, Ванечка, мы скоро! Рядовой Федор Шматов с тоской глядел на виднеющийся вдали турецкий берег Дуная. В отличие от румынского, он был довольно высок, крут, а местами даже обрывист. От мыслей, каково пришлось под турецким огнем переправлявшимся тут накануне солдатам, у него все съеживалось внутри. Но самое главное, он очень беспокоился о пропавшем приятеле – Будищеве. Ускакавший вместе с подпоручиком Линдфорсом Дмитрий пропал, как в воду канул. Что хуже всего, спросить о его судьбе было некого. Однако Федька все же старательно прислушивался к чужим разговорам, вдруг кто-нибудь упомянет о пропавшем товарище. – Да уж, несладко нашим пришлось, – вполголоса заметил стоявший неподалеку Лиховцев. – Вы правы, – напряженно ответил ему Гаршин. Шматов хотел было обратиться к вольноперам, но тут раздалась команда, и их батальон снова двинулся вперед. Посреди Дуная, ближе к румынскому берегу был небольшой островок, скорее даже просто отмель, под названием Чингинев. На него уже был наведен понтонный мост, по которому сейчас и шагали болховцы. Зайдя на остров, они тут же грузились на баржи, уже пришвартованные к маленькому колесному пароходику, предназначенному оттащить их на противоположный берег. – Поторапливайтесь! – скомандовал кто-то из офицеров. – Давай быстрей, не задерживай, – тут же откликнулись унтеры, понукая солдат. Те, впрочем, и сами, ничуть не мешкая, занимали места в баржах, и скоро первый батальон был готов к отплытию. Единственная труба парохода выкинула в небо густой клуб дыма, машина в его чреве забухала, и плицы колес начали мерно шлепать по водной глади. Концы, за которые баржи были ошвартованы к буксиру, натянулись, и маленький караван начал движение. Ширина Дуная в этом месте превышала версту, но пароходик тянул бодро, и их переправа скоро должна была закончиться, но тут раздался гудок, и люди стали встревоженно озираться, пытаясь понять, что происходит. – Турки! – вдруг закричал глазастый Штерн, и его крик тут же подхватили другие. Федор вместе со всеми посмотрел, куда показывал вольнопер, и сердце его обмерло. Наперерез их каравану по волнам шел довольно большой колесный пароход, на мачте которого трепыхалось красное полотнище с полумесяцем. – Здорово они нас подловили, – с каким-то злым и вместе с тем веселым ожесточением воскликнул Николаша. – Сейчас подойдут и перетопят как котят! – Ничего, наши не бросят, – неуверенным голосом возразил Лиховцев. Как будто отвечая на его слова, с румынского берега ударили пушки. К сожалению, прицел был взят неверно, и водяные столбы от падений снарядов встали довольно далеко от турецкого корабля. К тому же тот оказался не один – вслед за колесным пароходом, пыхая дымом, двигалось какое-то приземистое чудище. Потом сказали, что это был новейший бронированный монитор, построенный для турок в Англии. Но тогда этого никто не знал, и даже отчаянные храбрецы принялись креститься, ожидая неминуемой гибели. Впрочем, батареями русская оборона не ограничивалась. Рассекая острыми форштевнями волны Дуная, наперерез туркам уже летели русские минные катера. Вообще-то катер с совершенно небоевым названием «Шутка» был построен в Англии, для морских прогулок цесаревича Александра, но великий князь с началом войны передал его морякам. С кораблями на Черном море было так худо, что те были рады и катеру, тем более что у него был стальной корпус и довольно мощный паровой двигатель. Быстро переоборудовав для несения шестовых мин, его включили в состав Дунайской флотилии. К середине июня минные катера уже успели громко заявить о себе. И на Черном море, и на Дунае ими было утоплено несколько боевых кораблей турок, вселив в сердца остальных почти суеверный страх. Увы, мичман Нилов довольно поздно принял командование «Шуткой» и не успел еще отличиться, хотя желал этого со всей страстью. Он не слишком разбирался в новомодных гальванических штуках, и, возможно, именно поэтому загадочные манипуляции странного солдата внушили ему уверенность, которую он едва не утратил после предыдущей неудачной атаки. Направляемый твердой рукой своего командира, катер, постепенно убыстряя ход, двинулся в сторону противника. Из-под железного листа, прикрывавшего машинное отделение, слышался ритмичный стук и пыхтение, в такт которым утлое суденышко вздрагивало. Казалось, там сидит какой-то очень злой и сильный зверь, дрожащий от желания выпрыгнуть наружу и разодрать на части безумцев, решившихся потревожить его. – Не боись, пехоцкий! – осклабившись, крикнул Будищеву стоящий рядом с рулевым Нечипоренко. Тот стоял, одной рукой держась за борт, а второй сжимая винтовку, и материл про себя Линдфорса, Нилова, весь военно-морской флот Российской империи, но более всего себя самого. «Ну, вот на хрена я полез чинить проводку этим раздолбаям!» – приговаривал он про себя. Турки скоро заметили приближающуюся к ним опасность и открыли огонь из пушек. Однако их артиллеристы оказались не на высоте, и турецкая картечь летела куда угодно, только не в страшные катера гяуров. А вот русские батареи успели исправить прицел, и новые всплески встали гораздо ближе к противнику. Первым, как ни странно, отвернул монитор. Описав довольно большой круг, приземистый корабль усиленно задымил и двинулся к своим берегам, очевидно, не желая связываться с «сумасшедшими русскими». А вот на пароходе замешкались и начали поворот слишком поздно, так что «Шутке» удалось подойти к нему довольно близко. К тому же что-то произошло с пушками, и огонь на некоторое время прекратился. Впрочем, легче от этого атакующим не стало. Турецкий командир, сообразив, что что-то пошло не так, вызвал на палубу стрелков и приказал отогнать дерзких гяуров винтовочным огнем. От жужжания пуль сразу стало жарче, однако закусивший удила Нилов и не подумал прекратить атаку и лишь крепче вцепился в поручень. Вид палящих по нему турок неожиданно успокоил Будищева. Теперь ему было чем заняться, и солдат, зарядив винтовку, приложился к ней и выстрелил в приближающуюся громадину парохода. Хлесткий звук на долю мгновения перекрыл шум двигателя, и все как по команде обернулись на Дмитрия. Но тот, не обращая ни на кого ни малейшего внимания, снова загнал патрон в патронник и продолжил огонь. Правда, целиться с борта, прыгающего на волнах катера, было неудобно, и вряд ли это имело практический смысл, но сидеть без дела было совсем невозможно, так что Дмитрий, закусив губу, продолжал. Между тем борт турецкого корабля был все ближе, и можно было невооруженным глазом разглядеть бородатые рожи, поминутно прикладывающиеся к винтовкам денижей[41]. Как оказалось, особой меткостью они не отличались, так что пока русские моряки оставались невредимыми. А вот Дмитрию, кажется, удалось кого-то подстрелить, и бедолага исчез за бортом турецкого корабля, оглашая окрестности истошными криками. В этот момент османам тоже улыбнулась удача, и одна из пуль поразила матроса-рулевого. Но не успел тот, обливаясь кровью, сползти вниз, как перепрыгнувший через весь катер Нилов принял из его ослабевших рук штурвал и что было мочи заорал: – Давай! Здоровый как медведь Нечипоренко тут же ухватился за длинный шест, на конце которого была закреплена мина, и выдвинул его по направлению к вражескому пароходу. Еще секунда, и смертоносная адская машина скользнула под днище турецкого судна и, ударившись об него, привела в действие взрыватель. На сей раз электрическая цепь оказалась ненарушенной, и мина исправно взорвалась, подняв огромный столб воды, рухнувший с высоты на русский катер. К счастью, его котел и машина были защищены импровизированным гласисом из котельного железа, так что коварной воде не удалось затушить топку и лишить маленький корабль хода. На подорванном пароходе тем временем началась паника. Решив, что он вот-вот затонет, одни турецкие моряки принялись прыгать за борт, другие молиться, а третьи попытались спустить на воду шлюпки. Но на уходящей с победой «Шутке» ничего этого уже не видели, поскольку, развив полный ход, уходили от своего поверженного противника. – Ура! – радостно закричал Нилов, и матросы тут же подхватили его клич, а мичман продолжал, обращаясь к своим подчиненным: – Всех к крестам представлю! – Ваше благородие, – подал снизу голос матрос-кочегар, – тут это… – Что там еще? – Так это – тонем! – Как? Заглянув вниз, офицер увидел, что из-под решетчатого настила, покрывающего днище, внутрь катера поступает вода. – Хреново, – буркнул оказавшийся рядом с ним Будищев, – надо к берегу. – Ты бы не умничал! – взвился Нилов, которого бесцеремонность странного солдата все-таки начала откровенно бесить. – Лучше бери магеринг[42] да вычерпывай! – Чего брать? – изумился Дмитрий, но его уже оттеснили кинувшиеся вниз матросы. Буквально через несколько секунд они разломали настил и принялись споро вычерпывать прибывающую воду, передавая друг другу эти самые магеринги. – Давайте, братцы! – поторапливал их командир. – Если не будем мешкать, тогда глядишь и успеем. – Ага, если поторопимся. И это, к турецкому берегу ближе… – Пожалуй, – скрипнул зубами мичман.