– Не могу. Прости. Ты помнишь Лешку? – Лиховцева? – Да. – Конечно, помню. Это же друг Николаши, очень приятный и воспитанный молодой человек. У него еще была невеста, как ее… – Софья. – Да, кажется, Софья. Ты не знаешь, как у них все сложилось? – Никак. – Что?! – Никак, говорю, не сложилось. Увидев его без ноги, невеста тотчас выскочила за другого. – Какой ужас! – А его позвала быть шафером. – Это невозможно! Ты врешь мне. Не знаю почему, но ты, верно, хочешь сделать мне больно! – Нет, что ты. – Тогда зачем ты вспомнил об этом? – Просто он сказал тогда, что если нам суждено быть вместе, то мы будем. И нравится тебе или нет, то наша встреча – это знак судьбы. Ты ведь тоже хотела меня найти, не правда ли? – С чего ты взял?! – А зачем ты рассказала своим новым товарищам обо мне? Кстати, зачем ты вообще с ними связалась? – Это получилось случайно. А второе тебя вообще не касается! – Еще как касается. Помнишь, я говорил, что убью любого, если он будет угрожать тебе? – Они вовсе мне не угрожают. – Ошибаешься! Эти твои народники – полные отморозки. Рано или поздно они вляпаются в какое-нибудь дерьмо и утянут тебя за собой. – Они хотят только хорошего. Они борцы за народное счастье… – И готовы перебить половину этого самого народа, чтобы осчастливить вторую. – Как ты можешь так говорить? Ты же их совсем не знаешь! – Зато я хорошо знаю, чем все это кончится. – И чем же? – раздался от двери насмешливый голос. Гедвига и Дмитрий одновременно оглянулись и увидели стоящего в проеме Крашенинникова. Ипполит Сергеевич все это время с нескрываемым интересом прислушивался к их разговору, но в последний момент не выдержал и вмешался. – Дядя, тебя стучать не учили? – первым опомнился Дмитрий. – А я, некоторым образом, у себя дома. – Что?! – Что слышали. Я снимаю эту квартиру для госпожи Берг и, следовательно, являюсь здесь хозяином. – Это правда? – повернулся к девушке Будищев. Та не нашла в себе сил ответить и лишь затравленно молчала, прикрыв лицо руками. – Ну что же ты, голубушка, – продолжал адвокат. – Хоть бы дверь закрыла, ей-богу. – Вам не следовало так поступать, – глухо отозвалась модистка. – Да, – бесстыдно согласился Ипполит. – Не слишком красиво получилось, но я даже рад, что услышал все это. Не в каждом романе прочитаешь про такое! – Ладно, пошел я, – хмуро заметил Дмитрий, с неприязнью глядя на Крашенинникова. – Но вы так и не ответили, чем все это закончится? – Для кого как. – В каком смысле? – Очень просто. Ты этих дурачков, вроде Максима или Аркашки, на смерть пошлешь, а сам будешь в шоколаде. Такие, как ты, всегда в выигрыше. – Вы фундаментально ошибаетесь на наш счет! Мы – борцы за народное счастье и не боимся сложить головы за свои идеалы. И если надо будет, то и я, не колеблясь, положу свою жизнь на алтарь революции. А вы способны на такое? Вы сможете пожертвовать собой, чтобы уничтожить тирана? Дмитрий некоторое время не мигая смотрел на упивавшегося своим красноречием Крашенинникова. Громкие слова адвоката не произвели на георгиевского кавалера ни малейшего впечатления, но вот явно сквозившее в них обвинение в трусости показалось обидным. И Будищев не выдержал. – То, что вы собираетесь погибнуть, говорит лишь о вашем непрофессионализме, – с кривой усмешкой заявил он Ипполиту. – А теперь, если нет крыльев, посторонись. – Каких крыльев? – удивился тот. – А вот я тебя сейчас в окно выкину, тогда узнаешь, отчего люди не летают, как птицы! Дорога домой показалась графу Вадиму Дмитриевичу невыносимо долгой. Казалось, что лошади еле плетутся, кучер совершенно их не понукает, а колесные оси скрипят так, как будто не видели смазки со времен выхода из каретной мастерской. Но что хуже всего, ему мерещилось, будто каждый прохожий бездельник, всякий зевака, завидев блудовскую карету, тыкал в нее пальцем и говорил окружающим: «Смотрите, это едет первое посмешище на весь Петербург!» Наконец, экипаж остановился возле дома, и чиновник для особых поручений, сделав каменное лицо, прошел мимо вытянувшегося перед ним швейцара и поднялся по лестнице к себе. Сестра, услышав шум, вышла из своей комнаты и встретила его на пороге гостиной. – Ты сегодня рано, – немного удивленно спросила она, но, заметив выражение лица брата, всполошилась и озабоченно воскликнула: – Что с тобой, Вадим? – Вы еще спрашиваете?! – взвился тот и, может быть, впервые в жизни посмотрел на Антонину Дмитриевну с такой неприязнью. – Да скажи же ты, наконец, в чем дело? – Дело в вашем протеже, которого вы, непонятно почему, полагаете моим сыном! Выпалив это и дав, таким образом, выход своему раздражению, Вадим Дмитриевич неожиданно успокоился и смог присесть за стол, бросив на него цилиндр и перчатки. Сестра, которую совершенно не смутили ни его горячность, ни сказанные им слова, присела рядом. Помолчав несколько времени и убедившись, что брат успокоился, она положила руку ему на ладонь и мягко спросила: – Так что же все-таки произошло? – Ничего особенного, – буркнул тот, уже жалея, что дал волю чувствам. – Настолько, что ты бросил прием, прибежал домой и наговорил мне бог знает каких глупостей? – Прости, Тоня, но меня вывели из себя. – Кто? – Ну, ты, вероятно, слышала о графине Богарнэ? – Морганатической супруге герцога Лейхтенбергского? Да, слышала, причем весьма мало хорошего! – В действительности она еще хуже, – желчно усмехнулся Вадим. – Так зачем ты бываешь в таких местах? – Ну, милая моя, она теперь все-таки член императорской фамилии, а я по долгу службы вынужден бывать на приемах. Не думаешь же ты, что мы повстречались в бор… в неподобающем месте. – Хм, я действительно не думала до сего вечера, что ты можешь бывать в таких «неподобающих местах», особенно начинающихся на… – Не цепляйся к словам, сестрица! Я просто оговорился. – Пусть так. И что же случилось, когда ты встретился с графиней? – Она хлопнула меня по носу веером и громко сказала, что я, оказывается, в юности был шалунишкой! – И это все? – Если бы! Там был еще великий князь Алексей. Я рассказывал тебе, что он ведет себя со своей новой кузиной совсем не по-родственному? Как, впрочем, и она с ним. Так вот. Увидев меня, его императорское высочество громко фыркнул и громко повторил, к вящей радости собравшихся вокруг него бездельников: «Нам даже в графы и то не завлекательно»!