– А вот это и есть изобретатель! – с готовностью пояснил Барановский. – Что вы говорите? – удивился высокий гость и с любопытством подошел к пулеметчику. – Кто ты таков, братец? – Отставной унтер-офицер Болховского полка Дмитрий Будищев! – отрапортовал тот, вытянувшись во фрунт. – Кавалер? – продолжил расспрос великий князь, заметив георгиевскую ленточку, приколотую к пиджаку. – Так точно, ваше императорское высочество! – И за что же? – Я – бантист, – невозмутимо отвечал Дмитрий. – А первый – за то, что в атаке на турецкий пароход участвовал. – Это как же? – удивился августейший контр-адмирал, в прошедшую войну как раз командовавший русской флотилией на Дунае. – А вон у их благородия господина лейтенанта спросите, – кивнул в сторону офицера Будищев. – Это он тогда «Шуткой»[149] командовал. – Нилов, это правда? – обернулся великий князь. – Так точно, ваше императорское высочество. Он нам тогда гальванику на катере починил. – Так ты не только стрелок, но и гальванер, да еще и изобретатель? – Так точно! – Экий молодец! Не желаешь ли вернуться на службу? Во флоте такие умельцы нужны. Станешь прапорщиком по адмиралтейству, а я тебе протекцию составлю. Что скажешь? – Прошу простить, ваше императорское, – прикинулся простачком Дмитрий. – Но нам – ярославским – даже в графы и то не завлекательно! Алексей Александрович на какое-то время застыл как громом пораженный, видимо, пытаясь осмыслить дерзкий ответ. Потом, не найдя ничего лучшего, отрывисто захохотал. Присутствующие тоже деликатно похихикали, разве что Скобелев при этом смотрел на бывшего унтера оценивающе, Верещагин почти восторженно, а Барановский тайком вытирал пот. Нилов, единственный оставшийся серьезным, тем временем подошел к великому князю и что-то тихонько прошептал. – Так вот как, – удивленно пробормотал августейший моряк и уже иначе взглянул на непонятно откуда взявшегося изобретателя. «А ведь эта история, расскажи я ее в свете, может наделать немало шума, – подумал он про себя. – Да и Зинаиде должно понравиться». – Ну как знаешь, – барственно отозвался великий князь и обернулся к Барановскому: – Мне понравилось ваше изобретение. Можешь рассчитывать на мою поддержку. – Благодарю вас, ваше императорское высочество, – с чувством отвечал инженер. – Счастлив, что смог заслужить ваше благосклонное внимание. Однако осмелюсь заметить, что изобретателем является… – Вот и хорошо, – отмахнулся от объяснений контр-адмирал, весьма мало озабоченный проблемами авторских прав, и обернулся к своим спутникам: – Ну что, господа, угодил я вам? Тогда поехали. Белый генерал в ответ почтительно поблагодарил высокого покровителя. Вообще-то ему еще хотелось бы пострелять самому, но Алексей Александрович заторопился, а отстать от него в такой ситуации было бы крайне невежливо. Поэтому Михаил Дмитриевич, дав себе зарок поближе познакомиться и со странным отставным унтером, и с его изобретением, кивнув всем на прощание, последовал за великим князем. А вот не состоявший на службе Верещагин почтительно отказался от чести сопровождать великого князя и изъявил желание остаться, сказав, что хочет нарисовать небольшой этюд. – Ну как знаешь, – пожал плечами адмирал и велел кучеру трогать. – Дмитрий Николаевич, – облегченно выдохнул Барановский, когда высокие особы удалились. – Ты меня эдак до удара доведешь! – Или до заказа, – философски пожал плечами Будищев. – Возможно, что до того и другого, – не стал спорить инженер. – Да ладно вам, лучше скажите, какая нелегкая нас сюда принесла? Испытания же на носу, а мы тут цирк устроили на потеху публике. Слава богу, ничего не заклинило, а то бы греха не обобрались. – Ничего-то ты не понимаешь. Теперь, когда наш пулемет понравился великому князю, любая комиссия – просто формальность. Никто не посмеет возразить августейшей особе. – А вы говорили, что на флоте все решает Константин Николаевич, а он с племянниками не очень-то дружен. – Верно, но у него сейчас сложное положение, а потому он не станет с ними ссориться по пустякам. – Хороши пустяки! – хмыкнул Дмитрий. – Небось, тысяч триста планируете на заказе поднять? – Может, и больше, – загадочно улыбнулся Барановский. – Кстати, ты заметил, что везде упоминаю тебя как изобретателя? Помяни мое слово, будет твоя фамилия в названии новой митральезы! – А можно деньгами? – Скучный ты человек, Будищев! Меркантильный. – Это точно. Так что давайте так: пулемет – Родине, славу – вам, деньги – мне! – Гобсек! – Что? – наклонил голову отставной унтер и, прищурившись, посмотрел на своего недавнего работодателя. Затем, очевидно, решив, что первыми слогами все-таки было не «гомо», изобразил на лице нечто вроде улыбки. Оставшийся с ними художник тем временем присел на первый попавшийся валун и, держа на коленях папку с листами картона, по счастливой случайности прихваченную с собой, начал рисовать. Остро заточенный карандаш отрывисто заскользил по бумаге, и вскоре на эскизах стала появляться тренога с пулеметом, встревоженное лицо Барановского, скучающее – великого князя, и заинтересованное – Скобелева. Но особенно хорошо получился Будищев. На одном он стоял навытяжку, на другом стрелял из своей «адской машины», а на третьей – с дерзкой улыбкой разговаривал с адмиралом. Причем живописец отчего-то изобразил его не в пиджачке и картузе, а в солдатской форме, отчего вид у того получился еще более залихватским. Звонок на двери был старый, и для того, чтобы позвонить, требовалось как следует дернуть за висевшую снаружи ручку, после чего в квартире раздавался настоящий колокольный звон, способный пробудить и мертвого. По городу ходили упорные слухи о каких-то новомодных электрических звонках, привезенных неким ушлым купцом не то из Парижа, не то из Лондона, а может быть, даже и из далекой Америки, но пока что Гедвига Берг не могла себе позволить такой экзотики. Все-таки она простая модистка, хоть и довольно популярная. Впрочем, дела ее в последнее время шли лучше и лучше. Над заказами, кроме нее самой, трудились еще две портнихи, а помимо них, наконец-то появилась еще и кухарка. Вот только сейчас она ушла на рынок, и хозяйке пришлось идти открывать самой. – Кто там? – поинтересовалась она, прежде чем отворить. – Госпожа Берг здесь проживает? – раздался снаружи какой-то странно знакомый голос. – Да, – облегченно улыбнулась девушка, давно ожидавшая очередного клиента, и принялась отпирать запоры. Обитая зеленым коленкором дверь распахнулась, и перед модисткой предстал ее старый знакомый. Из той прошлой жизни, которую ей так иногда хотелось забыть. – Здравствуй, Геся. – Это вы? – вздрогнула она. – Неужели ты думала, что я тебя не найду? Девушка растерянно посмотрела ему в глаза и тихо спросила: – А зачем вы меня искали? – Может, ты пригласишь меня войти? – вопросом на вопрос ответил Будищев. – Да, конечно, проходите, – смешалась она. – А у тебя милая квартирка, – похвалил Дмитрий, оказавшись в гостиной. – Спасибо. Не угодно ли чаю? – Геся, перестань мне выкать, а то мне кажется, что ты разговариваешь с кем-то другим. – Но мы… – Мы с тобой давно знакомы, прошли войну, ты меня перевязывала, если помнишь. – Да. Вы правы… ну хорошо, ты прав. Но ты так и не ответил, зачем ты меня искал? – А сама не знаешь? – Нет. На лицо Дмитрия набежала тень. Некоторое время он молчал, как будто собираясь с мыслями, потом, наконец, решился и принялся говорить. Сначала короткими, будто рублеными фразами, потом все более увлекаясь становясь оттого красноречивым. – Геся, я люблю тебя! С того самого момента, как увидел впервые в Бердичеве. Ты тогда пришла проводить нашего Николашу. Я помню, в какое платье ты была одета; помню шляпку; длинные до локтя перчатки. Ты была самая красивая на том перроне. Послушай, я не виноват в том, что у вас не сложилось со Штерном. И уж тем более не виноват в его смерти. Меня тогда вообще в полку не было… – У тебя хорошая память. – Ты о чем? – Может, ты вспомнишь еще и о том, зачем врал, будто знал моего брата? – Геся, я же все тебе объяснил… – И ты думаешь, что этого довольно?! – А что я еще могу сделать? – Господи! Да оставь меня в покое!