– Так еще ничего не кончилось. – Вы думаете? – Знаю. – Это было бы очень печально. – Тебе-то какое дело? – Да так, – пожал плечами неудачливый чиновник. – Вы показались мне хорошим человеком, хоть и немного озлобленным. А как смело вы отвечали обвинявшим вас. Я бы так не смог! – Точно, – засмеялся Будищев. – Зашел во двор, а там двадцать собак – еле отгавкался! С вами бывает такое, чтобы очень хорошо начавшийся день вдруг, как по мановению волшебной палочки злобного колдуна, превратился черт знает во что? Вот с Максимом Евграфовичем Никодимовым – помощником околоточного – именно так и произошло. И началось вроде с мелочи, просто штабс-капитан Деревянко, придя на службу, как-то уж больно весело на него глянул – будто тот, прости Господи, в одних исподних на службу пришел. Затем – появился адвокат господ Барановских и попросил встречи с задержанным Будищевым. Это бы и не страшно, потому как ничего тот арестованному не пообещал и помогать не собирался, – это по унылому виду дебошира было заметно. Однако же острое чувство несоответствия кольнуло старого служаку в грудь. Чего это баре своего поверенного прислали ради мастеровщины? После этого городовой среднего оклада Ефим Ложкарев за каким-то бесом притащил к участковому артиллерийского офицерика. О чем они могли толковать, было решительно не понятно, все же – гусь свинье не товарищ, как и полицейский гвардейцу, а вот поди же ты! – Случилось чего? – подозрительно спросил Никодимов. – Да что вы, Максим Евграфович? – делано изумился тот. – Не лги, Ефим! – Да ничего не случилось, – не стал более запираться полицейский и доверительно подвинулся к начальнику. – А только чует мое сердце, поедет ваш свояк на каторгу! – С чего бы это? – Так ить мальчонку-то ученика он едва не до смерти покалечил! – Какого еще мальчонку? – Того, который в Петропавловской больнице лежит. Ожил болезный, да и показал, что мастер его избил. Стало быть, Будищевто его в отместку благословил. Вот оно как! – Да что же это такое! – вскипел оскорбленный в лучших чувствах старый служака. – Где же видано, чтобы почтенного человека бить можно было за то, что он неслуха уму-разуму поучил? – Так-то оно так, да только ведь поучить – это одно, а увечье нанести – совсем другое. А ну как малец калекой на всю жизнь останется? – Погоди, – старый служака помотал головой, будто отгоняя наваждение. – А кто же за этого сопливого вступится, чтобы Перфильева под суд отдать? – За ученика – никто, а вот у Будищева заступники нашлись, и коли дело быстро добром не кончится, так быстро все поднимут и по-другому повернут. – Да что же за защитники такие? – А эвон прапорщик барон Штиглиц пожаловали. Сказывают, что гальванер наш, еще когда на службе был, спас его от верной смерти! – Как это? – Вот чего не знаю, того не знаю, а врать не привык! Однако же чего бы в другом случае цельный барон в участок-то к нам заявился? – Погоди-ка, он из каких Штиглицев? – Из тех самых, Максим Евграфович! – Твою же ма… – поперхнулся на слове полицейский, увидев, как прапорщик выходит из кабинета, со всем почтением провожаемый штабс-капитаном. – Так я могу надеяться? – спросил молодой человек на прощание. – Конечно, барон, – наклонил голову Деревянко. – Обещаю, что с вашим протеже обойдутся со всей возможной в подобном случае мягкостью. Все же георгиевский кавалер. Защитник Отечества! – Честь имею, господа! – Всего доброго, Людвиг Александрович. Проводив артиллериста до двери, пристав ловко обернулся на каблуках и пристально посмотрел на помощника околоточного. Затем ухмыльнулся, будто тот и впрямь забыл дома шаровары, и, ни слова не говоря, вернулся к себе. И, наконец, будто всего произошедшего было мало, через пару часов появился еще один адвокат – по виду немец – и с еле уловимым акцентом поинтересовался, можно ли увидеть дознавателя, ведущего дело Будищева. – Как прикажете доложить? – почтительно спросил его полицейский. – Александр Гофман, поверенный «Банковского дома Штиглиц», – с достоинством представился тот. – Ефимушка, – слабым голосом позвал городового Никодимов. – Уж ты скажи их благородию, что мне дурно стало, да я домой пошел. – Конечно, Максим Евграфович, как скажете. А то, может, фельдшера кликнуть? – Да что он знает, коновал проклятый, – отмахнулся помощник околоточного надзирателя. – Отлежусь дома – даст Бог, поправлюсь. – Уж вы поберегите себя, а то ведь вам на следующей неделе экзамен сдавать! – Сам знаю. На следующий день Дмитрий стоял навытяжку перед штабс-капитаном Деревянко и преданно ел его глазами, как то и положено по уставу перед начальствующим лицом. – Ох и непрост же ты, отставной унтер, – немного насмешливо покачал головой офицер. – Так точно, ваше благородие! – гаркнул в ответ тот. – Буйствовать больше не будешь? – Никак нет! – Смотри, мне на участке драки не надобны. – Как прикажете! – Ну, полно дураком-то прикидываться! – посерьезнел пристав. – Если с завода погонят, чем заниматься будешь? – Не погонят! – Вот как? – Сам уйду, ваше благородие. Поработал на хозяев, и будет. – Ты грамотный? – Читать-писать умею, – не стал вдаваться в подробности своего образования Будищев. – И выглядишь вроде благообразно, – задумчиво, как будто про себя, пробормотал Деревянко. – Может, в полицию пойдешь? – Никак нет! Покорно благодарю, ваше благородие, но не желаю. – Как знаешь. Кстати, а что у вас ночью в камере произошло? – Не могу знать! – А если серьезно? – Если серьезно, несколько особо бестолковых ночью до ветра пошли и в темноте зашиблись. – Раз эдак по восемь? – Я же говорю, бестолковые! Пошли бы по очереди – глядишь, и управились бы, а они разом поперли, вот друг дружке и помешали. – Складно врешь, братец. – Хотите – побожусь? – Не стоит имя Господа всуе поминать. Ладно, можешь идти. – Ваше благородие, дозвольте спросить? – Что еще?