– Проблемы? – Не стоят вашего внимания. Лучше скажите, что вам угодно? – Так я это, вещички у вас оставлял в переделку. – Господи! – всплеснула руками портниха. – Я совсем не узнала вас в мундире! Простите великодушно, но в нем вы выглядите совершенно иначе. – Я заметил, – усмехнулся в ответ Дмитрий. – Как по гражданке – меня ни один офицер в упор не видит, как по форме – так и норовит в рыло въехать! – Но вы обещались прийти еще на той неделе… – Простите, так получилось. Но надеюсь, с моим барахлом все в порядке? – Конечно, но… – Тогда давайте примерим? – Извольте. Переодеться можно за ширмой. Через пару минут Будищев облачился в перешитый на него костюм и встал перед зеркалом. Как выяснилось, Анна прекрасно знала свое дело, и пиджачная пара сидела на нем как влитая, а манишка и вовсе выглядела великолепно, придавая своему новому владельцу шикарный вид. Лаковые туфли со штиблетами, на которые он сменил свои сапоги, заканчивали образ, и только картуз категорически выбивался из него. – С таким костюмом вам надобно носить котелок, – мягко улыбнулась портниха. – И галстук хорошо бы другой. – Да я в них ничего не понимаю, – развел руками молодой человек. – Боюсь, выберу какую-нибудь фигню, и выряжусь как дурак. – Ну, это не сложно. Во-первых, обратите внимание на фасон. Нынче носят… – Послушайте, а может, вы мне поможете? – Что, простите? – Ну, давайте прогуляемся до магазина, благо здесь недалеко. А то мне приказчик наверняка ерунду подсунет. За это с меня кофе. – Как вы смеете! – вспыхнула Анна. – Я приличная женщина и не позволю… – И в мыслях не было! – изумился Будищев. – Да что с вами такое? Но портниха, и без того уже взведенная визитом к соседке, не выдержала и, присев на краешек скамьи, тихонько плакала. – Да, я – вдова, – сквозь слезы говорила она. – Да, я живу одна и за меня некому заступиться, но это не значит, что… а тут еще это… Обычно Дмитрий не выносил женских слез и старался избегать ситуаций, с ними связанных, но еще он умел различать пустой плач взбалмошных девчонок, не получивших очередную игрушку, от искреннего горя доведенных до отчаяния людей. И к тому же он умел слушать. Через несколько минут он знал нехитрую историю жизни Анны. Еще совсем молоденькой девушкой ее выдали замуж за пожилого чухонца, занимавшегося мелкой торговлей. Жили они неплохо, но детей у них не было. А когда муж умер, его родня обобрала неопытную вдову и едва не пустила по миру. К счастью, она умела шить и смогла жить этим, избежав многочисленных соблазнов более легкого, но при этом – постыдного заработка. Правда, мадам Ряполова не теряла надежду завлечь ее в свои сети, для чего не единожды ссужала мелкими суммами. Обычно Анны всегда аккуратно расплачивалась, но в этот раз едва не попала в кабалу. – Вот что, Аннушка, – мягко сказал Будищев, дослушав ее исповедь. – Сейчас ты умоешься, а потом мы с тобой прогуляемся к магазину или лавке и выберем мне таки этот проклятый галстук и шляпу, или как ее – котелок. Ну, а потом посмотрим, как помочь твоему горю. Я таких «повелительниц Тьмы», как эта старая выдра, много в своей жизни видел – и не таких еще обламывал. «Линдстремъ и сыновья» когда-то являлся простой галантерейной лавкой, основными клиентами которой были жены приказчиков да шившие на дому портнихи. Но время шло, и один из внуков первого Линдстрема, прибывшего в Петербург из Гамбурга в блистательный век Екатерины Великой, решил, что ему тесно в рамках дедовского предприятия. Дом, в одном из крыльев которого ютилась их лавка, был полностью перестроен. Вместо угрюмых стен с подслеповатыми окошками появились широкие зеркальные витрины. Узкие проходы между прилавками сменили широкие залы, ничуть не менее помпезные, нежели в каком-нибудь дворце. А вместо деревянных болванов теперь стояли самые настоящие манекены, одетые с такой изысканностью, что, говорят, какой-то горячий черноусый господин, приехавший откуда-то с юга Империи, едва не посватался к одному из них, а когда ему стали объяснять, что это всего лишь чучело, не верил и грозился украсть. В общем, можно было, не кривя душой, сказать, что галантерейный магазин «Линдстремъ и сыновья» был ничуть не хуже парижских. Поэтому не удивительно, что популярная модистка госпожа Гедвига Берг именно здесь покупала потребные для работы материалы. Обычно она приходила одна, но на сей раз с ней пришла подруга. Последняя, впрочем, почти не интересовалась покупками своей спутницы и вообще довольно сильно отличалась внешним видом от модистки. Одетая скромно, чтобы не сказать бедно, и почти без украшений она тем не менее держалась с таким достоинством, что всякому было понятно, что перед ним барышня из высшего общества. – Мадемуазель Берг! – радушно улыбаясь, воскликнул Порфирий Иванович Стеклов – довольно изящный брюнет лет двадцати восьми, одетый безукоризненно, но с тем дешевым шиком, который и отличает приказчиков от владельцев заведений. – Вы у нас так давно не были, что я уж думал – вы про нас забыли. – Неправда ваша, – с лучезарной улыбкой парировала модистка. – Я была у вас на прошлой неделе и брала аграманту, шесть аршин джерси[129] и бумажных кружев. – Разве? – Да-с. Просто вы были заняты той пышной дамой, как ее – мадам Поповой, а меня обслуживал мальчик[130]. – Какая досада, – развел руками приказчик. – Но теперь я свободен и готов служить только вам. Чего изволите? – Сегодня мне надобно атласу, аршин пять, не меньше. – С муаром? – Ну разумеется. И еще кружев, но только не бумажных, а шелковых и еще плюмажу. Только самого лучшего! – Как можно, сударыня, – оскорбился жрец Гермеса[131]. – У нас все – самое лучшее. – Вот и хорошо. А это что? Ирина, посмотри, какие милые бонбошки! – Господи, какое мещанство, – скривила носик ее спутница. – Ты думаешь? – с веселой смешинкой в голосе переспросила Гедвига. – Значит, моим купчихам точно понравится! Заверните мне этих бонбошек из стекляруса[132]. – Как прикажете. Что-нибудь еще? – Да, мне нужен подарок, для одного почтенного господина. Что-нибудь скромное, но не пустяшное. Скажем, запонки или булавку для галстука. «Знаем-знаем, какому господину тебе подарок нужно сделать», – подумал про себя Стеклов, но вслух любезно заметил: – Теперь запонки и заколку принято носить в одном стиле, так сказать – гарнитуром. Извольте пройти в следующее отделение, мы вам что-нибудь подберем. А это… – Отправьте ко мне домой. Адрес вы знаете. – Как будет угодно-с! Все вместе они прошли в соседний отдел, где все витрины были увешаны образцами мужских аксессуаров. Запонки, заколки, портсигары, бумажники, перчатки, головные уборы всех форм и расцветок и бог знает что еще заполняли его пространство. – Вот извольте, только что получили-с. Тут, извольте видеть, лошадиная голова, а тут подковы. Все в одном стиле, но не одинаково. Последний крик Парижа. – И впрямь недурно. Как тебе, Ирина? – Лучше бонбошек, – слегка искривила тонкие губы барышня, что для нее обычно означало крайнюю степень веселья. – Мне тоже нравится. Заверните, пожалуйста, их мы возьмем с собой. – Прикажете в бонбоньерку[133], или, может быть, подобрать футлярчик? – В бонбоньерку. – Как прикажете-с! Приказчик отправился упаковывать покупку, госпожа Берг принялась с интересом осматриваться, игнорируя при этом подчеркнуто скучающую подругу. Тут глаз ее остановился на необычной паре, на которую поначалу она не обратила никакого внимания. Худощавая женщина, платье и шляпка которой знали лучшие времена, выбирала хорошо сложенному мужчине в недурно пошитом клетчатом костюме галстук. Правда, она не просила подать ей какую-либо новинку с витрины, а перебирала содержимое ящика, в который складывали вещи, уже вышедшие из моды. По-видимому, денег у них было немного, и потому незнакомцы старались сэкономить. Мадемуазель Гедвига ничего не имела против бедных людей, кроме разве того, что на них ей было не заработать. Так что, отметив профессиональным взглядом, что женщина ухитрилась выбрать неплохой вариант, модистка равнодушно отвернулась. Однако фигура молодого человека в костюме показалась ей смутно знакомой, и она снова повернулась к ним и едва не застыла, как громом пораженная, услышав его голос. – Блин, сколько мороки с этими галстуками, – с усмешкой заметил Будищев, думая, что его никто не слышит. – У моего папаши на все случаи жизни был один, да и то – потому что его пропить не получалось! – Пойдем скорее отсюда, – модистка судорожно схватила свою спутницу за локоть и попыталась уйти, не дожидаясь заказа. Но добилась лишь того, что привлекла к себе внимание. – Геся?! – резко обернувшись, спросил Дмитрий. – Извините, вы ошиблись, – сухо ответила та, поспешно увлекая за собой недоумевающую Ирину. – Геся, какого черта? – Молодой человек! – несокрушимой скалой встал между ними столь вовремя вернувшийся Порфирий Иванович. – Вы в приличном заведении, так что извольте не приставить к барышням, не то я городового кликну! – Извините, я, кажется, обознался, – процедил сквозь зубы Будищев, решив, что ударить франта в солнечное сплетение будет не самой удачной идеей. – А вам, мадам Анна, должно быть стыдно ходить с эдакими кавалерами! – напустился уже тот на ничего не понимающую вдову Виртанен. – Слышь, утихни! – Что? Да я, да я тебя… – Я спрашиваю, сколько с нас? – перебил уже набравшего воздух приказчика молодой человек. Появление в его руках довольно увесистого кошелька несколько сбавило накал страстей, и Стеклов, презрительно, но вместе с тем безукоризненно вежливо процедил: – Сорок пять копеек. Пожалуйте в кассу! Расплатившись, они вышли, но ни Геси, ни ее спутницы уже не было видно. По-видимому, барышни взяли извозчика и поспешно ретировались. Анна испытующе взглянула в глаза Дмитрия и несмело спросила: