Том вздрогнул и опасливо посмотрел на птенца, боясь, что тот снова пустит в ход свою силу. Сидни нырнул под ближайший куст и пискнул оттуда: – Спокойно! Друзья, давайте не будем ссориться! Даже дракон отодвинулся подальше от птенца. Феникс разинул клювик и стал тянуть нараспев: – Никого нельзя обижать! Нельзя обижать! Никого-никого… Решающий момент настал. Том понял, что сейчас всё зависит от него. Это его, а не Стража, феникс считает своей мамой. Его, а не Стража, обошли стороной всемогущие чары. Груз ответственности внезапно навалился на него всей тяжестью. «Феникс сделает так, как я скажу. Мир может стать таким, как хочу я». Ему совсем не хотелось быть как Ваттен. Не хотелось злоупотреблять силой феникса. Но в его руках была возможность исправить в мире всё зло… На мгновение у него закружилась голова. Одно дело – слушать поучения Стража, но совсем другое – ощутить это самому. Феникс внимательно смотрел на него. Так внимательно, как никто и никогда раньше. В глазах малыша было столько любви, столько доверия. Том чувствовал, что не стоит такого обожания. Ведь есть же люди, которые намного лучше. Те, кого фениксу точно стоило бы слушать. Но так уж сложились судьбы мальчика и птенца, что они оказались неразрывно связаны друг с другом. В голове у Тома, где-то очень глубоко, возник голос бабушки. Она прошептала: – Старайся оправдать ожидания любящих тебя – и ты сам удивишься, на что способен… И наваждение прошло. Откуда ему знать, что будет лучше для всего мира? Вдруг он своими стараниями сделает только хуже? Том поднёс мешочек с фениксом ближе к своему лицу. – Да, я сказал тебе, что никого нельзя обижать. Но когда ты усмиряешь других своей силой, это ещё хуже, чем обижать. – Я не хуже! – прочирикал малыш исподлобья. – Они дерутся. Они хуже. Том потёр висок. Учение Стражей насчитывает тысячелетия. Как объяснить его суть неоперившемуся птенцу? – Ты прав, драться нехорошо. Но если они дерутся, это их выбор. Когда ты заставляешь кого-то делать что-то против воли, это хуже, чем любая драка. Красные пёрышки сердито взъерошились: – Я не обижал. Я остановил их. Я повелитель! Ты слушать меня! Это было сказано с такой обидой, с таким возмущением, что Том приготовился быть сметённым силой феникса в тот же миг. Никак нельзя было допустить, чтобы источник такой силы потерял управление. Облизнув пересохшие губы, мальчик ответил: – Если ты повелитель, это не значит, что тебе можно всё. – Мне можно, можно! – Маленькие лапки стали пинаться внутри мешочка. И тогда Том сделал самую безумную и самую смелую вещь своей жизни. Ещё безумнее и смелее, чем войти в логово Всевидящего, рискуя собственной жизнью, когда феникс был ещё яйцом. Подняв птенца выше и посмотрев ему прямо в глаза, он ответил: – Нет. Зрители затаили дыхание. – Пусти! Комочек перьев попытался вырваться из его пальцев. Но Том продолжил. Вложив в свой голос всю силу убеждения, на какую был способен, он сказал: – Подожди. Послушай маму… Малыш повернулся к нему. Маленькие глазки были полны гнева. Круглые и блестящие, как чёрные камешки, они смотрели прямо не мигая. Том видел в них отражение своего испуганного лица. Он спросил: – Ты любишь маму? Феникс молчал. Том не смел шелохнуться. – Мама меня любил? – требовательно пропищал он. – Да, – ответил Том, и это была правда. Он утвердительно кивнул головой. – Да, люблю. – И я люблю маму. Том мысленно вздохнул с облегчением, но знал, что радоваться рано: – Тогда ты должен мне верить. Я знаю, тебе непонятно. Но использовать твою силу направо и налево нельзя. – Никогда? – растерялся феникс. – Если я скажу, что можно, – тогда можно. На мгновение мальчику показалось, что вся многовековая история Стражей сейчас провалится в тартарары из-за его неосторожных слов. Но феникс чирикнул: – Хорошо, мама. Земля ушла у Тома из-под ног. Он бессильно опустился на землю. – А папу? Любишь папу? – Люблю. Мы семья. – Тогда никогда нельзя делать то, что ты сегодня сделал с ней… с ним… с ней то есть… – Сдавшись, Том просто мотнул головой на Жэв. – С папой так делать нельзя никогда-никогда. – Хорошо. – И с Мистраль. – Хорошо. – А как насчёт старого доброго дядюшки Сидни, который обещает читать тебе много-много сказок на ночь, когда мы вернёмся домой? – послышалось из-за куста. Феникс посмотрел на Тома. Том кивнул, и птенчик прощебетал: – Хорошо, дядя Собачка. После этого птенец легко согласился никогда-никогда не применять свою силу и к дедушке Ху, и к дяде обезьяне. – Насчет обезьяны – это ещё не точно, – походя заметила Мистраль. – Ко всей семье, – настоял Том. Она усмехнулась и пристально посмотрела на него: – А ты повзрослел. – Дракон уважительно склонил перед мальчиком голову. – И ты прав. Как скажешь. Госпожа Квик зависла в воздухе на уровне лица Тома. Узнав феникса, она всплеснула крылышками: – Ваше всемогущество! – Да, перед вами свита вашего повелителя, – сразу нашёлся господин Ху. – Ой! А я в таком виде! Если б знать! Хозяюшка стала приводить в порядок своё неприглаженное оперение. Тигр сменил гнев на милость: – Ничего страшного. Надеюсь, теперь вы верите, что мы не причиним вам вреда. Жёлто-чёрная птичка спустилась на землю рядом с супругом. – Да, конечно. Позвольте, мне надо собраться с мыслями. Мастер Пик, подумать только! У нас в гостях королевская особа! – Она махнула крылышком в сторону феникса и Тома. – Поприветствуйте повелителя всех птиц. Он путешествует вместе с… семьёй, если я правильно поняла. – Да неужели? – прищурился хозяин, взмахнув хвостом. Птичка склонилась к мужу и добавила вполголоса: – Они городские. Вы же знаете, у них там всё по-другому. – Ну, если у них так принято, что ж поделать! – почесав голову, пробормотал мастер Пик. – Примите извинения, ваше всемогущество. Но сами понимаете, всегда лучше перестраховаться. Госпожа Квик нежно потрепала мужа крылом по макушке. – Нынче такой невоспитанный народ шастает по нашим местам… – Чу-хуай, например, – вставил господин Ху. – Вот как, значит, они себя называют? – Мастер Пик пожал плечами. – Мы здесь зовем их просто хулиганами. Есть ещё другие, так те вообще страхолюдины. Его жена шумно вздохнула: – В горах на них все жалуются. Они появились неделю назад. Забирают еду, запугивают местных… На птичку и мышь жалко было смотреть. Даже в свете луны было видно, как осунулись их мордочки. Видимо, сегодняшний набег на их жилище не был первым.