Для него же будет лучше. Орла все еще пыталась понять, почему Шоу пришлось умереть, когда в Его распоряжении было столько других трюков. Было ли это несчастное слияние Его желаний и их проклятого ружья? Может, Оно не знало, что у них есть такое оружие. Или, если это нечто поняло мрачный порыв Шоу, его желание покончить с собой, это могло быть исполнением желания. А может быть, кто знает, существо намеревалось устроить что-то совершенно другое, безобидное – встречу двух медведей, которые просто поборолись бы в снегу, поспорили и пришли бы к какому-нибудь выводу. Но каков был бы этот вывод? Уйти? Остаться? Бойтесь меня? Любите меня? Чай остыл. Но она осталась в кресле и держала в голове образы Тайко и Элеанор Куин, как они готовятся к празднику, к торжеству. Мои дети любят тебя. Мы придем помочь. Орла надеялась, что Оно оценит искренность, щедрость детей и все, чем они пожертвовали. Элеанор Куин проснулась от очень осторожного касания с ощущением, будто ей так и не удалось поспать. Затем Орла подняла Тайко, и он возмущенно взвизгнул. Его волосы торчали во все стороны, и только сейчас женщина поняла, что уже несколько дней не купала сына и не мыла ему волосы. Он сидел на матрасе, тер глаза, пока Орла одевала его во все теплое. Холодный воздух его быстро разбудит. Прежде чем выйти из дома, она надела им на шапки короны. – Мы идем на праздник? – спросил Тайко, наконец-то оживившись. – Да, пора – на наш специальный праздник. Для очень особенного дерева. И у нас есть для этого все необходимое. Она посмотрела на Элеанор Куин; девочка повернулась боком, чтобы показать: она готова, надела рюкзак. Тайко захныкал, когда они вышли на улицу, на холодный воздух. Прижался лицом к маминой куртке. Орла включила фонарик, а затем подняла его на руки. Все вместе направились к дереву. Орла никогда не бывала зимой на природе в такой глуши, да еще и ночью. Луна помогала им освещать путь, шлифуя ландшафт – посеребренный снег, стволы деревьев, словно свинцовые стволы ружей. Днем бывало, что в небе, высоко над ними, пролетал самолет, или они слышали что-то напоминающее грохот грузовика на далеком шоссе. Но теперь, когда вошли в непроглядную тьму, мир оцепенел. Даже птицы молчали, если не считать редких уханий осторожной совы. Воздух доносил до них слабый аромат горящего дерева – где-то разжигали костер. Сердце Орлы забилось быстрее, когда они подошли к линии деревьев. Ей было жутко входить туда, и на секунду она задержалась, запрокинув голову. – Глядите, – сказала Орла. Такая ясная ночь. Таким небом Шоу наверняка хотел изумить их. В городе звезды заменяли светящиеся окна. Они искали мосты и небоскребы, с которых можно было увидеть город издалека, сверху, с его неестественными созвездиями. Взглянуть наверх было все равно что стать свидетелем глубин бесконечности, невероятных расстояний, где галактика за галактикой раскрывали свои тайны. Их планета была крупинкой среди многих, их солнце – булавкой света. – Мы выглядим такими же мелкими для кого-то другого, – сказала она. И, возможно, там, высоко, действительно был кто-то похожий, с похожим видом и похожими желаниями, кто-то с такой же нывшей от боли душой, кто хотел сбежать. – Наверху есть люди, мама? – спросил Тайко. – На других планетах? – Может быть. Настолько далеко, что мы их еще не нашли. – Мы можем их навестить? – Не сейчас. – Ой, что это такое? – спросила Элеанор Куин, указывая на небо. Впервые за долгое время ее голос звучал радостно. – Смотрите, оно движется! Орла увидела движущуюся точку света. – Это, скорее всего, спутник. – Спутник! – Теперь Тайко проснулся окончательно. – Там, наверху, много спутников, для связи и погоды. – Орла уделила минутку, чтобы как следует разглядеть изумленные лица детей. Их спокойствие нарушил крик. Почти человеческий крик боли. Тайко напрягся у нее на руках и вцепился в шею. Элеанор Куин прижалась к Орле. – Мама? – спросила она. Существо снова взвыло, и на этот раз Орла была уверена, что это животное, а не человек. Она смотрела с Шоу видео на YouTube, чтобы познакомиться с местной фауной. Животные, как она узнала, умели издавать очень неожиданные звуки. Олень лаял. Даже белки могут злобно рычать. – Может быть, это лиса? – предположила она. Хотя на видео, когда милый неугомонный меховой шарик заполнил экран, его крик оказался милым, а не измученным. А тот снежный гибрид из зайца и лисы хотел, чтобы она вытащила его из укрытия, подняла и осмотрела, но она засыпала снегом его нору, похоронив чуть глубже. Неважно, что там было. Они должны были исчезнуть. Она взяла Элеанор Куин за руку и поторопила их в гущу леса, чтобы никто не успел сказать, что им лучше вернуться домой. 32 Тайко держал один конец длинной бумажной гирлянды, пока Элеанор Куин ходила вокруг дерева. Орла держала фонарик под углом к снегу у основания гигантской сосны. Она затаила дыхание, когда дочка пропала за широким обхватом ствола – было пугающе легко представить, что ее поглотила темнота. Тайко стоял бы и ждал, когда сестра подойдет, чтобы скрепить концы, затем начал бы терять терпение, если бы она не появилась… А Орла, отчаявшись, пошла бы по ее следам за дерево и обнаружила бы, что они исчезают на полпути. А гирлянда из картона лежала бы горсткой колечек на снегу. Но Элеанор Куин вернулась и торжественно взяла конец, который брат сжимал в рукавице. Орла сняла перчатки, чтобы выдавить полузамерзший клей на последнюю полоску бумаги, а Элеанор Куин сделала последнюю петлю и соединила концы цепочки вместе. – Идеально подошла, – сказала она и посмотрела на дерево с довольным выражением лица. – Как будто мы ее делали как раз по тебе. Орла разрешила Тайко подержать фонарик, пока они с Элеанор Куин утаптывали снег, делая ровный участок у подножия дерева. Он светил фонариком на бесконечный ствол, на бескрайний лес, ей в лицо, куда угодно, где это не помогало выполнить поставленную задачу. Но они не жаловались. Ей с Элеанор Куин не требовалось много света, чтобы достать из рюкзака толстые свечи. Они воткнули их в алтарь из притоптанного снега. Элеанор Куин передала маме большую коробку деревянных спичек. Когда Орла зажгла одну, вспышка мгновенно закрыла все остальное из виду. Свечи легко загорались, и она представила, что дерево – это нетерпеливый ребенок, который наблюдает, каким ярким становится его праздничный торт. Орла ощутила тепло, приятное чувство выполненного долга, уверенная, что дерево радуется их компании и усилиям, которые они прилагают. Она почти почувствовала, как его дальние ветви наклонились, чтобы взглянуть поближе. – Оно знает о нас? – спросила Орла у дочери. – Да, оно слушает, ему… любопытно. Кусок клеенки, которую она нашла в подвале, был не очень широким, но Орла положила его на снег так, чтобы он был повернут к свечкам. Как они и договорились, Элеанор Куин развернула большое полотенце и положила его сверху. – Кажется, все готово, – сказала Орла Тайко, готовясь забрать у него фонарик. – О-о. Ну, может, последний… Она начертила перчаткой на снегу круг. А внутри нарисовала звезду. Умирающая девушка нашла утешение в этом символе – может быть, и умирающему духу внутри дерева он тоже поможет. Природа. Это был символ природы, и, каким бы неестественным это все ни казалось, он все равно был частью окружающего их живого мира. – Пентаграмма? – спросила Элеанор Куин. – Может помочь. Не повредит. Орла села со скрещенными ногами на одной стороне полотенца, а Элеанор Куин – на другой. Тайко сел на колени к маме. Выключив фонарик, они с минуту сидели, глядя на полдесятка пылающих фитилей. Каждый из них танцевал под собственную музыку, и их движение, дразнящее тепло, приводило Орлу и детей в состояние покоя. Они резко охнули в унисон, когда над ними появилось нечто вроде светлячков, танцующих в ледяном ночном воздухе. Сверкающие капли огня между ветками переливались туда-сюда, то появляясь, то пропадая. – Светлячки! – воскликнул Тайко. Орла протянула руку. Когда искорка коснулась ее перчатки, она потухла. – Волшебство. – Элеанор Куин была полна благоговения. Орла решила, будто знает, что происходит: дух признал их и наконец-то общается так, как она понимает. С благодарностью. Они принесли с собой свет, любовь, и Оно благодарило их, отразив свет от свечей собственным колдовством. Орла почувствовала какую-то уверенность в дочери, когда та немного выпрямилась: на этот раз они делали все правильно. Они научились разговаривать. Сопрано Элеанор Куин росло как облачко дыма, сладкого и чистого: – Ти-ихая ночь. Свята-а-ая ночь…[10] Орла крепче обняла Тайко и стала медленно раскачиваться, подпевая дочке: – Все спокойно. Все светло… Сияние свечи сузило ее поле зрения до самого широкого основания дерева и вкраплений в сучках над ними. В ее мрачном воображении уши животных дрожали, а из темноты появлялись сверкающие глаза. – Спи-и-и в небесном покое. После нескольких повторов песни они погрузились в природную колыбель тишины. Элеанор Куин встала на колени и вытащила из внешнего кармана рюкзака приношение, надежно спрятанное в пакет для сэндвичей. На свободное место между свечами и пентаграммой она выложила три драгоценных крекера и три слегка подсохших абрикоса. – Мы делимся с Тобой тем, что имеем, – сказала Орла огромному дереву. – Это мало, но от всего сердца. Наверно… Ты знаешь, что у нас осталось не так уж много. Элеанор Куин прильнула к Орле, сосредоточившись на древнем дереве перед собой, и на чем-то более расплывчатом вне ее восприятия. – Дочь мне сказала, что ты умираешь. Мы хотим провести с Тобой эту самую долгую ночь, чтобы Ты знало, что это не конец. Нет истинного конца – Твой дух станет частью вселенной, в которой Ты родился. – Ему нравится, мама, – прошептала Элеанор Куин. – Не бойся. Для нас большая честь быть здесь, с Тобой, в последние дни Твоей долгой жизни. Прости за непонимание. Надеемся, что Ты тоже сожалеешь… – Голос надломился, и Орла на секундочку замолчала, чтобы успокоиться.