Они провели какое-то время, просматривая старые записи со стихами Шоу. Тайко особенно понравились глупые записки, которые никуда не вошли и из которых получались смешные рифмы. Когда дочь прикасалась к страницам, Орла видела: она читает между строк, вбирает в себя почерк отца. Иногда Шоу оставлял для нее записочки в коробке для обеда. Пока настроение не стало мрачным, Орла предложила перекусить, и вместе они побежали на кухню. Уборка стала веселым занятием… на несколько минут. Прятки им наскучили. Орла научила их некоторым танцевальным движениям, и это было весело… тоже примерно час. Отчаянно пытаясь найти новое занятие, Орла предложила детям охоту за сокровищами. Она все чаще стала думать о старике, который жил здесь раньше. Замечал ли он что-нибудь? Когда риелтор сказал им, что предыдущий жилец умер в доме, они предположили, что он был стар, но что, если тот человек, как и они сейчас, заперся из страха? Мог ли он умереть с голоду? Вдруг он оставил подсказку? Вместе с инструментами и книгами, которые они нашли в подвале, там была пара плотно запечатанных коробок. Она взяла их с собой, перерезала ленту и дала детям задание найти сокровища среди его бумаг. Пока они были заняты, Орла принесла из своей комнаты старые книги, включая книгу по местной истории, с наглядной, но недостаточно информативной фотографией, и просмотрела все еще раз. Может, старик собирал именно эти книги, потому что в каждой из них был кусочек головоломки? Элеанор Куин сложила фотографии, которые нашла, в аккуратные стопки, но Тайко ныл, что коробки скучные и в них нет ничего интересного. Орла тоже ничего не нашла в книгах – одни были в ужасном состоянии, их страницы склеились от плесени, а другие – совершенно не по теме. Из того, что смогла понять Орла, автор был либо актуарием, либо юристом со страстью к грибам и птицам. Потом, когда дети уснут, она собиралась исследовать шкафы и ванную комнату наверху: может, там есть потайной отсек, место, где тот, кто терял рассудок, прятал свои самые мучительные тайны. Несколько минут они сидели вместе, сгрудившись в кучу над стопкой старых фотографий. Орла не заметила никаких зацепок, хотя было несколько старых цветных и черно-белых фотографий, с изображенными на них частями гигантского хвойного дерева, которое возвышалось над поместьем. – Посмотрите, какие пушистые ветки, – сказала Элеанор Куин. Действительно, когда-то дерево с толстыми, крепкими ветками выглядело намного здоровее. По машинам на газоне Орла предположила, что фотографии были сняты в восьмидесятых – девяностых. Она засунула все обратно в коробки и отложила их в сторону, решив, что потом вернется и рассмотрит повнимательнее, на случай, если что-то упустила. Детям не хватало терпения, чтобы зацикливаться на каком-нибудь одном занятии надолго. За ужином они ворчали – никому не нравился безвкусный, строго порционный ужин Орлы. Без новых развлечений и телевизора дети спорили о том, какой из DVD-дисков посмотреть. Они устали от игр. Элеанор Куин не находила утешения в книгах. На следующее утро дети объединились единым фронтом, умоляя поиграть во дворе. Погода еще больше усложняла Орле дело: умеренная температура, чистое небо, свежий припорошенный снег, заманчивый пейзаж, манящий подобно витрине с пирожными в красивой глазури. Но она знала: Оно все еще опасно и только притворяется хорошим. «Нет» стало ее ответом на каждый вопрос. По-прежнему желая найти дополнительную информацию, Орла уселась в некрасивое, но удобное кресло, которое притащила к двери, чтобы не дать детям сбежать, и перечитала целую главу книги по истории деревни Саранак-Лейк. Именно там они нашли фотографию с лечебным домом. Книга мучила ее, дразнила той первой зацепкой, но Орла не обнаружила больше ничего, что могло бы объяснить происходящее. Жаль, что Шоу не смог выйти в интернет, чтобы узнать больше. Она не обращала внимания на детей, когда они огрызались, и не возражала, когда они решили устроить гонку по коридору наверху. Пока они топали над ней, Орла вернулась к фотографии лечебного дома и женщин, которые там когда-то останавливались. Внимательно осмотрела каждый сантиметр, чувствуя себя настоящим детективом, который прочесывает фото с места преступления. Могли ли эти женщины или другие, подобные, разрушать их жизни? Люди на фото выглядели настолько обреченными, настолько хрупкими, что было трудно представить их мучителями, даже в роли призраков. Она не знала, какие доказательства ищет, а их бледные лица не выражали ничего, кроме печали. Верили ли они, что это место их вылечит? Или знали, что их отправили сюда умирать? В особенности одна из них, самая младшая из группы, казалась слишком тощей для своей одежды. Когда Орла рассмотрела поближе, то поняла, что рука на зауженной талии – вовсе не жест, обозначающий желание позировать, а признак ослабленного состояния девушки. Она пыталась удержаться на ногах. Вдохновленная новыми подсказками, Орла вскочила на ноги и бросилась в студию Шоу. Нашла его увеличительное стекло в верхнем ящике стола и вернулась к креслу и книге. Дерево даже без лупы, несомненно, было тем самым, которое стояло за их домом. – Мама, можно съехать по лестнице? – Нет. – Можно сделать печенье? – Нет. Она услышала, как дети наверху фыркнули и через несколько секунд вернулись к гонкам. Орла позволила им, несмотря на то что шум действовал ей на нервы: может, это занятие их утомит, и они будут лучше спать ночью. Орла водила лупой, разглядывая одежду людей на фотографии. Самодовольное выражение лица мужчины. Дым из каменного дымохода. Раньше она этого не замечала, но ветви лиственных деревьев были голыми: значит, было холоднее, чем она думала. Представляя себе целебный климат для больных туберкулезом, Орла автоматически рисовала в своем воображении весну или лето с ярким солнцем и теплой погодой. Но, возможно, пациенты оставались здесь круглый год. А может, они приехали после первых заморозков, когда в воздухе было меньше аллергенов? Внезапно фотография наполнилась мелочами, которых она раньше не замечала. На входной двери висел венок. Люди, позировавшие для фото, стояли без верхней одежды, но мог ли быть уже декабрь? На нескольких женщинах были ожерелья с маленькими подвесками, которые под лупой становились крестиками. Тощая, самая болезненная на вид девушка держала в руке какую-то цепочку, но то, что на ней висело, было непохоже на крест. Изображение лишь сильнее расплывалось, когда Орла приближала лупу. Заложив страницу пальцем, она схватила книгу и побежала на второй этаж. – Я победил! – закричал Тайко, затаив дыхание, когда в коридоре появилась Орла. – Можно одолжить твой микроскоп? – спросила она дочку. Взволнованная тем, что появилось новое занятие, Элеанор Куин кинулась в свою комнату, брат побежал следом. Они сидели на полу у кровати, пока Элеанор Куин настраивала свой детский микроскоп. – На что будем смотреть? – спросила дочь. – Мне нужно изучить эту фотографию. Вот тут. – Орла открыла книгу и указала на предмет в руке девушки. – Можешь настроить на это место? – Конечно. – Можно посмотреть? – спросил Тайко. – После мамы, – ответила Орла, держа книгу ровно, пока дочка фокусировала изображение. Внезапно уверившись, что это имеет большое значение, она стала терять терпение, когда Элеанор Куин возилась с ручками. – Видно? – Это ожерелье. Кажется. – Ты видишь? Это было снято недалеко отсюда. Я уже рассказывала тебе – папа увидел дымоход, и мы нашли эту книгу. На нашем участке был лечебный дом, куда посылали людей, женщин, больных туберкулезом. – Что такое туберк?.. – спросил Тайко. – Это заболевание легких – оно затрудняет дыхание. – Орла наблюдала за Элеанор Куин, предполагая, что дочь может заметить какие-то не менее важные детали, возможно, даже за пределами фотографии. Элеанор Куин убрала книгу из-под микроскопа и поднесла фотографию очень близко к лицу. – Я хочу посмотреть! – взвизгнул Тайко. – Через минутку, это важно. – Орла повернулась к дочери. – Что-нибудь есть? Чувствуешь что-нибудь знакомое? – Может быть… только чуть-чуть… Я не знаю, мама. Возможно. – Можешь сказать, что на цепочке? Элеанор Куин подсунула книгу обратно под линзу: – Не могу… – Дай мне. Пожалуйста. В ответ на нетерпеливость в голосе мамы Элеанор Куин отодвинулась и подпустила Орлу к окуляру. Орла завинтила фокус, пока изображение не стало ясным. И охнула. Она была права – это был не крест, как на других женщинах. – Что такое, мама? – спросила дочка, сгоря от любопытства. – Звезда. В кругу. Это называется пентаграмма. – Это что-то значит? – Может быть. Что-то древнее и невидимое коснулось лопаток, и Орла вздрогнула. Молитвы Орлы о том, чтобы дети спокойно спали, остались без ответа. Тайко лежал на диване, пинался и кричал, вместо того чтобы почистить зубы. И хотя потом он настоял на том, чтобы спать в собственной постели, каждые пятнадцать минут выбегал, дабы потребовать что-нибудь: то воды, то найти пропавшую игрушку. Еще раз на горшок. Сказку. Еще раз помолиться за папу. Наконец он уснул со слезами на щеках. Элеанор Куин не закатила истерику, но и спать ложиться не хотела. Вместо этого она засиделась допоздна и смотрела фильм. Орла сидела рядом с ней на диване, все еще сжимая книгу по истории. Иногда снова листая ее, но слишком отвлеченная, чтобы читать. И хотя она хотела сделать заметки о припасенных воспоминаниях о язычестве, друидизме и викке, единственное слово, которое Орла записала, было «природа». Она знала почти наверняка, что природа применима ко всем трем, как, возможно, и к пентаграмме. Она рисовала звезду в круге. Снова и снова. С тех пор, как Орла опознала предмет в руке мертвой девушки, она почувствовала новое беспокойство. В комнате веяло паранойей, прохладой вопреки температуре на термостате, и она почти поверила, что увидела призрак девушки с фотографии. Наверху закашлялся Тайко. Им повезло, что дети до сих пор здоровы. Но, судя по отходившей мокроте, удача могла им изменить. Когда приступ утих, Орла невольно подумала о девушке, которую кашель, вполне возможно, буквально привел к смерти. Все, что она узнала, принесло только больше вопросов, а у нее не было других ресурсов для ответов, кроме собственного сбитого с толку мозга. Пентаграмма, насколько она знала, использовалась во многих религиях, но практиковалась ли в конце девятнадцатого века? Носила ли девушка ее в качестве украшения, или этот символ значил для нее нечто большее? По тому, как он свисал с ее руки, больше как четки, а не украшение, заставило Орлу думать, что эта веща была важна. И висела на ней неслучайно, в отличие от крестов на других женщинах. Или, может быть, это ничего не значило. Пока они не смогли сбежать, навсегда покинуть это место, Орла должна пытаться разгадать эту головоломку. Возможно, это было своего рода коротание времени и не сильно отличалось от выдуманных детьми игр; всем им требовалось какое-то занятие. Орла хотела проговорить с Элеанор Куин всю ночь, но дочь ворчала каждый раз, когда Орла мешала ей смотреть фильм. В конце концов заиграла музыка, изображение исчезло, и Элеанор Куин нажала кнопку «стоп». – Мы можем поговорить сейчас? – попросила Орла, жалея, что так отчаянно нуждалась в помощи девочки. – О чем? Может, Элеанор Куин просто переутомилась, но ее голос показался Орле раздраженным. Возможно, это было не лучшее время для разговора, но Орла не могла больше ждать. – Мы долго сидим дома. Ты чувствуешь, что Оно уходит? – Нет. Оно просто ждет. Это глупо. – Элеанор Куин хмыкнула и встала с дивана, собираясь подняться наверх. – Что значит «ждет»? Элеанор Куин? – Орла подскочила и прыгнула вперед, чтобы преградить дочери путь. – Не знаю. Но мы не можем просто сидеть дома вечно. Что мы делаем? – Я думала, мы договорились… – Ведь и так ясно: оно не хотело, чтобы мы уезжали. Это ты сказала, что мы не должны выходить из дома. – Это было для вашей безопасности…