Впрочем, Сесил пропустил слова Суизина мимо ушей. – Развод был одобрен английским парламентом, – напомнил он вежливо. – Мне говорили, что Елизавету учили протестанты, – не сдавался Суизин. Вот оно, подумал Ролло. Сесил улыбнулся. – Она повторяла мне много раз, что, если станет королевой, постарается сделать так, чтобы ни один англичанин впредь не лишался жизни за свою веру. – Хорошее намерение, – вставил Нед Уиллард. – Никому не нужно, чтобы люди продолжали гибнуть. Обычное дело для Уиллардов, хмыкнул про себя Ролло: все, что угодно, лишь бы жить спокойно. Граф Суизин, раздражаясь все сильнее, не отступался. – Католицизм или протестантство? Она должна выбрать, третьего не дано. – Не соглашусь, – откликнулся Сесил. – Она верит в терпимость. – Терпимость? – презрительно повторил Суизин. – И что мы должны терпеть? Ересь? Богохульство? Безбожие? Для Ролло гнев Суизина был вполне оправданным, однако чувства не могли служить заменой законам. У католической церкви имелось собственное мнение насчет того, кто должен стать следующим правителем Англии. – В глазах всего света истинной наследницей трона является другая Мария, королева Шотландии[13]. – Ничего подобного, – возразил Сесил, явно ожидавший услышать такой довод. – Мария Стюарт – лишь внучатая племянница короля Генриха, тогда как Елизавета Тюдор – его дочь. – Незаконнорожденная дочь! Снова заговорил Нед Уиллард: – Я видел Марию Стюарт, когда был в Париже. С нею самой я не беседовал, но был в одной из наружных зал Лувра, когда она проходила через них. Она высокая и красивая. – Что за ерунду ты несешь! – процедил Ролло. – Здесь-то это при чем? – Ей пятнадцать, – сказал Нед и пристально поглядел на Ролло. – Столько же, сколько твоей сестре Марджери. – С какой стати… Нед перебил, повысив голос: – Кому-то кажется, что девушки в пятнадцать лет слишком молоды, чтобы выбирать себе мужа, а тем более – править страной. Ролло резко втянул воздух, а его отец что-то неодобрительно пробормотал. Сесил нахмурился, сообразив, похоже, что слова Неда полны смысла, недоступного посторонним. – Мне рассказывали, что Мария говорит на французском и шотландском, – продолжал Нед, – зато по-английски и двух слов не свяжет. – Закону это безразлично, – ответил Ролло. – А все прочее? Мария помолвлена с принцем Франциском, наследником французского трона. Англичане не одобряют брак нашей королевы с королем Испании, а уж королеву, которая замужем за королем Франции, они примут еще враждебнее. – Решения о том, кому править, принимает не народ, – сказал Ролло. – Наверняка не обойдется без крови, а тогда народ может взяться за серпы и топоры, и к нему придется прислушаться. – Именно это я пытаюсь предотвратить, – заявил Сесил. Да, опасность существует, и она велика, мысленно признал Ролло. Прежде чем он подыскал ответ, снова подал голос Суизин: – Какая она, ваша Елизавета? Какая она в жизни? Я никогда ее видел. Сам Ролло предпочел бы и далее обсуждать важнейший вопрос престолонаследия, однако Сесил охотно воспользовался возможностью, которую открыл для него своим несвоевременным вмешательством граф Суизин. – Женщин образованнее, чем она, мне встречать едва ли доводилось. На латыни она изъясняется столь же бегло, как по-английски, а еще говорит на французском, испанском и итальянском и пишет по-гречески. Скорее всего, признанной красавицей ей не быть, но она умеет очаровывать мужчин, и те находят ее прелестной. От своего отца, короля Генриха, она унаследовала крепость духа и будет править твердо и решительно. Этот Сесил точно влюблен в свою Елизавету, подумалось Ролло. Но не это главное. Противникам Елизаветы приходилось полагаться исключительно на крючкотворские доводы, потому что иных оснований спорить почти не имелось. Выглядело так, будто Елизавета достаточно взрослая, достаточно мудрая и достаточно решительная для того, чтобы править Англией. Быть может, она протестантка, но ей хватает ума это скрывать, а доказательствами католики не располагают. Протестантка на троне – такая мысль привела Ролло в ужас. Она, конечно же, станет преследовать католические семейства. И Фицджеральдам уже никогда будет не оправиться от подобного удара. – Что ж, – сказал Суизин, – если она выйдет замуж за доброго католика, который будет держать ее в узде, можно, пожалуй, и согласиться. Ролло поежился, постаравшись, чтобы движение не бросилось в глаза. Граф же противно захихикал: должно быть, ему вообразилось, как он обуздывает принцессу. – Буду иметь в виду, – сухо ответил Сесил. Тут прозвонил колокольчик, созывавший гостей за стол, и опальный сановник встал. – Я прошу лишь, чтобы вы не спешили с умозаключениями. Дайте принцессе Елизавете проявить себя. Он и прочие вышли из комнаты, а сэр Реджинальд и Ролло задержались. – Думаю, мы вывели его на чистую воду, – сказал Реджинальд. Ролло покачал головой. Временами ему хотелось, чтобы отец обладал более изворотливым умом. – Сесил еще до своего приезда к нам знал, что верные королеве католики вроде тебя и Суизина никогда не поддержат Елизавету. – Наверное, ты прав, – согласился отец. – Уж об этом-то его должны были известить. – А еще он умный человек. – Тогда зачем он сюда приехал? – Я себя спрашиваю о том же, – признался Ролло. – Сдается мне, он приехал оценить силы своих врагов. – Ого! – воскликнул отец. – Смело, смело. – Пойдем за стол, – подвел итог сын. 5 Нед не находил себе места. Он не мог дождаться, пока гости насытятся и напьются, и весь извелся в ожидании игры в «Поймай оленя». Однако в тот самый миг, когда со стола убрали сладости, мать перехватила его взгляд и поманила к себе. Он заметил, что она оживленно беседует о чем-то с сэром Уильямом Сесилом. Рядом с посланцем Елизаветы Элис Уиллард казалась весьма дородной, в своем пышном платье кингсбриджского алого шелка, расшитом золотыми нитями, и с медальоном Приснодевы на шее, который она носила, чтобы избежать упреков в протестантстве. Неду очень хотелось притвориться, будто он не заметил движения материнской руки. Игра начнется, покуда слуги будут убирать со стола, а актеры станут готовиться к пьесе. Юноша не знал и не догадывался, что задумала Марджери, но был полон желания это выяснить. Впрочем, Элис была не только любящей, но и суровой матерью, неповиновения она не потерпит, так что придется идти. – Сэр Уильям хочет тебя кое о чем расспросить, – сказала мать. – Польщен, – вежливо и коротко ответил Нед. – Расскажи мне о Кале, – попросил Сесил. – Насколько понимаю, ты только что оттуда? – Я уехал за неделю до Рождества, а домой вернулся вчера. – Вряд ли мне нужно объяснять вам с матерью, насколько этот город важен для английской торговли. К тому же тот факт, что мы владеем малой частью Франции, тешит наше самолюбие. Нед кивнул. – А французы из-за этого сильно злятся. – Пусть их. Скажи, какой настрой проживающих там англичан? – Обычный. – Нед пожал плечами, ощущая растущее беспокойство. Сесил расспрашивал его не без причины, должен быть какой-то повод. Кстати, и матушка глядит непривычно хмуро. Ладно, разберемся. – Когда я уезжал, они продолжали праздновать поражение французов под Сен-Кантеном, в августе[14]. Они думают, что война Англии с Францией теперь уж точно их не коснется. – Мне бы их уверенность, – пробормотал Сесил. Нед нахмурился. – Кале окружен фортами – Сангат, Фретюн, Ньель… – А если эти укрепления падут? – перебил Сесил. – В самом городе триста семьдесят пушек. – Ты хорошо осведомлен. А люди осаду выдержат? – Еды запасено на три месяца. – Нед позаботился о том, чтобы выяснить все это перед своим отъездом: он знал, что матушка потребует подробный отчет. – Что происходит, мама? – спросил он, поворачиваясь к Элис.