Элис нисколько не устрашилась этой угрозы. – Что ж, церковь пыталась вернуть себе монастырское имущество, но парламент этого не допустил. – Богохульница! – Монахи раздобрели, сделались ленивыми и развратными, люди перестали их уважать. Вот почему король Генрих не встретил сопротивления, когда разорял монастыри. – Генрих был дурным человеком! – Епископ, я хочу быть вашим другом и союзником, поверьте. Но не стану обделять ради этого себя и свою семью. Аббатство отныне мое. – Чушь! – воскликнул Джулиус. – Оно принадлежит Господу! 2 Ролло купил выпить всем солдатам Барта Ширинга, прежде чем те поднялись на борт судна, которое отправлялось в гавань Кума. Для него это было весьма накладно, однако он стремился наладить хорошие отношения с женихом сестры. Он не хотел, чтобы бракосочетание сорвалось. Эта свадьба изменит к лучшему судьбу семейства Фицджеральдов. Марджери станет графиней, а если родит сына, тот со временем вырастет и сделается графом. И Фицджеральды сделаются наконец знатным родом. Впрочем, до этого мгновения было еще далеко, ведь помолвка – не венчание. Непокорная Марджери вполне способна отчебучить что-нибудь этакое, особенно если ее будет науськивать паршивец Нед Уиллард. Или же ее плохо скрываемое нежелание отвратит, отпугнет Барта Ширинга, заставит того разорвать помолвку в приступе уязвленной гордости. Потому Ролло щедро тратил деньги, которые были отнюдь не лишними, пользуясь возможностью закрепить дружбу с Бартом. Да, приходилось непросто. Как говорится, братство через брак нужно подкармливать лестью и подпаивать похвалой. Но Ролло был уверен, что справится. – Мой благородный брат! – воскликнул он, поднимая кружку. – Да укрепит Господь в Своей милости твою могучую длань и поможет тебе дать отпор гнусным французишкам! Эти слова всем пришлись по нраву. Солдаты одобрительно загомонили и припали к кружкам. Прозвонил колокольчик, давая сигнал к сбору. Солдаты поспешно допили вино и отправились грузиться на судно. Фицджеральды махали им с набережной. Когда судно скрылось из виду, Марджери с родителями двинулась домой, но Ролло предпочел вернуться в таверну. Там он приметил одинокого мужчину, который не веселился вместе со всеми, а тихонько сидел в углу и пребывал, похоже, в унынии. По копне черных волос и пухлым губам Ролло узнал Донала Глостера. Ему стало любопытно: Донал был слабаком, а слабаки порой оказываются полезными. Ролло купил две кружки пива и присел рядом с Доналом. Их разделяло слишком многое, от рождения до воспитания, чтобы они могли стать близкими друзьями, зато они были ровесниками и вместе посещали грамматическую школу. Подняв кружку, Ролло весомо произнес: – Смерть французам! – Они не будут вторгаться, – проворчал Донал, но от выпивки не отказался. – С чего ты взял? – Король Франции не в состоянии себе такого позволить. Они могут сколько угодно болтать о вторжении и даже устраивать набеги на побережье, но на полноценный флот, способный пересечь пролив, нужны деньги, которых у них нет. Ролло подумалось, что Донал, должно быть, знает, о чем говорит. Его наниматель, Филберт Кобли, лучше всех прочих жителей Кингсбриджа был осведомлен о стоимости кораблей; а поскольку вел торговлю с чужестранцами, то разбирался, не исключено, в запасах французской казны. – Значит, можно не тревожиться? – спросил Ролло. Донал фыркнул. – Приятель, ты смахиваешь на того, кто принес дурные вести, – сказал ему Ролло. – Правда? – Прости, если лезу не в свое дело, но… – Ты все рано узнаешь. Все узнают. Я посватался к Рут Кобли, но она мне отказала. Ролло изумился. Весь город думал, что Донал женится на Рут. Если уж на то пошло, было общим правилом, чтобы подмастерье женился на дочери своего хозяина. – Разве ты не нравишься ее отцу? – Я бы стал для него хорошим зятем, ведь дело мне по душе и я в нем разбираюсь. Но для Филберта во мне мало веры. – А-а… – протянул Ролло. Ему вспомнилась пьеса в Новом замке. Донал тогда очевидно наслаждался представлением и совсем не хотел уходить вместе с Кобли, которые публично возмущались кощунством актеров. – Погоди, ты же сказал, что тебе отказала Рут. Самому Ролло казалось, что девчонки должны быть без ума от Донала, с его-то волнистыми темными кудрями. – Она сказала, что я для нее как брат. Ролло пожал плечами. Глупость какая-то, честное слово. Донал с вызовом поглядел на него. – Я знаю, тебя не слишком интересуют девушки… – И мальчики тоже, если ты к этому клонишь. – Было дело, признаю. – Забудь. – Ролло искренне не понимал, почему все буквально сходят с ума по плотским радостям. Самоудовлетворение доставляло ему некое удовольствие, схожее, ну, с поеданием меда, но сама мысль о соитии с женщиной – или с мужчиной – вызывала брезгливое отвращение. Он бы согласился на целибат, а существуй до сих пор монастыри, подался бы, пожалуй, в монахи. – Повезло тебе, – продолжал плакаться Донал. – Как вспомню, сколько я пытался стать для нее подходящим мужем – притворялся, что мне не по душе ни выпивка, ни танцы, ни пьесы, ходил на их треклятые службы, беседовал с ее мамашей… Ролло ощутил, как по спине пополз холодок. Значит, Донал посещал «треклятые службы» протестантов? Кобли относились к той чрезвычайно опасной публике, которая считала, что вправе иметь собственное мнение о вере, но прежде никому не удавалось найти доказательства того, что они творят свои святотатства прямо тут, в Кингсбридже. Юноша постарался скрыть охватившее его возбуждение. – Должно быть, на этих службах тебе было совсем тоскливо, – сказал он, как бы проявляя сочувствие. Донал мгновенно спохватился. – Какие службы? Я хотел сказать – собрания. Служб они не проводят, это ведь ересь. – Понятно, понятно, – поспешил его успокоить Ролло. – Но закон не запрещает людям молиться вместе, читать Библию и распевать гимны. Донал поднес было кружку к губам, но потом снова поставил на стол. – Что-то я разболтался, – пробормотал он, и в его взгляде промелькнул страх. – Наверное, слишком много выпил. – Он с усилием поднялся. – Мне пора домой. – Не уходи, – попросил Ролло, которому не терпелось вызнать подробности о собраниях Филберта Кобли. – Допей хотя бы. Но Донал явно перепугался. – Нет, мне надо поспать. Спасибо за угощение. С этими словами он побрел к выходу. Ролло задумчиво пригубил свое пиво. Этих Кобли и их дружков давно подозревали в том, что они тайно устраивают протестантские моления, но они вели себя крайне осторожно и до сегодняшнего дня не давали повода для обвинений в неподобающем поведении. Покуда держали свои греховные мысли при себе, они не совершали никакого преступления. Однако собираться для протестантских молитв – совсем другое дело. Это и грех, и преступление, наказание за которое – сожжение заживо. Что ж, пьяный и оскорбленный в лучших чувствах Донал и вправду выболтал то, о чем бы следовало молчать. Жаль, что не удалось узнать побольше. Завтра Донал, конечно, будет все отрицать и жаловаться на чрезмерное количество выпитого. Так или иначе, эти сведения могут пригодиться. Надо, пожалуй, поделиться с отцом. Ролло допил пиво и покинул таверну. Домой он пришел одновременно с епископом Джулиусом, который, похоже, явился к отцу. – Мы хорошо проводили наших солдат! – весело сообщил юноша епископу. – Вот и славно, – пробурчал Джулиус, поглощенный своими мыслями. – Мне нужно поговорить с сэром Реджинальдом. Епископ как будто злился, но его раздражение, судя по всему, вызвали не Фицджеральды, а кто-то другой. Ролло провел Джулиуса в большую залу. – Сейчас позову отца. А вы пока присядьте к огню. Джулиус отмахнулся и принялся в нетерпении расхаживать взад и вперед по зале. Сэр Реджинальд наслаждался сном. Ролло разбудил отца и поведал, что епископ ожидает внизу. Реджинальд со стоном поднялся с кровати. – Налей ему вина, пока я одеваюсь, – попросил он сына. Несколько минут спустя все трое расселись на стульях в зале, и Джулиус не стал ходить вокруг да около.