– Сэр, агент Пендергаст считает, что мы должны отправиться в Мэн. – В Мэн? На кой черт? Одним гибким движением Пендергаст скинул ноги с шезлонга. – Сэр, – сказал он, наклонившись к телефону, – я считаю, что местные власти хорошо ведут следствие, а я бы хотел исследовать связь между двумя этими женщинами. – Связь? Судя по тому, что я видел, убийца выбрал ту могилу случайно. – Как мы можем быть в этом уверены? – А какая между ними может быть связь? – нетерпеливо спросил Пикетт. – Мы пока не знаем. Я подал запрос на эксгумацию тела миз Бакстер, но ее родители возражают. И… – И я не удивлен. Вы на что намекаете: что она не кончала с собой? Что ее убили? Это ваша «связь»? – Как я и сказал, ответ может дать только эксгумация. – Вам вполне хватит отчета патологоанатома и первичного вскрытия. Перестаньте сосредоточиваться на этом самоубийстве и забудьте идею об эксгумации. Вы должны расследовать убийство, которое произошло в Майами. Вы уже говорили с родственниками погибшей… как ее, Монтойя? – Монтера. Нет, не говорили. Но и я, и агент Колдмун читали расшифровку их беседы с местной полицией, и они… – Откровенно говоря, агент Пендергаст, именно подобных опрометчивых действий я и опасался. Вроде чартера частного джета, чтобы прибыть в Майами на двенадцать часов раньше. Пауза. Пендергаст ничего не ответил. – Даже если допустить вашу правоту, ваш приоритет явно в том, чтобы расследовать свежее убийство, а не самоубийство десятилетней давности в полутора тысячах миль от Майами. Я не могу утвердить вашу командировку в Мэн. Вы можете запросить в Мэне все необходимые материалы. Если найдете что-то, тогда летите. – Материалы, которые есть в Мэне, скорее всего, бесполезны… – Агент Пендергаст, это расследование будет вестись по правилам. А теперь… – Сэр, – вмешался Колдмун. – Я согласен с агентом Пендергастом. После секундной паузы голос из Нью-Йорка сказал: – Согласны? – Полиция Майами-Бич, похоже, тщательно ведет следствие и имеет всю необходимую поддержку полиции Майами. Тут есть окно возможностей. Думаю, мы должны им воспользоваться и проверить эту версию. – Но я уже сказал – выбор жертвы и могилы мог быть сделан случайно. – Я согласен с тем, что одна из двух составляющих может быть случайной, – сказал Колдмун. – Но сомневаюсь, что случайны обе. Похоже, письмо адресовано именно Бакстер. Следующая пауза стала еще длиннее. – Отправляйтесь с самого утра, – хрипловато произнес Пикетт. – И коммерческим транспортом. Но перед этим вы должны лично побеседовать с семьей Монтеры. – Ясно, сэр. – И еще, агент Колдмун. Я не хочу, чтобы вы торчали в Мэне дольше двадцати четырех часов, прежде чем сядете на самолет до Флориды. Раздался щелчок, и телефон отключился. Пендергаст медленно поднял глаза на Колдмуна: – Я думал, что вы не согласны с моим предложением. – А кто говорит, что я согласен? – Тогда почему?.. – Я заодно с моим напарником. – Агент Колдмун, я уверен, в вас есть неожиданная глубина. Колдмун пожал плечами. Потом поднял руку, останавливая проходящего официанта: – Принесите мне бутылочку «Грейн Белт», пожалуйста. Комнатной температуры, не охлажденное. – Он откинулся на спинку шезлонга и переплел пальцы. – Поскольку предполагается, что мы сейчас не при исполнении, я, пожалуй, выпью. 8 – No puedo dormir[10], – сказала миссис Монтера, промокая глаза рваным носовым платком. Она промокала глаза практически ежеминутно, с тех пор как Колдмун появился в маленькой квартире на Юго-Западной Одиннадцатой улице часом ранее, когда солнце начало погружаться в розовую дымку. Теперь все сидели за видавшим виды кухонным столом: Колдмун, плотно сложенная миссис Монтера и двое ее оставшихся детей – Николас и Арасела. Хотя Колдмуна иногда принимали за испанца, он не знал испанского языка, а еще меньше знал о кубинской культуре в Майами. Он почувствовал облегчение, когда, несмотря на армию детективов, прошедших сегодня через эту квартиру до него, Монтера приветствовали его, терпеливо ответили на вопросы и предложили накормить обедом. Он отказался раз, второй, но в конечном счете позволил подать ему конгри и тамале[11]. Он никогда не бывал в квартирах, выкрашенных в такие яркие тона и с таким изобилием распятий и всевозможных статуэток. В сравнении с этой квартирой дом его детства казался монохромным. Квартирка, несмотря на тесноту, имела ухоженный вид, и Колдмун чувствовал гордость в каждой малейшей детали: в том, как на полке над столом расставлены сковородки, в безукоризненной коллекции выцветших фотографий родни, давно уже ушедшей в мир иной. Родители миссис Монтеры, старые и слабые, оба спали в задней комнате, изнуренные скорбью, и Колдмуну не хватило духа потревожить их: его воспитали в традиции тиоспайе индейцев оглала[12], и он не хотел навязывать себя большой семье Фелиции Монтеры. К тому же он знал, что им нечего ему сказать. К сожалению, никто из них не мог сообщить ему почти ничего нового. Семья уже ответила на все те же вопросы, заданные им полицией, но они терпеливо пережевывали известные факты. Николас работал механиком в автомастерской неподалеку, а Арасела, потерявшая место бухгалтера, когда закрылся магазинчик, в котором она работала прежде, приносила деньги в семью, подрабатывая в качестве няни. Фелиция, самая честолюбивая из всех детей, работала дипломированной медицинской сестрой и уже прослушала необходимый курс для перевода ее в фельдшеры. Хотя у нее оставались друзья на Кубе, немало близких людей появилось у нее и в Майами; бо́льшую часть времени она проводила на работе в больнице или за учебой. Несколько остающихся свободных часов посвящала семье или бойфренду Лансу, пока они не расстались. Когда заговорили о Лансе, атмосфера за столом сгустилась. Николас что-то пробормотал по-испански себе под нос. Несмотря на откровенно враждебное отношение семьи к Лансу, они о нем почти ничего не знали. Фелиция явно не посвящала родню в детали своих отношений с парнем, а в дом она привела его только раз, и неприязнь проявилась сразу же, так что приглашать его во второй раз она и не пыталась. Они познакомились с Лансом полгода назад неподалеку от «Маунт-Синая», в клубе, где он работал «дверным», иначе – вышибалой. Два месяца назад его выгнали, а еще через две недели Фелиция с ним рассталась. И опять она не стала вдаваться в подробности, хотя и упомянула какие-то денежные проблемы, но Николас считал, что ее больше всего отпугнул нрав Ланса. – Он заходил, – рассказывал Николас, пока мыл посуду. – Деньги – всегда деньги. Иногда просил дать ему в долг немного, иногда просил вернуть долг. Даже когда они разбежались, этот comemierda[13] все равно заходил. – Он сплюнул в раковину. – Вы не знаете, когда они встречались в последний раз? – спросил Колдмун. – Она мне говорила – недели три-четыре назад. Он ее остановил у больницы. – Зачем? – Все то же. Заявил, что она должна ему какие-то деньги. Они поругались, она пригрозила вызвать полицию. – Николас покачал головой. – Как его фамилия? – Корбин. – Корвин, – поправила его сестра. – Не знаете, чем он теперь занимается? – Фелиция говорила, устроился работать в другой клуб. Кажется, называется «Эдж». – Это где? Николас задумался на секунду. – На Кейп-Корал. – Я полагаю, вы все это сказали полицейским? Николас и Арасела кивнули. Колдмун встал: – Спасибо, что еще раз прошли через это со мной. Я вам очень сочувствую, и мы сделаем все возможное, чтобы преступник предстал перед судом. Миссис Монтера, продолжавшая промокать глаза, попыталась было завернуть несколько тамале, чтобы дать Колдмуну с собой, но он мягко отказался. – Encuentra al hombre que hizo esto[14], – сказала она, пожимая ему руку. Выйдя на улицу, Колдмун отыскал «Эдж» в своем смартфоне, позвонил и попросил Ланса Корвина. – Он сейчас вроде как занят! – проорал голос, перекрикивая грохочущую музыку. – Попробуйте позднее. – Когда вы закрываетесь?