Повесть 7 августа Сегодня день моего рождения. В подарок от мамы я получил эту тетрадь. На вид она совсем обыкновенная, только очень толстая. Но на самом деле это не простая тетрадь: ее завещал мне папа. То есть это я говорю «завещал» потому, что папа погиб в бою у Витебска, а он просто сказал маме, когда уходил на фронт, чтобы она отдала мне тетрадь, когда мне будет двенадцать лет и я стану «сознательный». И сказал еще, что и ему в двенадцать лет мой дедушка, а его отец, подарил такую же тетрадь. Вот папа и начал описывать в тетради свою гимназию, товарищей, разные случаи из их жизни. И получилось так интересно, что потом его тетрадь ходила по всей гимназии и один учитель даже попросил ее у папы в подарок, потому что он сочинял книгу о гимназистах и хотел у папы что-то списать. И я тоже решил делать, как папа. Я решил записывать здесь все, что увижу или услышу. Конечно, не чепуху какую-нибудь, вроде того что Паша Воронов напутал в диктанте, а Лешу Винтика разрисовали на перемене мелком. Нет, я буду записывать только важное и то, что меня интересует. Я буду писать о наших ребятах в школе и ничего не стану сочинять: пусть все будет такое, как на самом деле. 1 сентября Сегодня первый день ученья, и я решил его описать в моей новой тетради. Я пришел в школу очень рано, задолго до начала уроков, но оказалось, что многие ребята пришли еще раньше меня — так всем хотелось поскорей опять увидеть нашу школу. Мы прямо не узнали ее — такая она стала нарядная, красивая. Все классы голубые и светлые, парты совсем как новые и вкусно пахнут краской, всюду развешаны новые карты, и по всему сразу видно, что война кончилась и наступил мир. Мы бегали по всем этажам, заглядывали во все классы, во все кабинеты, даже в учительскую забегали, хотя там уже собрались учителя. И преподаватели тоже все были нарядные: наша классная руководительница Ольга Петровна пришла в синем шелковом платье, почти таком же красивом, как у мамы. А Николай Митрофанович, географ, надел все свои боевые ордена: Красную Звезду, орден Отечественной войны второй степени и четыре медали. В этом году мы будем заниматься в новом классе, на втором этаже. Это очень большая комната с тремя окнами в сад. Все ребята сейчас же захотели сесть поближе к окну, и из-за этого подняли шум. Наверное, я за лето отвык от школы, потому что у меня в голове загудело от такого крика. Все здоровались друг с другом, рассказывали, как кто провел время, разглядывали разные редкости. Сережа Балашов принес горох со своего огорода, а Тоська Алейников мигом смастерил рогатку — и давай стрелять в ребят. Конечно, сейчас же в это дело вмешался Леша Винтик: он не может усидеть спокойно, когда что-нибудь такое затевается. Если собралась кучка ребят и балуется, там уж непременно вертится Винтик, что-то вынюхивает маленьким носиком и всюду хочет успеть. Винтик нарисовал на бумаге круги и развесил их на доске. — Расстояние десять и пятнадцать шагов. Стрельба только по целям, — объявил он. — Школа снайперской стрельбы открыта! Но тут прибежал Паша Воронов — в военной гимнастерке с подшитым белым воротничком. Глаза у Паши очень зоркие; он у нас председатель совета отряда и всегда все замечает. — Это что за снайперство в классе?! Кто хочет стрелять, пусть отправляется во двор, — сказал он. Но никому не хотелось уходить из школы. К тому же раздался звонок, и все, построившись по классам, пошли в зал. Мы начинаем учиться в год Победы. Весь мир мы освободили от фашистов. Теперь все смотрят в нашу сторону: что это за страна такая — поборола врагов, которых никто не мог побороть. Конечно, смотрят, как теперь мы работаем, как строим, смотрят, какая у нас молодежь, какие ребята. И мы должны показать, что мы тоже можем сделать очень много для своей страны, что мы можем работать и учиться не хуже взрослых. Это сказал в своей речи Петр Кузьмич, наш директор. Мы его между собой зовем просто «Кузьмич». Он, когда говорил, все время поправлял галстук — значит, волновался. Когда он волнуется, он всегда галстук поправляет — это у него привычка такая. Потом выступали Ольга Петровна, наша классная руководительница, и географ Николай Митрофанович. Николай Митрофанович сказал, что мы должны брать пример с бойцов Советской Армии и так же побеждать в ученье, как они побеждали в боях. И еще он сказал, что сегодня, в первый день занятий, мы должны вспомнить своих отцов и братьев, которые добыли своей кровью Победу. Им мы обязаны тем, что сегодня пришли в такую нарядную школу и никто нам не будет теперь мешать учиться и жить. И когда он это сказал, в зале стало так тихо, что слышно было, как кто-то вздохнул. Многие ребята вспомнили про своих родных, которые погибли на войне. И я тоже вспомнил папу и что он никогда не вернется, и мне стало сразу очень холодно и плохо. Так славно было бы прийти сегодня из школы домой и рассказать ему и маме про все! Я стоял и думал об этом, когда кто-то тронул меня за рукав. Оказывается, Винтик. Он смотрел на меня, и глаза у него были такие добрые, что мне сразу сделалось легче. Потом все мы хором запели гимн. Даже самые маленькие ребята и те пели, и получалось очень торжественно. Окна были открыты, и видно было, как люди на улице останавливаются и слушают. 8 сентября Все ребята у нас прямо помешались на игре «любит — не любит». В переменку дежурные не могут никого выгнать из класса. Дело в том, что для этой игры нужны доска и мел. Один из ребят уходит из класса. Доску делят чертой пополам. На одной стороне написано «любит», на другой — «не любит». И нужно, чтоб несколько ребят написали, что они любят, а что не любят. Например, на стороне «любит»: «Читать про войну, мороженое, путешествовать, волейбол» и т. п. А на стороне «не любит» — все, чего они не любят. Отвечать надо по-честному, только настоящую правду. Когда все напишут, зовут того, который в коридоре, и он должен угадать, кто что написал. Сколько он угадает, столько очков ему записывают. Пока впереди всех идет Паша Воронов, а после него — я. Паша прямо всех отгадывает и называет без ошибки. Конечно, на половине «не любит» все ребята пишут первым делом — фашистов. Это обязательно, а потом уже все остальное. Я написал в «любит»: ходить в кино, собирать марки, собак, снарядную гимнастику, драться, приключенческие романы, а в «не любит» — математику, девчонок, молочные пенки, лечить зубы. Конечно, это еще не все, что я люблю и не люблю, а только такое, что не стыдно было написать. Никто, например, не написал на стороне «любит» маму и папу, а ведь все их обязательно любят, только перед ребятами чего-то неудобно. Я тоже ничего такого особенного не написал, но Паша Воронов все-таки сразу определил: — Это Сазонов Андрюшка! Это он драться любит и ненавидит пенки в молоке! Пришлось ему и за меня поставить балл. Зато я отгадал и его, и Винтика, и Тоську Алейникова, и Зимелева Игоря. Как я увидел в «любит» ракетные двигатели, межпланетные путешествия, книги о героях, а в «не любит» — мыть посуду, ходить в магазин, я сразу показал на Винтика. Тоська Алейников, конечно, написал про футбол и про то, что он не любит плакс и франтиков. А Игорь Зимелев, наоборот, перечислил свои любимые брюки-гольф, галстуки, пластинку из «Трех мушкетеров», а на стороне «не любит» оказалось: учить уроки и вообще читать книги. Не только я, но и все другие ребята сейчас же угадали, чья это надпись, и начали смеяться над Игорем. Он, конечно, сейчас же надулся. Это очень интересная игра, и все к ней относятся совсем по-серьезному. Никто на себя не выдумывает, потому что другие ребята сейчас же поймают и скажут: «Это враки! Он вовсе не такой. Он вовсе не то любит, а другое. Пусть не хвастает!» Ведь мы друг друга хорошо знаем — недаром учимся столько лет вместе. Один Степа Гулин, мальчик из Смоленска, у нас новенький, но, когда он написал в «не любит» фашистов, фашистов и еще раз фашистов, его тоже сейчас же отгадали. Дома я рассказал маме про эту игру и предложил поиграть, — конечно, не для отгадывания, а просто так. Она засмеялась и говорит: — Я заранее тебе могу сказать, что в графе «любит» я напишу: «Моего Андрюшу». А ты что напишешь в этой графе? Ну, я тут стал к ней приставать, бороться и так ничего ей не ответил. 10 сентября Под нами в квартире — новые жильцы. Когда они переехали, я не знаю, только сегодня прихожу с Винтиком из школы и вижу — во дворе новая девчонка. Высокая, косы на ватник выпустила и колет дрова. С одним поленом чуть не полчаса возится, пыхтит, совсем как медведь в басне Крылова. Мы с Винтиком смотрим, как она с дровами управляется. Вдруг девчонка рассердилась: — Ну, чего смотрите?! Чего не видали?! Сердитая. Глаза, как чернила, черные. Я на топор показываю: — В школе у вас, видно, этого не проходят? Она ничего не сказала, замахнулась изо всей силы топором да как тяпнет по полену — во все стороны щепки полетели. Ну, одна щепка, видно, ей по пальцу ударила. Она сунула палец в рот, покраснела вся, а все-таки держится, не ревет. Винтик говорит: — Эх ты, ловкачка! Дай-ка сюда топор. — И мигает мне: — Давай покажем ей, как по-настоящему работают. А то она своими щепками все стекла в доме перебьет. И зачем это Винтику понадобилось? Ужасно я девчонок не люблю. — Брось, — говорю Винтику, — охота тебе… Может, еще в кино билеты достанем… А девчонка еще больше покраснела, подскочила к нам: — Отдайте мой топор! Слышите? Что за безобразие! Тут я нарочно, чтобы только ее подразнить, взял у Винтика топор и сам давай колоть дрова, а Винтик стал их аккуратно складывать. Порядочную кучку накололи. Я спрашиваю: — Ну, куда нести, говори. Думаете, черненькая подобрела от нашей работы? Ничуть не бывало! — Во-первых, — говорит, — сию минуту отдай мой топор, а во-вторых, я сама дрова отнесу. Не суйтесь, раз вас не просят. Пожалуйста! Мы стояли и смотрели, как она собирала дрова, только она никак не могла собрать охапку, и поленья у нее все время вываливались из рук. — Славка-а! Домой! — закричала она на весь двор. Голос у нее громкий-прегромкий.