– Сударыня! – повысил голос и Эраст Петрович. – Вы нас з-заморозите! Это, в конце концов, невежливо! Хотите рассмотреть меня получше? Так сразу и сказали бы. Он снял цилиндр, поднял лицо кверху, повернулся левым профилем, потом правым, и – о чудо – приоткрылась форточка, из нее высунулись тонкие белые пальчики, и прямо под ноги визитерам упал медный ключ. – Уф, – облегченно вздохнул подполковник, нагибаясь. – Дайте-ка я сам. Тут замок с секретом… Разделись в пустой прихожей. Петр Иванович, отчего-то волнуясь, причесался перед зеркалом и стал первым подниматься по скрипучей лестнице в мезонин. Наверху оказался коридорчик и две двери. Подполковник коротко постучал в ту, что слева, и, не дожидаясь ответа, вошел. Странно, но в комнате было почти совсем темно. Эраст Петрович вдохнул аромат мускусного масла, огляделся и увидел, что шторы плотно задвинуты, а никакого светильника нет. Кажется, это был кабинет. Во всяком случае, у стены темнело нечто похожее на секретер, а в углу серел письменный стол. Не сразу статский советник разглядел, что подле окна застыла стройная женская фигура с непропорционально большой головой. Фандорин сделал два шага вперед и понял, что на хозяйке берет-амазонка и вуаль. – Прошу садиться, господа, – приглушенным до свистящего шепота голосом сказала женщина и изящно указала на кресла. – Здравствуйте, Петр Иванович. Так что за срочность? И кто ваш спутник? – Это господин Фандорин, чиновник особых поручений при князе Владимире Андреевиче, – тоже шепотом ответил Бурляев. – Ведет расследование по делу об убийстве генерал-адъютанта Храпова. Слышали уже? Диана кивнула и, подождав, пока гости сядут, тоже села – на диван, стоявший у противоположной стены. – Откуда? Г-газеты об этом еще написать не успели. Слова были произнесены самым обычным голосом, но по контрасту с предшествующим шептанием прозвучали очень громко. – Слухом земля полнится, – насмешливо прошелестела «сотрудница». – У нас, революционеров, свои телеграфы. – А п-поточнее? Все-таки откуда? – не поддался игривости статский советник. – Диана, это очень важно, – пророкотал Бурляев, как бы сглаживая некоторую резкость вопроса. – Вы даже себе не представляете, до какой степени… – Отчего же, представляю. – Женщина откинулась назад. – За Храпова всех вас, господа, могут погнать с насиженных мест. Не так ли, Эраст Петрович? Фандорин подумал, что ее низкий, придушенный голос несомненно обладает чувственным эффектом. Как и мускусный аромат, и ленивые, грациозные движения узкой руки, небрежно поигрывающей серьгой в ухе. Становилось понятно, почему в Жандармском и Охранном из-за этой Мессалины кипят такие страсти. – Откуда вы знаете, как меня зовут? – Он чуть наклонился вперед. – Вам кто-нибудь про меня уже рассказывал? Диана, кажется, улыбнулась – шепот стал вкрадчивей: – И неоднократно. Вами, месье Фандорин, в Москве многие интересуются. Вы любопытный персонаж. – А в последнее время кто-нибудь говорил с вами о господине статском советнике? – встрял Бурляев. – Например, вчера? Кто-нибудь у вас тут был? Эраст Петрович недовольно покосился на непрошеного помощника, а Диана беззвучно рассмеялась: – У меня, Пьер, много кто бывает. Говорил ли мне кто-нибудь про месье Фандорина? Право, не припомню… Не скажет, понял Эраст Петрович, мысленно отметив «Пьера». Пустая трата времени. И подпустил в голос металла: – Вы не ответили на мой первый вопрос. От кого именно вы узнали, что г-генерал Храпов убит? Диана порывисто поднялась, шепот из обволакивающего стал резким, словно шипение обозленной змеи: – Я у вас на жаловании не состою и отчетов давать не обязана! Вы забываетесь! Или, быть может, вам не объяснили, кто я? Извольте, я отвечу на ваш вопрос, но на этом разговор будет окончен. И больше сюда не приходите! Слышите, Петр Иванович, чтобы я этого господина здесь впредь не видела! Подполковник растерянно пригладил коротко остриженные волосы, явно не зная, чью сторону принять, а Фандорин невозмутимо сказал: – Хорошо, сейчас мы уйдем. Но я жду ответа. Женщина переместилась к окну, серый прямоугольник которого стал обрамлением точеному силуэту. – Убийство Храпова – секрет Полишинеля. Вся революционная Москва об этом уже знает и ликует. Сегодня будет даже вечеринка по этому поводу. Я приглашена, но не пойду. А вы можете наведаться. Если повезет – сцапаете кого-нибудь из нелегальных. У инженера Ларионова собираются. Поварская, двадцать восемь. – Почему вы прямо не спросили ее про Сверчинского? – сердито спросил подполковник, когда ехали в санях обратно в Отделение. – Я подозреваю, что он ее вчера навещал и вполне мог проговориться. Вы сами видели, что это за особа. Играет с мужчинами, как кошка с мышатами. – Да, – рассеянно кивнул чиновник. – Харáктерная д-дамочка. Ну да бог с ней. Что нужно сделать, так это установить наблюдение за квартирой этого Ларионова. Отрядить самых опытных филеров, пусть проследят каждого из гостей до дому и установят личность. Потом размотаем контакты каждого из них, по всей цепочке. Выйдем на того, кто первым узнал о Храпове, а там и до Боевой Группы будет недалеко. Бурляев снисходительно обронил: – Ничего этого делать не нужно. Ларионов – наш агент. Квартира устроена нами, специально. Чтобы недовольные и сомнительные личности были под нашим присмотром. Зубцов, умница, придумал. У Ларионова всякая околореволюционная дрянь собирается. Поругать власти, попеть недозволенные песни и, конечно, выпить-закусить. Стол у Ларионова хорош, наш секретный фонд оплачивает. Берем болтунов на заметочку, заводим на каждого папочку. Как попадется на чем серьезном – у нас уж на голубчика полная бухгалтерия. – Но ведь это провокация! – поморщился Эраст Петрович. – Вы сами плодите нигилистов, а потом сами же их арестовываете. Бурляев почтительно приложил руку к груди: – Извините, господин Фандорин, вы, конечно, известный авторитет в сфере криминалистики, но в нашем охранном ремесле мало что смыслите. – Так что же, слежка за гостями Ларионова не нужна? – Не нужна. – Что же вы п-предлагаете? – Тут и предлагать нечего, и так ясно. Сейчас вернусь и отдам приказание Евстратию Павловичу готовить операцию по задержанию. Заберем всех голубчиков широким бреднем и поработаю с ними на славу. В чем вы правы, так это в том, что от кого-то из них ниточка к нашей БГ тянется. – Арест? Но на каком основании? – А на том, дорогой Эраст Петрович, основании, что, как справедливо заметила Диана, нас с вами не сегодня-завтра погонят с должностей к чертовой матери. Нет времени слежку разворачивать. Результат нужен. Фандорин счел необходимым перейти на официальный тон: – Не забывайте, господин подполковник, что вам предписано выполнять мои указания. Необоснованного ареста я не допущу. Однако Бурляев перед нажимом не спасовал: – Верно, предписано. Генерал-губернатором. Но по части дознаний я подчиняюсь не губернским властям, а Департаменту полиции, так что покорнейше прошу извинить. Хотите присутствовать при задержании – извольте, но только не мешайте. Желаете отойти в сторонку – воля ваша. Эраст Петрович помолчал. Сдвинул брови, глаза грозно блеснули, но гром с молнией так и не грянули. После паузы статский советник сухо сказал: – Хорошо. Мешать не стану, но присутствовать буду. * * * В восемь часов вечера все было готово к операции. Дом на Поварской обложили еще с половины седьмого. В первом, ближнем кольце оцепления было пятеро агентов: один, в белом фартуке, соскребал снег у самых дверей одноэтажного дома за номером двадцать восемь; двое, самые щуплые и низкорослые, изображая подростков, лепили снежную крепость во дворе; еще двое чинили газовый фонарь на углу Борисоглебского переулка. Второе кольцо, из одиннадцати филеров, расположилось в радиусе ста шагов: трое «извозчиков», «городовой», «шарманщик», двое «пьяных», четверо «дворников». В пять минут девятого по Поварской на санях проехали Бурляев и Фандорин. На облучке вполоборота сидел начальник филеров Мыльников, показывал, как и что. – Отлично, Евстратий Павлович, – одобрил приготовления подполковник и победительно посмотрел на статского советника, за все время не произнесшего ни слова. – Ну что, господин Фандорин, умеют мои люди работать? Чиновник отмолчался. Сани свернули в Скарятинский, немного отъехали и встали. – Сколько их там, голубчиков? – спросил Бурляев. – Всего, не считая Ларионова и его кухарки, восемь субъектов, – уютно окая, принялся объяснять Мыльников, пухлый господин на вид лет сорока пяти в русой бородке, с длинными волосами в кружок. – В шесть, как приступили к оцеплению, я, Петр Иванович, изволите ли видеть, своего человечка заслал, как бы с заказным письмом. Кухарка ему шепнула, что чужих трое. А после еще пятеро припожаловали. Личности все нам известные, и списочек уж составлен. Шесть лиц мужеского пола, два женского. Кухарке мой человечек велел у себя в каморке сидеть и не высовываться. Я с соседней крыши в окошко подглядел – веселятся нигилисты, вино пьют, уже петь начали. Революционная масленница. Мыльников сам же и подхихикнул, чтобы уж точно не осталось сомнений: последние слова – шутка. – Я полагаю, Петр Иванович, брать пора. Не то налакаются, в кураж войдут, могут и сопротивление оказать, с пьяных-то глаз. Или какая ранняя пташка на выход потянется, придется силы дробить. Надо ведь его будет аккуратненько взять, на отдалении, без шума, а то остальных переполошим. – Может, вы, Евстратий Павлович, мало людей привлекли? Все-таки восемь человек, – засомневался подполковник. – Говорил я вам, что хорошо бы еще из участка городовых взять, третьим кольцом растянуть по дворам и перекресткам. – Ни к чему это, Петр Иванович, – беззаботно промурлыкал Мыльников. – У меня волкодавы натасканные, а там, прошу прощения, мелюзга, мальки – барышни да студентики. Бурляев потер перчаткой нос (к вечеру стало примораживать): – Ничего, раз мальки про Храпова уже знают, значит, кто-то из них к большой рыбине ход имеет. С Богом, Евстратий Павлович, приступайте. Сани снова проехали по Поварской, только теперь лжеизвозчик вывесил на оглоблю фонарь, по этому сигналу второе кольцо подтянулось ближе. Ровно в восемь тридцать Мыльников свистнул в четыре пальца, и в тот же миг семеро агентов вломились в дом. Сразу следом вошло начальство – Бурляев, Мыльников и Фандорин. Остальные растянулись в цепочку и встали под окнами.