По команде секундантов Юнис встала в позицию, номер которой не смогла бы в тот момент вспомнить, хотя тело её само приняло нужное положение. Грайн Овери смерил своего неказистого противника презрительным взглядом и нарочито неспешно в свою очередь изготовился к бою. Первое время противники аккуратно прощупывали друг друга. Юнис даже удалось первой нанести сопернику лёгкий укол. Впрочем, это была всего лишь ничего не значащая царапина. Зато маркиз стал осторожнее, и вскоре уже сама девушка пропустила обидный, но не опасный удар. Всё только начиналось. Двое кружили друг вокруг друга. Маркиз пробовал на сопернике бесчисленное множество приёмов, один за другим. На многие из них у Юнис был достойный ответ благодаря урокам мэтра Ниметаля, другие требовали импровизации. Иногда девушке и самой удавалось огрызаться короткой серией ударов. Одна из таких атак нашла брешь в обороне Грайна Овери: его камзол на правом боку украсило тёмное пятно. Окрылённая удачей, Юнис бросилась вперёд и поплатилась за свою поспешность. Удар в левую руку — сильный, неприятный — ошеломил её, несмотря на горячку боя. Нужно отступить, закрыться, действовать осмотрительнее — осознала девушка. Снова бесконечная карусель взаимных атак, ни одна из которых не достигает цели. К Юнис пришло понимание, что маркиз, более опытный и умелый, экономит силы куда лучше её самой. Её противник тоже ранен, но, если так пойдёт и дальше, она истечёт кровью и вскоре не сможет продолжать бой. Нужно попробовать достать его, пока силы ещё остались. С удвоенной энергией девушка кинулась на противника, проводя серии стремительных атак. Все они разбивались о спокойную, уверенную защиту маркиза. Грайн Овери не рисковал, он и вправду как будто намеревался взять противника измором или же дожидался, пока наглый мальчишка откроется для решающего удара. Кровь пульсировала у Юнис в висках, сердце бешено стучало, весь мир вокруг слился в неописуемую круговерть. Ещё немного и она не выдержит напряжения, упадёт без сил и тем самым проиграет бой. Не сметь! Стоять на ногах! Двигаться! Юнис вложила всю оставшуюся энергию в очередной выпад. Противник не стал на сей раз парировать её клинок, вместо этого он подался всем телом назад, как показалось Юнис, и на этот раз легко избежав укола. Раздосадованная, девушка быстро отступила, чтобы не подставиться под ответную атаку и вдруг застыла, не веря своим глазам. Её удар всё-таки достиг цели. Грайн Овери упал на одно колено, зажимая левой рукой рану на груди. В правой он всё ещё держал шпагу, но лезвие её уже бессильно ткнулось в землю. Клинок оружия Юнис уперся в горло её противника. — Вы признаете себя побеждённым? — как могла спокойно произнесла девушка. Маркиз кивнул, едва заметно, чтобы резким движением не напороться на остриё. Его секундант сделал шаг вперёд, привлекая к себе внимание. — Довольно! Вы победили, господин Морденкайнен. — Отлично — Юнис, едва державшаяся на ногах, отсалютовала шпагой публике. — Прошу запомнить сей факт. С этими словами она стянула с головы шляпу, позволив своим длинным волосам разметаться по плечам. — Смотрите, женщина, — эхом пронеслось по толпе. — Нет, даже девушка, совсем юная. Маркиза победила девица! — Я — Юнис Роан, воспитанница графа Честона Пиллара. Этот человек, Овери, домогается руки моей приёмной матери, вдовствующей графини, вопреки её воле. Мой благородный опекун безвременно оставил нас, и мне ничего не оставалось, как самой встать на защиту моей семьи, — как могла громко провозгласила девушка и осела на мостовую. Силы окончательно покинули её. — Доктора! Доктора скорее! — раздался крик в толпе. Рядом с девушкой откуда ни возьмись появился Ансель. — Ты молодец. Держись, — с этими словами маг дал ей выпить мерзкую на вкус жидкость из пузырька вроде тех, что Юнис видела в магической лавке. — Потерпи чуть-чуть, зелье быстро подействует, — и добавил совсем тихо на ухо девушке: — О боги, Юнис, никак не могу поверить, что ты и вправду победила! Глава 6 Графиня Соланж весь вечер просидела над письмом маркизу, невероятно сложным письмом, которому полагалось стать ответом на сегодняшний демарш Юнис. После нелепой шутки с ослом будет нелегко принести извинения и при этом сохранить лицо. Неудивительно, если после такого маркиз начнёт плохо относиться к Юнис, а этого ни в коем случае нельзя допустить, в конце концов, ему вскоре, вероятно, предстоит официально стать опекуном девочки. Ближе к полуночи, когда послание было уже почти готово, у парадного подъезда графского особняка поднялась какая-то суматоха. Досадуя на ночных нарушителей спокойствия, Соланж выглянула из окна посмотреть, что происходит и обомлела, увидев, как незнакомые люди заносят в дом её приёмную дочь в полубесчувственном состоянии. Соланж Пиллар, надо отдать ей должное, не относилась к числу тех чувствительных дамочек, что падают в обморок при одном только упоминании крови. По долгу милосердия, подобающему жене всякого высокопоставленного военачальника, ей случалось посещать госпиталя и дома призрения для ветеранов и видеть страдания людей, покалеченных войной. Доводилось ей видеть и раны, полученные на дуэлях: в конце концов, Честон Пиллар в молодости был недурным фехтовальщиком и преизрядным забиякой. Но одно дело мужчины, военные, для кого риск ранения или даже смерти обычное и, можно сказать, естественное дело, и совсем другое — юная девица. Видеть бледную Юнис в окровавленной одежде было для графини невыносимо мучительно, сердце её сжималось всякий раз, стоило ей бросить взгляд на раненую девушку. И всё же Соланж сумела не поддаться панике. Она разумно и спокойно отдавала приказания, устраивала импровизированный лазарет, послала за семейным доктором, а затем выслушала его заключение и даже нашла время расспросить некоторых свидетелей происшествия, чтобы составить собственное представление о том, что же случилось с её дочерью. История получилась пренеприятная. Можно было не сомневаться, что назавтра об инциденте станет говорить вся столица, с удовольствием смакуя скандальные подробности. Убедившись, что Юнис устроена наилучшим возможным образом и прямо сейчас ей более ничего не требуется, графиня сочла необходимым поговорить и с тем, кого полагала главным виновником событий. Ансель во время всех её хлопот вертелся рядом, зная, что момент объяснений неминуемо настанет. Соланж велела магу пройти в кабинет покойного графа, где, в отличие от уютных гостиных, строгость обстановки способствовала самым суровым отповедям. — После всего, что сегодня произошло, мне, должно быть, следует отказать вам от дома, господин Терес. Ваше участие в выходках моей дочери просто возмутительно, — холодно начала Соланж. — Вы, разумеется, в своем праве, но, убей боги, не понимаю, почему именно я должен заниматься воспитанием вашей дочери и тем более нести ответственость за недостатки оного, — отвечал Ансель. — Разумеется, я виновата не меньше вас, но вы были с ней в этот вечер и могли бы удержать её от опрометчивого поступка, я же не имела такой возможности, поскольку пребывала в неведении, за что мне нет прощения. — Удержать, говорите. Связать её, взвалить на плечо и принести домой? — Конечно же, нет. Вы должны были уберечь её своим примером и советом. — Знаете, в моей семье принято считать, что для того, чтобы ребёнок перестал баловаться с огнём, лучше всего дать ему обжечься. Личный пример тут не работает, сколько не засовывай собственную руку в камин. — То есть вы нарочно дали Юнис всё это сделать? — Не совсем так. Я пытался её отговорить, но натолкнулся на неодолимое упрямство и рассудил, что даже если прямо сейчас я помешаю её планам, в будущем она всё равно возьмется за своё, только на сей раз без меня. И я не смогу помочь ей, если дела будут совсем плохи. Хотя, конечно, мне было бы разумнее привести её домой, хотя бы и силой, а там перевалить заботу со своих плеч на ваши и откланяться. — Пожалуй, это и впрямь было бы разумнее. — А я скажу, что это было бы трусостью с моей стороны. Заявить, что всё это меня не касается и ждать в сторонке, пока при вашем попустительстве, а то и с вашей помощью, дело примет совсем уж катастрофический оборот? Мне стоит напомнить, после разговора с кем именно, она схватилась за шпагу? — Так вы обвиняете меня в том, что стряслось?! — вскипела графиня. — Отнюдь, я лишь утверждаю, и не без оснований, что вы не смогли распознать и предотвратить опасную для Юнис ситуацию, и посему я не счёл нужным полагаться на ваше вмешательство. Вместо этого я решил дать ей возможность сделать то, что она хочет, и получить все полагающиеся последствия. Да, я предполагал, что её либо побьют, либо раскроют раньше времени, что разразится скандал, всё это плачевно скажется на её самомнении, репутации и перспективах в свете, но в результате она станет трезвее оценивать собственные силы и лучше выбирать способы действия. — То есть вы намеренно готовы были допустить, чтобы моей девочке был причинён вред?! Более того, именно к этому вы и стремились?! — Если бы я и в самом деле стремился к тому, в чём вы меня обвиняете, я бы, пожалуй, попросту обнародовал кое-какие подробности, касающиеся происхождения Юнис, — устало сказал Ансель. — В частности, о том, какой именно, скажем так, знак носила её родная мать. Но не беспокойтесь, я бесконечно далёк от того, чтобы замышлять что-то дурное по отношению к вашей дочери. И, кстати, не подумайте, что вашу семейную тайну я узнал с её попустительства, напротив, это был результат моих собственных изысканий. Слова мага глубоко поразили Соланж и заставили её на миг смутиться. — И что же, позвольте спросить, заставило вас устроить эти, как вы выразились, изыскания. Ведь наверняка это было довольно хлопотно. Какое вам дело до моей дочери? — спросила графиня, взяв, наконец, себя в руки. Теперь уже Ансель выглядел смущённым. — Послушайте, я и сам толком не знаю, зачем связался с этим стихийным бедствием. Но определённо, в вашей дочери есть что-то для меня притягательное. Только, умоляю, не подумайте, что она нравится мне в том смысле, какой обычно мужчина имеет в виду, говоря о женщине. Но я уверен, в Юнис кроется что-то особенное, какая-то загадка, которую мне очень хочется раскрыть. Я обожаю загадки. И, сам не знаю почему, чувствую себя в некотором роде ответственным за судьбу этой девочки. — Хорошо же вы несёте бремя этой ответственности! — Вы несправедливы ко мне. Послушайте, я ни на секунду не мог допустить, что Юнис сумеет одолеть своего соперника. Я был готов вмешаться в поединок, как только для неё возникнет опасность. Я приготовил необходимые заклинания и следил за ходом боя со всем возможным вниманием. И, верите ли, меня захватило это зрелище. То было не избиение младенцев, как я ожидал, но сражение равных. Я не верил своим глазам, но не мог не прислушаться к мнению других очевидцев, куда более чем я сведущих в искусстве фехтования. И я был вынужден признать, что это Юнис была права, а я, тот, кто столь разумно прочил ей поражение, ошибался. А затем, вопреки всей очевидности, она победила, а победителей, как известно, не судят. Её нелепая выходка в одночасье превратилась для меня в смелый, дерзкий и неожиданный план. Она лучше меня знала, что делает, и я готов это признать. — Я всё ещё не могу понять, почему она пошла на это шаг. — Ради любви к вам и ради вашей любви. — Это не ответ, а цитата из сентиментального романа. — Я могу попробовать ещё раз, но, боюсь, выйдет не лучше. Итак, она ужасно ревнует. — Вы уверены, что это подходящее слово для данного контекста? — Я не знаю другого термина, которым можно описать недовольство от того, что кто-то крайне несимпатичный претендует на любовь и внимание самого близкого тебе человека. — Мне, признаться, более чем странно это слышать. Как будто вы говорите вовсе не о моей Юнис, а о ком-то другом. — Отнюдь, просто вы совсем не знаете своей дочери. Она ревнует и борется за то, что любит, тем способом, который пришёл ей в голову. И ей нет дела до того, что этот способ вам непривычен, и что вы никак не ждёте подобного поведения от девушки. — Но, если всё обстоит именно так, почему она не сказала всего этого мне сама? — Да потому, что для этого всему вашему семейству следовало бы быть с Юнис почестнее. Вы и ваш покойный супруг сами окружили её стеной лжи и недомолвок, без сомнения, из самых благих побуждений, а теперь удивляетесь, что она не привыкла говорить с вами начистоту. Знаете, я ведь тоже вырос в обстановке, когда тебе не говорят всей правды, и хорошо знаю, каково это. А то, что в ваших глазах она не самая, если позволите, удобная дочь со множеством проблем и странностей, только добавляет ей сомнений. — Раз уж вы так много знаете о тайнах нашей семьи, то должны и сами понимать, в чём была причина этих, как вы выразились недомолвок. Неосторожно сказанное слово могло представлять опасность для будущего Юнис. — Ну, конечно. А ещё вернее — для вашего собственного настоящего. Мне прекрасно известно, как это бывает. Моя мать умерла родами, произведя на свет меня, своего первенца. Очень неудобный факт для семейства, некоторые представители которого зарабатывают на магическом лечении. А мой отец, старший сын и наследник гордой династии Терес, вскоре после смерти своей бедной жены напрочь лишился рассудка. Последние лет двадцать он провёл в комнате с прочными дверьми, мягкими стенами и защитой, запрещающей творить заклинания. Ужасно неприятная история, правда? О таком приличные люди помалкивают, и детям не рассказывают, ведь это может оказаться опасным для их будущего. Держу пари, и вам стало не по себе от этой маленькой семейной тайны. Но я полагаю, так будет честно, можете обратить её против меня и моего семейства, если вдруг посчитаете, что я чем-то угрожаю вашему. Когда Ансель договорил, в комнате повисла тишина. Соланж и вправду, казалось, была смущена тирадой мага. — Раз уж вы с такой горячностью берётесь учить меня, скажите же, что мне, по-вашему, следует делать с дочерью? — наконец нарушила молчание графиня. — Полагаю, вам придётся выбирать, станете ли вы ей настоящим другом или останетесь тем человеком, от которого всё самое важное в её жизни следует держать в секрете. Но, увы, я не в силах подсказать вам верный способ достижения цели, коли вы предпочтёте первый вариант. А сейчас, позвольте откланяться. Сегодняшний день был ужасно долгим, а мне ещё надо разыскать мою шляпу, она, как на грех, опять куда-то запропастилась. *** После ухода Анселя Соланж не знала, что и думать. Как посмел этот дерзкий юноша так судить о её семье! Или лучше спросить, как он сумел догадаться о фамильных тайнах графов Пилларов? Проще всего было бы отмахнуться от бесцеремонного мага и его огульных обвинений, но разве может она это себе позволить сейчас, когда Юнис так нуждается в материнской помощи. Графиня всю ночь напролёт просидела у постели раненой дочери, предаваясь размышлениям. Юнис, напичканная зельями и лекарствами, давно уже крепко спала, но к её приёмной матери сон никак не шёл. Разговор (или это была ссора?) с Анселем пробудил в памяти Соланж воспоминания о прежних днях, о тех далёких событиях, что тернистыми окольными путями привели к нынешней ситуации. В полумраке комнаты, где горел только тусклый ночник, всё казалось смутным, словно в тумане, и из этого тумана проступали безмолвные тени прошлого. Графиня сама не знала, бодрствует она или спит, или же находится на самой грани сознания, в том пограничном между сном и явью состоянии, которое порой рождает самые необычные образы и мысли. Однако, перед самым рассветом, усталость всё же взяла своё, и Соланж, наконец, забылась тревожным сном прямо в кресле у изголовья кровати Юнис. Всадница