– Но царь тянул по указанным направлениям железные дороги, сосредотачивал запасы и войсковые группировки… – Как выяснилось, совершенно оборонительного характера. А железные дороги перевозили в основном хозяйственные грузы. Масштабный, гениальный по замыслу и исполнению бизнес-проект, не уступающий Транссибирской Магистрали, знаете ли. Но я продолжу. После этого Вилли резко идет навстречу царю в вопросах промышленного сотрудничества и что более интересно, в перевооружении его армии и флота. Причем не только за деньги, но и за существенные территориальные и политические уступки, с немалой прибылью. В дополнение к этому, на вооружении царя внезапно оказываются орудия германского калибра, превосходящие старые крупповские девятидюймовки не на одно, а на два поколения. На флот кайзера они начинают поступать только сейчас. – Эти русские девятидюймовки – всего лишь перестволенные старые, – заметил новый Третий Лорд Адмиралтейства, сменивший несчастного Уолтера Мэя. – Хотя, надо признаться, эффект от их модернизации впечатляющ. Джек был прав: русские преподнесли нам весьма неприятный сюрприз. – И Вы полагаете, что проект качественного повышения боевых возможностей за столь малую цену русские придумали сами? – поднял бровь Алан. – Честно говоря, в инженеров Круппа, десятилетиями работающих именно с этим калибром, я верю больше. Несколько весьма уважаемых британских промышленников, присутствующих на совещании, по неписаному, но никем не оспариваемому праву переглянулись и кивнули. Мистер Алан продолжил. – Далее – турбины, ставшие столь неприятным сюрпризом для нас и японцев. Тише, Джек, теперь мы все знаем, что ты был прав, а мы нет. Полагаю, господа из АЭГ и Сименса сами не ожидали подобного эффекта, а когда поняли, что именно сотворили… Вот тогда они пошли нам навстречу, «испугавшись» и задержав передачу русским большей части оснащенных этими турбинами кораблей, приберегая их для себя. Для этого самого момента. – И самоходные мины, – вздохнул лорд Керзон-Хау, которого этот вопрос коснулся особенно неприятным образом. – Их керосиновые «Уайтхеды» шли возмутительно далеко, большинство наших противоминных орудий на тех пятнадцати или даже двадцати кабельтовых, с которых русские производили пуск, были попросту неэффективными. И могу сказать, что немецкие легкие силы с недавних пор тоже отрабатывают залпы с дальних дистанций. А минные силы тевтонов достаточно многочисленны и беспрецедентно активны, они называют их «Черная прислуга», потому что всегда заняты, как Синдерелла из детской сказки. – И их торпеды при этом не взрываются прямо в аппаратах, – добавил Третий Морской Лорд. – Как и русские. Замечу, русские импортируют именно из Германии эту дьявольскую перекись, стоившую нам одиннадцати светлых голов. Правда, мы отследили только одну небольшую партию, но в том, что русские пользуются именно немецкой перекисью, у меня лично сомнений нет. Возможно, тевтоны знают какой-то секрет… – И это тоже. Но особенно интересны результаты расследования истории подброшенного нам угольщика с адскими машинами. Джентльмены нахмурились: этот случай единодушно воспринимался всеми как абсолютно нерыцарский способ ведения войны. – Тринитротолуол для адских машин, как оказалось, тоже был не русского, а немецкого производства. Разумеется, немецкую взрывчатку русские также закупали – их собственная химическая промышленность слишком слаба. Но взрыватели полностью отличаются по конструкции от обычных русских взрывателей Бринка и напоминают немецкие. – Русские просто за-заметают следы! – Не исключено. Но клейма на взрывателях спилены очень тщательно. Правда, мы обратились к мистеру Вуду из Америки. Он великолепный экспериментатор в области физики и весьма изобретательный молодой человек, знаете ли. Так вот, разглядывая предоставленный образец в поляризованных ультрафиолетовых лучах, что является новым словом в научной криминалистике, он умудрился частично восстановить клеймо. Изображение, разумеется, нечеткое, но, я думаю, все его узнают, – представитель разведки пустил по кругу несколько фотографий. – Джерри, – прорычал лорд Керзон-Хау. – Чертовы джерри![67] – Вряд ли русские были в курсе идей, которые могут прийти в безумную голову мистера Вуда, – пожал плечами разведчик, – да и немцы тоже. С точки зрения традиционного подхода, эти спиленные клейма невосстановимы. И еще один интересный нюанс. Угольщик, который мы захватили, хоть и ходил под русским торговым флагом, принадлежал немецким подданным. И его шкипер, тоже немец, взяв подряд на доставку угля в Либаву, сначала «забыл» в Ростоке коносаменты, а потом, когда русские решили закрыть на это глаза, начал апеллировать к орднунгу. И продержал свою калошу в Либаве до тех пор, пока не стало слишком поздно. А потом исчез. – Это интересно, но… – Есть еще кое-что. Мистер Розенберг, так некстати построивший в Уругвае угольную станцию, позволившую русским оторваться от нас и сыгравшую фатальную роль в наших дальневосточных усилиях, говорил о себе как о еврее, уроженце Одессы. Мы послали в Россию одного из наших молодых перспективных сотрудников, также одессита по рождению… И никто из местной общины не смог опознать по фотокарточке некоего Мордухая Розенберга, отправившегося искать счастья за океан пятнадцать лет назад. Более того, после продажи мистером Розенбергом терминала людям кайзера и исчезновения, мы тщательно исследовали его жизнь в Уругвае. Он посещал местный молельный дом, тщательно соблюдал субботы… Но по воскресеньям, сразу после окончания шаббата, неизменно приходил в один малоизвестный ресторанчик, содержателем которого был немец, и постоянно заказывал себе пиво с сосисками и тушеной капустой. Со свиными сосисками, джентльмены! – О-о-о. Это было чисто британское, до ужаса аристократические «О», выражающее настолько много смыслов, сколько иным народам не выразить и в обширном философском трактате. Особенно, когда это «О» является хоровым. – А Гавайи? – Мистер Кац, уроженец не Одессы, а Жмеринки, построивший аналогичный терминал в бухте Перл-Харбор и ведущий переговоры о продаже своего предприятия Правительству САСШ, не позиционирует себя в качестве ревнителя кашрута, отговариваясь тем, что свинина – основа мясного рациона гавайцев. Наряду с угольными, нефтяным, двумя грузовыми и пассажирским причалами, он завел неподалеку маленький, но имеющий тенденцию к расширению пивной заводик и продавать его не собирается, ведь американские военные моряки любят пиво… Присутствующие переглянулись. Возможно, мистеру Кацу или его наследникам все же придется продать свой заводик… Только уже не Правительству САСШ, а британским частным лицам. Ведь племянники требуют присмотра не меньше, чем более дальние родственнички. Особенно такие племянники, которые по доброте душевной предлагают попавшему в трудную ситуацию дряхлеющему дядюшке позаботиться об оставшемся без должной охраны имуществе. Например, о Бермудах. Или о Вэйхайвэе, или Сингапуре. Или даже не «или», а «и». И, разумеется, исключительно во избежание того же, что случилось с Фолклендами, откуда в ближайшие три-четыре года выгонять обнаглевших аргентинцев просто нечем… – Обращаю Ваше внимание, – продолжил разведчик, – что обе угольных станции были построены на кредиты, выданные германскими банками. К тому же, мы проследили путь тех злосчастных телеграмм в Петербург. Мы потеряли двоих офицеров, но совершенно определенно выяснили: телеграмма, отправленная в наше посольство с предписанием вручить ноту об объявлении войны, была искажена на одной из германских телеграфных станций. Оставим пока тот крайне беспокоящий меня факт, что люди кайзера могут не только читать, но и вмешиваться в нашу шифрованную переписку… – Значит… Кайзер сознательно… – Я ничего не утверждаю, джентльмены, но посмотрите на факты. Немцы накачали русскую армию и флот деньгами, технологиями, кораблями и, как мы можем утверждать с уверенностью, своевременными базами снабжения в счет оплаты за сельскохозяйственные, сырьевые и промышленные ресурсы Польши. – Это гигантский проигрыш Николая, – задумчиво вставил свое веское слово Его Величество. – Я склонен думать, что пойти на такой беспрецедентный шаг – отдать наиболее развитые в культурном и промышленном плане территории, чтобы поссориться с Британией, царь мог под влиянием некоей карты, «совершенно случайно» добытой у тевтонов с помощью разведки, или какой-либо телеграммы, искаженной в одной-единственной цифре. А отказ Николая занять Стамбул, где у кайзера имеется серьезный интерес в виде дороги Берлин-Багдад, а также задержка его атаки нашей Балтийской эскадры и блокировка германским флотом Борнхольма, может быть плодом более явного намека на немецком языке. – Да, Ваше Величество. Именно немцы абсолютно точно допустили как минимум одну утечку информации, ставшую запалом для этой злосчастной войны. В результате британский флот сократился вдвое, его моральный дух низок, как никогда со времен Великой Армады. Мечта Вильгельма потеснить нас в Океане превращается из несбыточной в реальную. На сегодняшний день наши силы на Балтике уступают тевтонам вдвое, а если добавить сюда неожиданно боеспособные старые русские броненосцы – втрое. Я уже не говорю об Армии, истекающей кровью сразу на трех континентах, включая Африку, где у Вильгельма тоже есть интересы. На лицах присутствующих скорбь смешалась с легкой паникой. – Наши отношения с Данией, Швецией, Японией и Францией безнадежно испорчены. Вопрос безоговорочной капитуляции еще одного нашего союзника, Турции, после «девятидюймового погрома» и начавшихся неофициальных переговоров – дело нескольких недель. Наши мятежные колонии уже приглядываются к наследству Британии, а не мятежные ищут того, кто мог бы их защитить лучше нас. – Как благородно… Вильгельм, поигрывая своими новенькими броненосцами, предлагает нам безопасный выход из балтийской ловушки, обещая «позаботиться о том, чтобы Борнхольм не достался азиатским варварам, подобно Шпицбергену», – задумчиво сказал Его Величество. – Это наглость! После занятия Борнхольма Балтика окончательно станет внутренним морем Кайзера! Нам необходимо собрать и провести через Датские проливы все шесть «Формидеблов» из Канала, Средиземного моря и Индийского океана, оставив у Ормуза только крейсера и «Соверенов». Мы больше не можем распылять силы. Мы перебросим средиземноморцев за м-месяц! Вместе с оставшимися «Маджестиками» они смогут разнести и германские бро-броненосцы, и… – Мне жаль, Джек. Я лично приказал Уильяму пока не доводить информацию даже до адмиралов, чтобы избежать паники. – Что еще? – смуглое, обезображенное черной повязкой лицо Фишера потемнело. – Помнишь слухи о новой русской подводной лодке, что, якобы, прошла Кильским Каналом? Так вот, это было не «якобы». – Где? Кто? – Портсмут. Там никто и не думал опускать сети. «Принс оф Уэлс» готовился к испытаниям орудий и дальномеров на максимальной дальности, он получил четыре торпеды в борт. Одна не взорвалась. У нас осталось шесть «Формидеблов», включая «Лондон» на Балтике. Подводная лодка, чтобы не было вопросов, спокойно ушла к Датским проливам. И не думаю, что она у Николая или у Вильгельма с Николаем одна. – Они до-должны страшно за-за-заплатить, сир. Оба. Наша месть должна быть у-у-ужасной, иначе… Иначе Империи конец. Ее просто разорвут, как старого бо-больного волка. – Однако, чтобы эта месть состоялась, прямо сейчас придется принять предложение тевтона, джентльмены. Иначе нас начнут рвать на куски уже через два месяца, едва Вильгельм вторгнется во Францию, а мы ничего не сможем сделать. И отправьте дипломатов не только к нему, но и к Николаю. С этим недоразумением – вы меня поняли, джентльмены? – с этим крайне прискорбным недоразумением должно быть покончено… Тем более, что один из виновников этого недопонимания погиб на «Террибле», другой застрелился. А Британия… Британия будет восстанавливать силы. Подождем, когда джерри с иванами вцепятся друг другу в глотки. Мы сначала поможет обоим народам избавиться от поджигателей войны, а потом добьем тех, кто выживет. * * * В это же время в Ставке Верховного главнокомандования. – Таким образом, – Юденич торжествующим взглядом обвёл присутствующих, – сегодня мы в состоянии провести одновременно три десантные операции с выходом ударных групп к Стамбулу, Токио и Лондону через неделю после их начала… Генералы и адмиралы одновременно перевели глаза с начальника Генерального штаба на императора, сидящего в полоборота к карте и безучастно глядящего в окно, где буйство летнего дня уже сменилось вечерней прохладной… – Значит, десант? – задумчиво произнес монарх тихим надтреснутым голосом, – с последующим парадом в столицах Турции, Японии и Британии? Я правильно понял? Желаете повторить 1814й? – он поднял глаза и медленно, внимательно обвел военачальников тяжелым, совсем не торжествующим взглядом. – Смело, инициативно, а главное – вовремя… Император встал с кресла, обошел стол и вплотную приблизился к карте мира, рядом с которой по стойке "смирно" вытянулся начальник генерального штаба. Очень тихо, так, что услышали только сидящие совсем рядом, он процедил сквозь зубы: – А морда не треснет? Шёпоток, пронесшийся вихрем по Большой приёмной, император прервал совершенно неожиданным вопросом, заданным в полный голос: – Как вы думаете, почему наш легендарный полководец Михаил Илларионович Кутузов был категорически против похода в Европу после изгнания Наполеона? Что им двигало? Стариковское брюзжание? Прихоть обласканного царём освободителя Отечества? Или что-то еще? Главный вопрос в другом – прав ли бы Кутузов, призывая Александра Первого не переходить границы России? Ведь всё так хорошо сладилось – казаки коней поили в Сене, блестящие офицеры прогуливались с барышнями по Елисейским полям и Монмартру… Император прохаживался мимо сидящих за столом генералов, заставляя их оборачиваться и заглядывать ему в глаза. – Почему-то никто не связывает триумфальный поход в Европу с последующими печальными событиями. Нет, я не про декабристов и не про Крымскую войну. Они – только внешнее проявление глубинных процессов, происходивших в государстве. Вынеся на себя всю тяжесть борьбы с Наполеоном, Россия надорвалась, распылив свои силы в иностранных походах, оставив за границей огромное количество людских и материальных ресурсов. Именно их потом не хватило для модернизации собственной экономики…. Тайные общества, бунт 1825 года, поражение в Крымской войне – это последствия абсолютно непродуманной, ущербной внешней политики во время войны с Наполеоном. Она потащила за собой целую цепь других ошибок. Самая крупная – торопливая, половинчатая, непродуманная отмена крепостного права… Если помните, этой реформой остались недовольны и крестьяне, и дворяне… И, как ни странно, нынешнее отставание от всех ведущих мировых держав по всем экономическим показателям – результат ошибочных решений почти столетней давности, считавшихся триумфальными на тот момент.… Обойдя вокруг стола, император вернулся к карте и, задумчиво глядя на красные и синие стрелы, продолжил. – Мы, конечно, можем пренебречь собственным печальным опытом и, очертя голову, броситься на штурм столиц противника… Я даже могу предположить, что военная удача от нас не отвернется, но что взамен? – резкий поворот и стальной взгляд уперся в ошалевшие глаза генералов. – Взамен мы повесим на себя заботу о населении оккупированных территорий и побежденных стран. Кто-нибудь считал, во сколько это нам обойдется? И не надо только мне говорить про прирастание территориями. Новый ХХ век диктует нам совершенно другую логику развития – прирастать страны будут не территориями, а промышленностью и наукой, технологиями и производствами, школами и университетами, грамотными образованными подданными. Тот, кто проиграет эту гонку, обречен на поражение… Знаете, как это будет выглядеть? В зале стало тихо, как ночью на кладбище. – В Германии по требованию офицера генерального штаба Шлиффена начинается реконструкция железных дорог, строительство рокад, позволяющих оперативно маневрировать резервами на огромных расстояниях. Это значит, они уже начинают готовиться. А когда будут готовы, последует провокация… Ну, например, внезапная смерть высокопоставленной особы, того же Франца-Фердинанда, восстание венгров и аншлюс Австрии с целью спасения австрийцев. Франция, понимая, что она – следующая, нападет на Германию. Кайзер контратакует через Бельгию и Нидерланды, обойдёт французские укрепления… Блиц криг – Франция капитулирует… За очень короткое время промышленность всей Европы окажется под протекторатом Германии. А она уже сейчас превосходит нашу по всем показателям – кораблестроительные мощности – в два раза, артиллерийские и снарядные – в пять, химические – по кислотам, пороху и взрывчатке – более чем в десять раз. И когда, в воскресенье 22 июня армия объединенной Европы, имея подавляющее преимущество во всех видах вооружений и в людских силах, перейдет через границу России, чем мы будем останавливать эту лавину саранчи, господа победители? Освежите головы, вспомните объемы производства чугуна и стали, пушек и снарядов, винтовок и патронов, которые можем производить мы и они… Прикиньте мобилизационные потенциалы и скорость оперирования резервами на огромном ТВД от Балтики до Черного моря… Император устало опустился на стул и упёрся взглядом в столешницу… – Удачно отбившись от врага, следует не хапать все подряд, а заняться собственными делами. Россия – страна на 4\5 крестьянская, с околонулевой механизацией и химизацией агропромышленного производства, с неграмотным, нищим населением. Нам нужны гигантские вложения – требуется переселить минимум 70 миллионов человек в города, превратив крестьян в высокообразованных, квалифицированных работников, построить заводы, школы, больницы. Одного жилья потребуется не менее 400 миллионов квадратных метров… И всё это вне досягаемости форсированного броска врага на Западе и на Востоке. Фактически, нам надо создать внутри России еще одну страну, совсем непохожую на ту, что вы ежедневно видите из окна дилижанса и поезда, и сделать это за кратчайшее время, иначе нас раздавят… Нет у нас времени и других ресурсов на десанты, поэтому операцию, разработанную генеральным штабом и представленную полковником Юденичем, отменяю… Глава 35. Люди простят всё, кроме обманутых ожиданий Главное Политическое Управление Российской империи в полном составе собралось впервые с начала боевых действий и впервые повестка дня не содержала ни одного военного вопроса – верный признак того, что успешная, победоносная война заканчивается, уходит в историю. Но в письме императора, врученном участникам совещания, отсутствовали фанфары и бравурные марши. “Пусть вас не обманывают и не успокаивают звонкие победы на море и на суше, – читали собравшиеся обращение монарха, – это всего лишь благоприятный фон для проведения глубоких внутренних преобразований. Стоит хоть чуть-чуть с ними опоздать, позволив себе почивать на лаврах, и все результаты последней кампании будут неумолимо обнулены, а победы русского оружия превратятся в великие потрясения для нашего государства…” Собрание, заряженное тревожным тоном послания, гудело встревоженным ульем, обсуждая предстоящие реформы. Все были в сборе, за исключением императора. Немногословные адъютанты неизменно повторяли интересующимся одну и ту же фразу: “Верховный Главнокомандующий приносит свои извинения за опоздание. Ещё не закончилось совещание Генерального штаба. Ждите!” Разбившись на группы доверительного неформального общения, присутствующие оживленно обменивались мнениями, благо, интересных собеседников хватало, а задачи предстояло решать грандиозные. – Нет, война не закончилась, господа, – задумчиво скручивая в трубочку свой доклад, вполголоса говорил полковник Ипатьев, обращаясь к собеседникам. – Она просто переместилась в учебные аудитории, лаборатории и цеха. Наши преподаватели, профессоры и доценты, сами того не желая, уже вчера оказались на передовой. Поэтому весьма актуальным считаю вопрос, почему западные университеты, например, германские, и в мирной жизни являются очагами национального духа в то время, как в воюющей России с кафедр императорских университетов звучат речи о патриотизме, как о чем-то недостойном современного "интеллигента", обязанного в равной мере любить всё человечество, об армии, как тормозе прогресса, ибо война, якобы, есть остаток варварства. И тому подобное. – Потому что, дорогой вы наш полковник, – глядя в глаза инженеру-химику, отвечал недавно прибывший с Дальнего Востока барон Врангель, – если роль идеологии в обществе становится чрезмерно высока, то она приобретает собственную волю и уже может диктовать решения, правильные в ее рамках, но, очевидно, гибельные в реальности. И реальность в таком случае, просто, приходится игнорировать. – И какая же идеология главенствует в наших университетах? – удивленно вздергивал брови стоящий рядом с Ипатьевым Менделеев. – Нигилизм, отрицание всего существующего порядка в целом и каждого его элемента – в отдельности. Нашим профессорам, как бальзам на сердце, последняя работа Льва Николаевича о пользе еретиков для развития цивилизации. Они купаются в собственной фронде, призывая вслед за социалистами к разрушению всего окружающего их пространства. Надеются, покрасовавшись на митингах, призвав к необходимости разрушения “всего мира насилия до основания”, вернуться в свой уютный мирок, где лакей примет трость и шляпу, а услужливая горничная плеснёт горячего чая. А ничего этого уже не будет. Будут руины с отчаявшимися людьми, убивающими друг друга за кусок хлеба. – Откуда такая фантасмагория? – язвительно задал вопрос лысый очкарик с шикарной архиерейской бородой и неожиданно армейской выправкой. Остатки волос, небрежно зачесанные назад, свисали гроздьями на воротник черного сюртука, обсыпанного перхотью. Весь вид его был вызывающе неопрятным и отталкивающим, если бы не глаза. Живые, проницательные, двигающиеся в унисон с мимикой, они завораживали, притягивали к себе и заставляли абстрагироваться от всего остального. Внимание к старику было приковано повышенное. Присутствующие то и дело косились на него. То там, то здесь по залу проносился шепоток: “Неужто это тот самый Кропоткин?”. “Да-да, не сомневайтесь, собственной персоной. Прибыл-с под личные гарантии безопасности…”