* * * В это же время. Чёрное море. Адмирал Фишер посмотрел на циферблат дорогих карманных часов и сдавил луковицу так, что хрустнул нежный серебряный корпус. Как раз в этот час, когда на Балтике Керзон-Хау форсирует Ирбенский пролив, а на Тихом океане Того приступает к уничтожению эскадры Макарова, здесь, в этой тесной стамбульской луже, его корабли снова беспомощно толкутся перед минными заграждениями. Один из тральщиков, пытавшихся снять русские мины, уже затонул, еще два погружались. На корме «Викториеса» разгорался пожар и непохоже, чтобы русские испытывали недостаток в снарядах. Адмирал сжал зубы и выпалил обиженно, как лишенный праздничного пудинга ребенок: – ОН ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ ОДИН! Окружающие адмирала офицеры испуганно оглянулись и непонимающе уставились на командира. Ну что он мог им пояснить? Рассказать, как начальник Директории клялся и божился, что адмиралу Рожественскому передан приказ тайной русской организации оставить у минных заграждений только один броненосец, отослав все наличные силы, якобы, на помощь десанту? Тогда он будет выглядеть еще глупее. Где и когда Гранд флит зависел от решений туземцев? Это значит даже не потерять лицо, а расписаться в собственной беспомощности! Ему захотелось треснуть по ограждению мостика подзорной трубой, но, по имеющейся информации, это было привычкой его визави адмирала Рожественского, а Фишер искренне презирал этого русского по двум прямо противоположным причинам сразу. Офицеры на мостике «Коллингвуда» могли бы объяснить, что русские слишком хорошо отработали ротацию броненосцев даже после потери «Потемкина», но никто не рисковал вызвать на себя гнев адмирала, впавшего после персидской неудачи в состояние берсерка. – Что пом-помы? – наконец, обратился он к флагманскому артиллеристу. – У них слишком малая скорость снаряда, сэр, – ответил тот. – Мы поставили четыре таких аппарата на тральщики, но они просто не добивали до русской «Свиньи». Противник изрядно расстроился и начал бить по этим кораблям целенаправленно, потопив два из них. Видимо «Свинья» специально наводила русских артиллеристов на своих потенциальных обидчиков. – И что будем делать? – Я уже заказал разработку и доставку разрывных снарядов для трехфунтовок, сэр. Они должны исправить положение. Но неизвестно, когда необходимый запас боеприпасов будет изготовлен и доставлен. – Я вам скажу: их доставят, когда у нас вообще не останется тральщиков! Завтра мы с Вами едем в Стамбул, пора встряхнуть это болото. Ладно. Каковы повреждения «Илластриес» и «Викториес»? – Небольшие, сэр. У «Илластриес» – близкий разрыв фугаса, незначительная фильтрация воды – мы прекратили ее, поставив подпорки. У «Викториес» обгорела кормовая надстройка. Некритично… – Ладно. Возможно, на этот раз отступление – правильное решение. Но это был наш последний отход, джентльмены. Глава 20. Рыцари плаща и кинжала. Продолжение 20 мая 1902. САСШ. Нью-Йорк. – Меньше всего я хотел обращаться за помощью к Вам, Мария Александровна! Но у меня просто не остаётся иного выхода. Вы – единственная, у кого есть возможность попасть в клуб Джекил, а времени создавать новую легенду для кого-либо еще уже не осталось. Гости собираются и первое заседание клуба состоится на этой неделе. Лейтенант Канкрин, повышенный в звании после уругвайской операции, был похож на заправского жителя Среднего Запада. Соответствующая одежда и загар дополняли друг друга, придавая облику какой-то неуловимый шарм сурового ковбоя или шерифа. Но смотрел он на свою подопечную-подчиненную так жалобно, что Маше невольно захотелось погладить графа по голове. Он нагнулся, подобрал плоский камешек и с силой швырнул по воде. – Вот видите, даже здесь не везет, а ведь в детстве запускал не меньше пяти “блинчиков”… Канкрин с тоской взглянул на допотопный пароходик, неторопливо шлёпающий лопастями по весенней воде, резко остановился, развернулся к Маше и заговорил, будто оправдываясь: – Мы потеряли много времени в самом начале. Смутила категоричность приказа. Не выследить и даже не внедриться, а ликвидировать… Дважды просили подтверждение – боялись провокации с перехватом сообщений, пока к дяде в Марсель не заявился Красин с верительными грамотами, а к нам не прибыла группа Савинкова с особыми полномочиями и приказом, закодированным Его личным шифром… Только тогда начали работать, всё распланировали и предусмотрели, но не могли спрогнозировать ссору Рокфеллера с Роджерсом и, как следствие, распоряжение уволить весь персонал, нанятый Генри[39]… Дальше… Вы же знаете, как это бывает. Сбои посыпались лавинообразно. Фигуранты не отправились в Вирджинию одним поездом, как планировали, поэтому отпала тщательно подготовленная диверсия на железной дороге. Не забронировали никакой водный транспорт, соответственно, лишили нас возможности встретить их во время переправы… Остался только сам клуб. Под видом стройматериалов мы успели доставить в подвал здания взрывчатку, но эти хитрые радиовзрыватели Пильчикова пришли два дня назад, а мы уже не имеем доступа… Сменился весь персонал, вся охрана… Никак… – Александр Георгиевич… Саша! – Маша посмотрела на начальника с искренним недоумением, – но я не вхожу в избранный круг, не допущена в Джекил-клуб и не специалист по взрывчатке. Как? – Я всё продумал, – торопливой скороговоркой зачастил Канкрин, – ваша курьерская служба получит задание доставить в клуб абсолютно легальный, но габаритный груз. Пока ты будешь оформлять документы, твои “помощники-носильщики”, знакомые по Уругваю, аккуратно спустят в подвальное окно шашку с радиовзрывателем, закрепив антенну на решетке. Бочки стоят под проёмом. Останется только отойти на безопасное расстояние и послать радиосигнал… – А если не получится? – обреченно спросила Маша. – Тогда штурм, – вздохнул Канкрин. – Нас пятеро, ещё четверо у Савинкова, а сколько там будет охраны и как организована её работа мы не знаем… Это, кстати, ещё одна моя нижайшая просьба – нужна хоть какая-то информация. – Нас, стало быть, десять, Александр Георгиевич, – грустно улыбнулась Маша. – Я поняла. Надо, чтобы обязательно получилось. 20 мая 1902 года. Петербург. Красин. Леонид Борисович Красин который день не ложился допоздна. Дела, как сказочный дракон: отсечешь одну голову – вырастают три другие. Во всем остальном он успел свыкнуться с ролью товарища министра и новая работа ему нравилась, хотя реальные обязанности были гораздо шире официальных. Это только добавляло перчинки, делало существование сложнее, интереснее и даже опаснее, чем революционная деятельность. По крайней мере, царские жандармы на него не покушались ни разу, а с момента принятия им предложения Хозяина в него стреляли уже трижды. Однажды это сделали бывшие товарищи по партии, во второй раз – промышленники, а последний – просто какой-то псих. К счастью, Хозяин знал толк в безопасности и снабдил его надлежащей охраной, поэтому все его потери – порванный пулей сюртук, брюки и пальто, испачканные в грязи, да сломанная об одного из бывших коллег-революционеров трость. С одной стороны, это огорчало, ведь он гордился тем, что в прежние времена никогда не вызывал достаточных подозрений для столь радикальных мер, несмотря на проводимые им исключительно дерзкие операции. С другой стороны – масштаб, господа-товарищи и везение! Чертовская удача, если принять во внимание хулиганскую натуру как самого Красина, так и императора. Инженер усмехнулся, вспомнив визит загримированного царя на явочную квартиру в Баку. Мальчишество! Но как тонко всё рассчитал! Обезоружил. А во время второй встречи с участием Классона, предложив план электрификации “всея Руси”, – добил. Роберта Эдуардовича монарх покорил практически сразу. И если на первой встрече недоверчивый ученый-изобретатель саркастически кривился, то по возвращению в Петербург он был приглашен на приём, ознакомлен со штатом, планом работы, бюджетом созданного под него института электроэнергетики и превратился из либерала в законченного монархиста. А вот он, Красин, еще побрыкался, поэтому вторая встреча с императором была не столь благостна. Закончив свои дела в Баку, Красин в 1901 году прибыл в Питер по заданию ЦК во главе боевой технической группы РСДРП. Поручение формулировал лично Ленин, вдохновленный гвардейским бунтом, горящий желанием перехватить инициативу у Витте и превратить беспорядки, затеянные дворянской верхушкой, в полноценное общенародное восстание. Красину поручалось техническое обеспечение дерзкой акции непосредственно в Зимнем дворце – обесточить резиденцию, обрезать связь, заминировать помещения охраны и близлежащие казармы, пленить или уничтожить императора с семьей. Акция должна была стать сигналом к массовым выступлениям столичных рабочих, но всё сразу пошло не по плану. Ко времени их прибытия пролетариат к массовым выступлениям был готов, но совсем по другому поводу. Царский манифест о восьмичасовом рабочем дне и запрете штрафов, страхование от безработицы и несчастных случаев, запрет детского труда и равенство оплаты мужчин и женщин породили настолько контрреволюционное настроение среди трудящихся, что ни о каких антиправительственных акциях они не хотели и слышать, а агитаторам банально били морды. Революция сошла на нет сама собой. Акцию отменили и Красин перевёл было дух, но в тот же вечер на конспиративной квартире его ждали… – Ваше Величество? – Тсс, в последнюю нашу встречу в Баку я был “Коба”, Ленину и Потресову представился как “Тиран”. Выбирайте любой псевдоним… Император улыбался, хотя в глазах его не было ни грамма веселья. И смотрел он на инженера оценивающе, как охотник на дичь, выбирая, куда лучше бить, чтобы не попортить шкуру. – Если Вы здесь, значит всё знаете… – Красин обреченно опустился на стул и нарисовал в своем воображении картинку тюрьмы-суда-каторги. – Нет не всё, – не согласился с революционером монарх. – Я, например, не понял, что вас так тянет на мелкое хулиганство? Почему вы не хотите заниматься глобальным переустройством страны и срываетесь на малоперспективную уголовщину? – Партийная революционная дисциплина, – промямлил Красин, хотя этот аргумент представлялся несколько глупым в данный момент. Император, как ни странно, кивнул, потушил огонь в своих зрачках и аккуратно присел на соседний стул. – Это хорошо, товарищ Красин, что Вы серьезно относитесь к партийной дисциплине. Но даже она не избавляет человека от необходимости иногда делать личный выбор. Повторяю своё предложение, озвученное в Баку. Я хочу, чтобы вы и дальше занимались революционным преобразованием окружающей среды, но только более эффективно и ответственно. А глупости с захватом дворцов и заложников… Согласитесь, это – ребячество, болезнь роста… В тот вечер Красин дал себе зарок больше не участвовать в революционных авантюрах и работать исключительно легально… Как плохо он знал своего монарха! Как слабо представлял уготовленную себе роль… Месяц спустя, стоя на качающейся палубе трампа, направляющегося из Марселя в Дурбан, он не мог поверить, что дал себя уговорить отправиться в Южную Африку в малоизвестный городок со звонким, как колокольчик, названием Кимберли, чтобы возглавить авантюру, по сравнению с которой штурм Зимнего дворца был действительно ребячеством. – Ваша сфера интересов – горное оборудование, специалисты по разработке алмазных копей и, конечно же, само содержимое южно-африканских закромов, – напутствовал его монарх. – Четыре батальона африканеров – снайперы, саперы, разведчики, пулеметчики, действуя под вывеской бурских партизан, будут вашим боевым крылом. Они добывают себе славу, чины, награды. Вы пополняете горно-добывающий, алмазный и золотой фонд Отечества. Десятую часть можете отдать в партийную кассу, хотя, – император странно улыбнулся, – счастья вам это не принесет… Вряд ли три фунта необработанных алмазов и пара пудов золота, затрофеенные в ходе лихих налетов “бурских партизан” на эшелоны, караваны и склады английских колонизаторов, сильно помогут отечественной экономике, но вот всевозможную горную технику и управляющихся с ней специалистов, соблазненных высокой оплатой и переправленных на “Большую землю”, определенно можно было записать в актив. Как и целых четыре группы отчаянных головорезов, сформированные из революционных студентов-инженеров, подготовленные им лично и проверенные в деле на Юге Африки…. А с партией император как в воду глядел. Ильич, почувствовав вместе с запахом денег, привкус опасного конкурента за лидерство, облыжно обвинил Красина в растрате партийных средств и выпер из всех руководящих органов, разорвав отношения и сняв, таким образом, груз какой-либо ответственности.[40] Расплевавшись с РСДРП, Красин окончательно перешел в стан монарха-реформатора. Революционной риторики здесь было меньше, а революционных действий с огоньком, с риском – не в пример больше! Чего стоила хотя бы экстремальная экспедиция двух дирижаблей на реку Ирелях, куда доставили разведочную геологическую партию, потом – такой же бросок, только с “золотыми” специалистами – на реку Магаданку. А сразу две сотни электростанций, сооружаемых в авральном порядке в разных губерниях огромной страны! Эх, как там всё интересно и масштабно разворачивается! Но началась эта проклятая война, и приходится заниматься совсем другими проектами. Он ещё раз вгляделся в техническое задание императора, третье за последний месяц, понятное только ему. Да, это будет ограбление века! Дикому Западу с налетами на поезда до такого еще расти и расти! Так оригинально увеличить российский флот на целую эскадру! Грандиозно! Красин даже не сомневался в авторстве этой дерзкой авантюры. Итак, в деле будет две команды – рабочая и прикрывающая. Подвод обеих групп придется осуществлять из совершенно разных точек посредством неординарных методов. Рабочая команда уже в пути. Жаль, что в срочную командировку отбыл Савинков. Ничего, справимся. У героев Босфора и Либавы отчаянных людей не меньше, да и специфику они знают намного лучше бывшего эсеровского боевика. Пересмотрев список, Красин выделил среди прочих три одинаковых фамилии. Старший из братьев будет нужен на финальном этапе, после завершения самой рискованной операции: на его долю придется половина затрат по освоению полученных активов. Задача ему и полковнику Бринку уже поставлена, принятые от французов документы переданы в работу, теперь важно обеспечить неукоснительное следование графику. А гигантские капитальные вложения, включая гонорар французам, он утвердит у Хозяина уже постфактум. Что поделать – труд хороших инженеров обходится дорого, и вовсе не из-за их гонораров… Средний брат обеспечивает поддержку за рубежом, осуществляя вывод рабочей команды на исходные позиции. Разумеется, вопрос обхода пограничных барьеров необходимо проработать с коллегами из профильных структур, но учитывая крайнюю загрузку контрагентов, доставка исполнителей вполне возможна… А вот младший… Он уже завяз и засветился сразу в нескольких местах настолько сильно, что, пожалуй, ему придется “умереть” в самый что ни на есть кульминационный момент. Благо, если все пройдет нормально, это будет не слишком сложно устроить. * * * Стокгольм. Посольство Великобритании. Резиденция Directorate of Military Intelligence – Итак, Эрни, что твоя птичка принесла тебе в клювике на этот раз? – Пушки, Айвен. Русские завершили испытания нового орудия. – Вот как? – Пять целых и одна десятая дюйма, иначе говоря – сто тридцать миллиметров. Ствол в пятьдесят с лишним калибров. Что интересно – клиновой затвор немецкого типа.[41] – Подробности… – Точных цифр пока нет, но полагаю, масса снаряда – от семидесяти двух до семидесяти пяти фунтов, начальная скорость – около трех тысяч футов в секунду. – Они увеличивают и дальность стрельбы среднего калибра, – кивнул Айвен. – Логичный шаг с их стороны. – Заводы в Петербурге и Перми получили заказ сразу на сотню таких орудий до конца следующего года, – Эрни плеснул в чашку молока и потянулся за чайником. – Шестьдесят четыре пушки в Петербурге и тридцать шесть на новом заводе в Перми. И дальше – по сотне в год. – Значит, они уверены и в самом орудии, и в том, что Петербург мы не возьмем, – Айвен сложил руки домиком и постучал подушечками пальцев друг о друга. – Они не идиоты, – криво усмехнулся Эрни, – и умеют считать. Мы уже потеряли в Балтийском море больше половины броненосцев и мониторов, не считая легких сил. Если не произойдет Чудо Господне, мы будем торчать у ворот Кронштадта до поросячьей пасхи или до тех пор, пока они не потопят наш последний броненосец. Противоторпедные сети, как оказалось, не слишком помогают. К тому же, русские заказали еще двенадцать девятидюймовых башен наподобие владивостокских, только с четырьмя пушками вместо трех. – Двенадцать? – удивился Айвен. – Да еще и четырехорудийных? Неужели они сочли, что трех снарядов в залпе для корректировки недостаточно? И это при том, что их береговая артиллерия выступила неожиданно эффективно? – Да. Заказ на разработку эскизного проекта башни они выдали Бертону, и тот уже предоставил им документацию, использовав серийно выпускаемые русскими механизмы. Шесть первых таких башен должны быть поставлены до конца этого года и еще шесть – в следующем. Это указание исходило, якобы, от заместителя министра оборонной промышленности мистера Красина, и он поставил Николая в известность об этом постфактум.