Я вытягиваюсь в струнку, чувствуя на себе взгляд Романа, и запихиваю мобильник в карман, а потом снова берусь за вилку. – Извините, сэр. – Сегодня вечером ты постоянно отвлекаешься. Потому что предпочла бы сейчас находиться в компании Шона. Не знаю, зачем Роман настаивает на совместных ужинах. Разговор не клеится, наши совместные трапезы проходят невыносимо неловко – во всяком случае, для меня. Сложно угадать, что беспокоит Романа, потому что этот человек непробиваемый камень. Он всегда недоволен, и кажется, что никакую другую эмоцию выжать из себя не способен. Чем дольше я живу в его доме, тем сильнее он кажется мне незнакомцем. – Какими были твои родители? Прежде я ни разу о них не спрашивала. Даже в детстве. Даже, когда была ребенком и могла прибегнуть к напускной дерзости, я понимала, что лучше не спрашивать. Они оба ушли из жизни, если верить той скудной информации, что знали я и мама. Роман идеально ровно набирает на вилку пасту. – Что конкретно тебя интересует? – Они были такими же общительными, как ты? Отец скрежещет зубами, и я мысленно поздравляю себя, но и бровью не веду. – Они вели светский образ жизни, а мой отец регулярно посещал поле для гольфа. – От чего они умерли? – Они пили. – Яд? Они отправились на тот свет в стиле Шекспира? – Смерть тебя забавляет? – Нет, сэр. – Меня забавляет этот разговор. – Они умерли почти сразу друг за другом. С разницей в три года. Когда я родился, им было за сорок. – В этом смысле ты их опередил, да? Моя мать родила меня в двадцать лет, а Роман был старше ее на двенадцать. Он урвал лакомый кусочек. – Я вообще не планировал заводить детей. Я растопыриваю пальцы и быстро трясу ладонями. – Сюрприз. У вас девочка. Даже ни намека на улыбку. – Как с тобой тяжело. – Я делаю глоток воды. – Извини за подгузники, тут уж ничего не поделаешь. – Я уверена, что этот мужчина не менял мне подгузники. Ни разу. – Сесилия, ты весь вечер собираешься так себя вести? – Можно только надеяться. – Что ты не изничтожишь мою душу своим убийственным взглядом. – Выходит, ни родителей, ни женщин. А друг, с которым можно отдохнуть, у тебя есть? – У меня есть компаньоны. Много. – Так как же Роман расслабляется? Очередной неодобрительный взгляд. Я ничего не добьюсь. – Ужин был очень вкусный, но на сегодня у меня запланированы неотложные дела. Могу я уйти? Он даже не раздумывает. – Да. И сдается мне, я слышу, удирая из столовой, как у отца вырывается точно такой же вздох облегчения. Почти через час я захожу в гараж, и первым меня встречает Тайлер с ямочками на щеках. Он окидывает меня взглядом, и я наслаждаюсь его вниманием. Сегодня я уделила своему телу особое внимание, увлажнив его лосьоном с эфирным маслом можжевельника. Уложила волосы пляжными локонами и нанесла бронзатор, чтобы кожа сияла даже в свете тусклой желтой лампы. Немного накрасилась, чтобы проглядывали веснушки, которые так любит Шон. Но губы намазала ярко-розовым под цвет своего нового сарафана. – Черт возьми, девочка, да ты соблазнительная штучка, – говорит Тайлер и тепло меня обнимает. Шон тем временем стоит вдалеке от остальных и ведет в другом конце гаража беседу с Домиником. На приличном расстоянии их напористый тон приглушен играющей на заднем фоне песней «The Joker» Стива Миллера. Похоже, они ведут жаркий спор, поэтому я решаю к ним не подходить. Следующим со мной, кивнув и бросив одобрительный взгляд, здоровается Джереми и делает удар кием на бильярдном столе. Джереми пониже ростом, но тренажерный зал явно его второй дом. Под простецкой одежкой скрываются крепкие мышцы, но они ему под стать. У него новомодная бородка, а поверх футболки спортивные подтяжки. Его каштановые волосы стрижены короче, чем у Шона, которому досталась шевелюра, словно пораженная божественной молнией. – Будешь играть, Си? – протяжным тоном спрашивает Джереми и забивает в лузу «девятку». – Чтобы вы снова надрали мне задницу? – спрашиваю я и провожу взглядом от его татуировки ворона до черной шапочки, торчащей из заднего кармана. Да, после заката становится значительно прохладнее, но для начала лета шапка явно не к месту. – Собираешься кого-то ограбить, Джереми? Он замирает, а потом запихивает шапочку поглубже в карман и продолжает натирать мелом кий. – Уже ограбил. – Да неужели? Он подмигивает, и Тайлер фыркает от смеха. – Единственное, что ты сегодня ограбил, – это шкаф своей мамочки. Джереми смотрит на Тайлера. – А к твоей мамочке мы сегодня заглянем? Потому что, думаю, мы оба знаем, чем это кончится. А для меня развязка всегда счастливая. – Заткнись нахрен, – грубо рявкает Тайлер. Рассел, которого я считаю вторым молчуном после Доминика, берет кий и натирает его мелом. – Тайлер, ты же знаешь, что никто не умеет обращаться с твоей мамочкой лучше Джереми. Я гляжу на Тайлера, который выглядит не на шутку сердитым. – Тут и правда есть какая-то история? – Нет, – с яростью отвечает Тайлер скорее остальным, чем мне. – Они просто надо мной стебутся. – Если так ты себя утешаешь, чтобы спать спокойнее, сынок. – Джереми ухмыляется и обращается ко мне: – Он маменькин сынок. Но, думаю, еще немного времени – и мы это исправим. Папочка знает, как поступить. Улыбаясь от их обмена остротами, я перевожу взгляд и замечаю, что на меня смотрит Доминик, пока Шон говорит со скоростью сто слов в минуту. Под его испытующим взглядом во мне разжигается какая-то искра. Мы не разговаривали с того вечера, когда он пустил меня в гараж. Всякий раз, как я оказываюсь рядом с ним, он замолкает, откровенно меня игнорируя, словно я не к нему обращаюсь. Шон советует не воспринимать его поведение на свой счет, но как же раздражают его регулярный бойкот и взгляды, которыми он меня награждает. Я пытаюсь отвлечься от Доминика и смотрю на Шона, вспоминая тот поцелуй, взгляд, когда он жадно ласкал меня ртом и обещал большее. Именно это я вижу, когда он наконец поворачивается в мою сторону. Он оценивающе ведет глазами по моему телу, и на его губах появляется легкая улыбка. По спине бегут мурашки, когда Шон так на меня смотрит. Словно мы знаем, что будет после, и в курсе не только мы. – Вам нужно уединиться? – заметив наши переглядывания, ехидно подкалывает Рассел и, выровняв кий, ударяет им по шару. – Как насчет заткнуться нахрен? – непринужденно говорит Шон, подходит ко мне и прижимает к себе. У этого мужчины самоуверенности хоть отбавляй, улыбка, от которой у монашек слетят трусики, и глаза, передающие все без лишних слов. С каждым днем я все больше привязываюсь к нему, и каждый день чувствую узел, который начинает нас опутывать. Поступки важнее слов – вот к чему я отношусь с осторожностью после предостерегающих слов Шона в мой день рождения. – Соскучился. – Он крепко прижимает меня к себе, а я таю в его объятиях и встречаюсь взглядом с Домиником. Тот без слов распахивает заднюю дверь и выходит из гаража. – Почему он меня ненавидит? – Забей на него. – Трудновато. – Он в этом хорош, – отвечает Шон и нежно касается быстрым поцелуем моего обнаженного плеча. – Чудесно выглядишь. – Он наклоняется и вдыхает, почти вызвав у меня стон. – И пахнешь тоже вкусно. Я поворачиваю голову, чтобы наши губы были ближе. – Спасибо. – Для меня так оделась? – Шон ведет тыльной стороной руки по моему платью, и от воспоминаний о впивающихся в спину камнях, стекающей каскадом воде и его шаловливых губах начинает ныть между ног. Шон читает мои мысли, в его глазах вспыхивает огонь, и на сей раз это я натягиваю на лицо улыбку кошки, съевшей канарейку. – Возможно. – Проблема, – шелестит он. Я прикусываю губу и слышу тихий стон. – Мы играем или как? – Резкий голос Рассела рушит нашу интимную обстановку. Шон закатывает глаза, и я отодвигаюсь от него. Он выуживает из рядом стоящего холодильника две банки пива. Я беру одну, зная, что выпью немного. Как только Шон вскрывает банку, а музыка становится громче, я беру кий, и игра начинается.