К счастью, Медвежонка охраняли. Пленница-испанка храбро отдернула его назад, невзирая на риск сделаться жертвой своей преданности. А Красавец Лоран, внимательно следивший за каждым движением Пальника, отвел дуло пистолета. Монбар сделал знак, требуя тишины. – Вы все были свидетелями того, что произошло, братья, – сказал он. – Да, да! – закричали флибустьеры в один голос. – Стало быть, вы признаете вместе со мной, что мы имеем право судить убийцу? – Разумеется, – ответил за всех Дрейф, – его надо судить, и немедленно. – Хорошо, братья. К чему же вы присуждаете этого человека после столь гнусного покушения? – К смерти! – единодушно отозвались присутствующие. – Таков ваш окончательный приговор? – Да! – опять вскричали в один голос Береговые братья. – Так приготовьте лодку, чтобы отвезти негодяя на Акулий утес. Несколько человек побежали исполнять приказание. Напрасно упрашивал Медвежонок, чтобы несчастному по крайней мере дозволено было застрелиться: флибустьеры остались неумолимы. Через несколько минут крепко связанного Пальника перенесли в лодку, которая отплыла от Пор-Марго, неся на борту караул из десяти флибустьеров с Монбаром во главе: он хотел сам привести приговор в исполнение. А приговор был ужасен. Акулий утес, находящийся в открытом море в шести лье от берега, выступал на несколько футов над поверхностью воды, но волны полностью накрывали его во время прилива. Человека, осужденного неумолимым, но справедливым судом флибустьеров, бросали без оружия и без пищи на скале, где он должен был ожидать смерти в жестоких мучениях, душевных и телесных. Вот какая участь была уготована Пальнику. За час до восхода солнца, когда начинался прилив, к пристани причалила лодка. Монбар и его товарищи вышли на берег с холодным спокойствием людей, исполнивших свой долг. Судя по всему, к этому времени буканьер уже завершил свой земной путь. Глава III Каким образом капитан Железная Голова употребил богатство, выигранное у прежнего хозяина Роковая, но давно ожидаемая развязка странной партии между двумя непримиримыми врагами оказала потрясающее воздействие на толпу, собравшуюся в гостинице «Сорванный якорь». Береговые братья, еще минуту назад с жадным любопытством следившие за рискованными перипетиями страшной игры, теперь взирали на капитана с робким удивлением. Д’Ожерон, губернатор Тортуги и французских владений на Санто-Доминго, вошел в залу, раскланиваясь с присутствующими, которые почтительно снимали перед ним шляпы, и сел посреди предводителей флибустьеров. Бертран д’Ожерон был человек широкой души и замечательного ума. Он задался опасной, почти недосягаемой целью возвращения в лоно большой человеческой семьи взбунтовавшихся детей, отличавшихся пылкостью нрава и жаждой свободы. Свое призвание он исполнял с редким самоотвержением. Флибустьеры скорее терпели в своей среде, чем действительно принимали каждого вновь назначенного королем губернатора, но д’Ожерона они любили и уважали. Он был для них ровней, а не начальником, никогда не вмешивался в их дела, если не случалось чего-нибудь чрезвычайного. Но и тогда, общаясь с людьми, которые не желали терпеть узды, ограничивался советами и убеждениями. Извещенный о том, что происходит в «Сорванном якоре», он поспешил прийти – не помешать исполнению приговора, произнесенного над буканьером, но предупредить новые вспышки насилия. Губернатор был встречен восторженными приветствиями, перед ним поспешно и почтительно расступились. Сев за стол, он наклонился к Медвежонку и шепнул ему на ухо несколько слов, которых не мог услышать никто из посторонних. – Не беспокойтесь, – ответил тот, – у нас одна цель. Я постараюсь исполнить ваше желание. Тогда капитан обратился к присутствующим и голосом, который сначала слегка дрожал от внутреннего волнения, но мало-помалу становился все тверже, произнес: – Береговые братья, флибустьеры с Тортуги, буканьеры с Санто-Доминго и жители Пор-Марго! Несколько минут назад вы стали свидетелями не страшной партии между двумя людьми, которых разделяла непримиримая вражда, – но Божьего суда. Я был только орудием гнева Господня, безотчетно побуждаемый действовать так, как вы тому были свидетелями. Я ни минуты не сомневался в успехе. Условия, предлагаемые мной, все, что я говорил, – все служит тому доказательством. Итак, я не имею никакого права на выигранное богатство и с радостью отказываюсь от него. Надеюсь, вы одобрите мое решение. Мы львы, а не шакалы. Если мы тратим золото без счета в сумасбродных и веселых оргиях, то это потому, что золото – цена нашей храбрости, нашей отваги, это потому, что мы купили его ценой нашей крови. Неистовые рукоплескания заглушили громкий голос капитана. Когда опять водворилась тишина, он продолжал с улыбкой: – Нашему уважаемому губернатору, отеческая забота которого всегда ощущается нами, я приношу сердечную благодарность за то, что он удостоил нас своим присутствием и тем самым придает законную силу моему решению. Вот в чем состоит оно: золото, что лежит на столе, и все состояние Пальника, выигранное мною, господин д’Ожерон потрудится разделить поровну между беднейшими из нас, без различия звания, пусть они будут буканьеры, флибустьеры или простые обыватели. Дай Бог, чтобы очистило выигранное мной богатство от грязи, которой оно запятнано! Знает ли кто-нибудь, сколько вербованных было в собственности у Пальника? – Я знаю, – сказал Красавец Лоран, – всего пять. – И мы здесь! – отозвался голос из толпы. – Подойдите, – позвал их капитан. Пятеро слуг, полунагих, бледных и истощенных до того, что на них страшно было смотреть, робко выступили вперед. – Я объявляю вас свободными в силу права, которое мне присвоено званием Берегового брата, – продолжал Медвежонок. – Согласно обычаю, я дам каждому из вас по ружью, по три фунта пороха и пуль, а кроме того, вот вам пятьсот экю, которые вы разделите между собой. Бедняги, ошеломленные таким внезапно свалившимся на них счастьем, не смели верить своим ушам: они растерянно оглядывались вокруг и кончили тем, что залились слезами. – Ступайте, – сказал им капитан тоном сердечного сострадания, – ступайте, друзья мои, теперь страдания ваши кончились. Ваше место среди свободных людей, среди Береговых братьев. Опять со всех сторон раздались восторженные крики. Самые закаленные буканьеры и те умилились: это уже был не просто восторг, а ликование, доходившее до исступления. – Хорошо, капитан, – похвалил губернатор, с чувством пожимая руку флибустьеру, – вы подаете возвышенный пример. Именно так мы и вернем этих увлекшихся, но великодушных людей на истинный путь. Благодаря вам задача моя станет легче. – Пытаюсь идти по вашим стопам, – почтительно ответил флибустьер, – я не могу желать лучшего образца для подражания. – С десятью такими людьми, как вы, – продолжал д’Ожерон по-прежнему тихо, – всего за один год эта великолепная колония может преобразиться… – …или погибнуть, – задумчиво пробормотал капитан. – О! Неужели вы так думаете? – Увы! Мы не такие люди, как все. В наших жилах течет огонь, а не кровь. – Разве вы отступаетесь от меня? – Конечно, вы так не думаете. И сейчас получите доказательство противного. Губернатор улыбнулся и пожал ему руку. Флибустьеры спокойно ожидали конца этих тихих переговоров. – Я еще не договорил, братья, – продолжал Медвежонок после минутного молчания, – мне остается решить судьбу пленных испанцев. Разве справедливо будет, чтобы эти несчастные остались в неволе, когда все мы участвовали в разделе наследства человека, нами осужденного? Хотя эти пленные и являются представителями ненавистной нам нации, с нашей стороны будет вопиющей несправедливостью оставить их в неволе. Покажем гордым испанцам, которые высокомерно называют нас ворами, преследуют и травят, словно диких зверей, что мы презираем их и потому не боимся. Дадим свободу этим пленникам, и пусть они вернутся к своим родственникам и друзьям, которые уже не надеются увидеть их вновь. Узнав нас ближе, испанцы станут бояться нас еще больше. Одобряете ли вы мое решение, братья? В толпе было заметно колебание, и с минуту капитан опасался, что его великодушный призыв разобьется о ненависть флибустьеров к испанцам. Закон Береговых братьев запрещал под страхом смерти возвращать без общего согласия свободу кому бы то ни было из пленников-испанцев, будь то мужчина, женщина, ребенок или духовное лицо. Д’Ожерон с одного взгляда понял положение дел, понял, что Медвежонок в порыве великодушия вышел за рамки благоразумия и если он не вмешается, то все погибло. – Капитан Железная Голова, – сказал он, вставая, – благодарю вас от имени всех Береговых братьев за ваше великодушное предложение. Флибустьеры могущественны и не боятся врагов. Они храбро нападают на них, но, поборов, лежачего не бьют. Их сердца открыты состраданию. К какой бы нации ни принадлежали они, не надо забывать, что несчастны наши братья. Нам, изгнанным, так сказать, из общества, следует подать свету, клевещущему на нас, этот пример человеколюбия. Повторяю, капитан, приношу вам благодарность от имени всего флибустьерства. Ваши пленники свободны, вы вольны располагать ими и возвратить их семьям. – Да, да! – вскричали флибустьеры, увлеченные благородными словами д’Ожерона. – Освободить их! Да здравствует губернатор! Да здравствует Медвежонок Железная Голова! Первый толчок был дан, все поддались всеобщей восторженности. Испанцы были свободны. – В свою очередь благодарю вас, – обратился к д’Ожерону тронутый до глубины души капитан, – без вас я потерпел бы неудачу у самой цели. – Это не так, любезный капитан, – возразил, улыбаясь, губернатор. – Флибустьеры – большие дети, и сердце у них осталось добрым, только надо уметь затронуть струны их великодушия. Золото, лежавшее все время на столе, было вручено д’Ожерону, который взялся раздать его, и затем все покинули «Сорванный якорь». Толпа с восторженными криками сопровождала капитана до самых дверей его жилища и окончательно рассталась с героем дня, только когда он с двумя близкими друзьями и пленниками-испанцами наконец скрылся внутри дома.