Джесси была не более и не менее самолюбива, чем все женщины, но она имела над многими то громадное преимущество, что во всякое время подчинялась требованиям здравого разума. Обыкновенно склонная к страстной экспансивности в пустяках, серьезные случаи жизни всегда находили ее удивительно спокойной и сосредоточенной. Так было и на этот раз. Первый взрыв негодования вскоре уступил место здравому и спокойному рассуждению. Ведь, возможно, что Джеральд не получил ее телеграмму, что он еще ничего не слыхал об ее спасении и что, увидев ее отражение в зеркале, он, считавший ее погибшей, принял ее за привидение и испугался. Но в таком случае, конечно, он поспешит сейчас же навести справки в гостинице, и не пройдет получаса, как он сам явится к ней сюда. «Ну а когда он придет, — продолжала размышлять Джесси, — что я скажу ему? «Бери меня, Джеральд! Вот я! Я ждала тебя и готова быть твоей женой» — или сказать ему всю правду, всю истинную правду: «Я не люблю вас, Джеральд! Я буду не верна себе, если стану вашей женой! Я полюбила другого человека, и все мои мысли и думы, все мои чувства и желания принадлежат ему, помимо моей воли». Что же сказать ему?» Правда, воспоминание о Мюрри Весте ни на минуту не покидало ее — он постоянно был у нее в мыслях, а между тем она решительно ничего не знала о нем. Но этот молчаливый, сильный человек говорил ее воображению больше, чем кто-либо; он пробудил в ней чувство восторженного удивления, чувство женской любви, хотя окружающая его таинственность смущала ее. Она не могла решиться связать свою судьбу с человеком, который скрывал от нее свое прошлое и даже не позволял заговаривать о нем, а между тем отлично сознавала, что только он один мог ей дать счастье и он один мог лишить его; только если бы он забыл и разлюбил ее, она потеряла бы надежду на счастье, на светлое будущее. Размышляя обо всем этом, Джесси напряженно прислушивалась к малейшему шуму шагов в коридоре и каждую минуту ждала, что вот-вот постучат в дверь и войдет Джеральд. Вдруг взгляд ее упал на маленький столик — на нем лежали письмо и телеграмма, которых она раньше не заметила. Она взяла их теперь со стола и уже вскрыла телеграмму, когда кто-то тихо постучал в дверь. Она вздрогнула, точно пойманная на месте преступления. Так, значит, Джеральд все-таки пришел, он действительно был здесь, в отеле, а странный случай с отражением в зеркале был в конце концов самой обыкновенной вещью, как она и предполагала. — Войдите! — крикнула она, машинально поправила рукой свою прическу и, взглянув в зеркало на стене, заметила, что щеки ее разгорелись, а глаза заблестели от возбуждения. Через минуту она должна была увидеть перед собой человека, женой которого обещала быть. Без сомнения, он встретит ее страстными уверениями и показным проявлением нежности; непременно захочет обнять и поцеловать ее и сделает всякое объяснение невозможным. Еще никогда в своей жизни Джесси так не расстраивалась, как в этот момент. — Войдите же! — повторила Джесси. — Я здесь! Дверь продолжала медленно отворяться, и, наконец, в тени тяжелой портьеры появилось бледное, веснушчатое лицо с моргающими глазами и нерешительным видом. Джесси смотрела и недоумевала; она узнала это лицо и фигуру, но не могла себе объяснить, как этот человек попал сюда и зачем. — Кто вы? Что вы делаете здесь? Лэдло, так как это был он, сделал еще шаг-другой и остановился, как бы не решаясь ступить дальше. — Я — Хуберт Лэдло… друг Мюрри Веста… если вы помните… — и при этом он растерянно оглядывался, как бы намереваясь сбежать. С минуту Джесси думала, что он лишился рассудка, но затем, решив, что, быть может, он прислан к ней Мюрри Вестом, она поспешила успокоить своего гостя: — Ах, да, да… Я отлично помню… Прошу садиться, я, право, очень рада вас видеть! Вы должны рассказать мне все, все… что с вами было… Я так желала бы знать, как все это случилось! Лэдло немного оправился; он, собственно, явился сюда, чтобы сказать Джесси то, что должно было заставить ее отдать свою любовь Мюрри Весту, но мужество и решимость его таяли с каждой минутой, и теперь он уже думал, что лучше не говорить ей ничего. — Я хотел заглянуть к вам, узнав, что вы здесь… Мюрри сказал, что я могу это сделать… — Мюрри! — воскликнула девушка и тотчас же поправилась: — Мистер Вест здесь, в Лондоне? Он послал вас сюда? Да? — О, да, он здесь, он… Но, быть может, мне не следует говорить вам, где он… — А почему же нет? — спросила Джесси, тревожно глядя на него. Лэдло спохватился, что сделал неловкость, проговорившись, и теперь, по свойственной ему привычке хитрить, старался поправить дело ложью. — В сущности, это, конечно, все равно! Мюрри остановился в отеле «Метрополь», близ Чаринг-Кросс. Счастливец, как он спасся! Мне же тяжело пришлось. Я бросился в море, когда пароход почти затонул; вместе со мной кинулся в воду и младший механик. Видите ли, какая-то женщина уронила спасательный круг как раз подле меня, я и схватил его… — Это было весьма похвально, мистер Лэдло! — заметила Джесси. — Вы хотите сказать, что мне не следовало хватать этот круг. Быть может, вы правы, но когда вода подступает к горлу, человек не всегда понимает, что делает. Я, конечно, не герой… Некоторые люди смелы и самоотверженны, ну а другие не таковы, и я говорю, что ни за что на свете не поеду больше на пароходе. Мы пробыли более восьми часов в воде; затем три дня я был чуть жив, да и теперь еще не совсем оправился! — Считайте себя счастливым, мистер Лэдло, что вы остались живы! Подумайте только, сколько несчастных погибло. Мы никогда не должны забывать этого! Я постоянно спрашиваю себя, почему Провидение избрало меня и пощадило мою жизнь, такую незначительную и бесполезную. Спрашивали вы себя когда-нибудь об этом? Я уверена, что нет! — Нет, все это чистая случайность. Быть может, лучшие люди погибли, а я вот жив! Что ж, это мое счастье, и больше ничего! — Если вы не чувствуете благодарности к Богу, не чувствуете его благого попечения о вас, то вы не стоите жизни! Но неужели мистер Мюрри прислал вас сюда только для того, чтобы вы сказали мне все это? Нет, он такой хороший человек, я так уважаю его! — И вы правы, он действительно очень хороший человек, лучшего человека я не встречал. Там, в Джексон-Сити, про него много говорили дурного из-за того, что он всегда был немного горд и заносчив, и это раздражало их. Но он один из немногих вернулся оттуда с чистыми руками! Ну а я нет, я несчастный человек, мисс Голдинг… Я всегда был несчастным, всю мою жизнь… и не надеюсь даже, что теперь будет лучше. Быть может, я бы лучше сделал, если бы не схватил спасательный круг. Эта мерзкая загадка, которая называется жизнью, никогда не находит себе разгадки. Гадаешь, гадаешь все время и все равно решения не находишь. Не родись я сыном священника, из меня, быть может, что-нибудь и вышло бы, но я был третий в семье и вскоре променял старика отца на молодых женщин. Тогда старик решил, что из меня ничего путного не будет, и продал, что ли, свои церковные колокола или иным каким способом раздобыл денег и отправил меня в Америку. Там я и сапоги чистил, и полы подметал, и чего-чего ни делал, чтобы заработать корку хлеба, а затем отправился дальше на юг, и здесь, так как я всегда хорошо управлялся с лошадьми, мне нашлась работа в Джексон-Сити, где я и встретился с Мюрри Вестом и имел случай оказать ему услугу. Да, я спас ему жизнь, когда бешеная кобыла сбросила его в канаву, подмяла под себя и рвала его зубами, словно тигрица, и била копытами. Никто не смел подступиться, чтобы помочь ему, а я выхватил клин из изгороди и в тот момент, когда она снова собиралась ударить его, поддел ее на кол и отбросил в сторону. Тогда мы общими силами вытащили его из канавы полуживого, и с того времени мы с ним стали братьями и всегда стояли друг за друга. Вы, я уверен, никогда не поверите ничему, что бы вам ни сказали про Мюрри. Не так ли? Вот это-то я и хотел вам сказать, и для этого я и пришел сегодня сюда, хотя это, конечно, большая смелость с моей стороны! Джесси все время, слушая его, ломала себе голову над вопросом: для чего пришел сюда этот человек? Неужели он явился говорить от имени Мюрри? Неужели он теперь говорит то, что ему было поручено сказать? Молодые люди расстались, условившись, что Лэдло пойдет к Джесси и скажет ей, что брат ее пал от его руки, как это и было в действительности, и испросит ее прощение именем Мюрри. «Скажи ей, что это моя к ней первая и последняя просьба, и я ручаюсь, что она ни в чем не откажет мне! Ты можешь быть уверен, что тебе не грозит никакая опасность!» — говорил Мюрри, и Лэдло сначала поверил ему и обещал отправиться в отель «Савой». Но что-то в тоне и манере Джесси смутило его; он усомнился в справедливости слов своего друга и, вспомнив Бернарда Голдинга и его непомерный гнев против убийцы сына, Лэдло совершенно оробел, стал колебаться и, наконец, окончательно решил не признаваться Джесси в своем преступлении ни под каким видом. Но интерес Джесси был теперь возбужден до последней крайности, и она продолжала настойчиво расспрашивать своего гостя. — Так вы прожили несколько лет с мистером Вестом в Теннесси? Значит, вы должны хорошо знать его? — Да, конечно, — сказал он, с удовольствием заметив, что его собеседница больше интересуется Мюрри, чем им самим. — Я могу сказать, что знаю его хорошо, хотя он никогда не говорил ничего о себе, ни о том, кем и чем он был здесь, в Англии. Но я слышал однажды от кого-то, что он служил в кавалерии, и мы в шутку звали его всегда лордом в Джексон-Сити. Кажется, отец его разорился, но он не любил говорить об этом. Он занимался в Теннесси выездкой лошадей, и мы с ним вместе жили три года на одной ферме. Затем, после того как он поработал на приисках и нажил много денег, он стал торговать лошадьми на свой риск и страх. Дела у него шли хорошо. Быть может, он бы остался там и женился бы, если бы не случилось что-то такое, что потребовало его присутствия в Англии. Если не ошибаюсь, он, кажется, должен получить здесь кучу денег. Но, быть может, он уже говорил вам об этом? Джесси отрицательно покачала головой. — Вы говорите, что мистер Вест мог бы жениться там? Разве у него было там много друзей? — О, все девушки там с ума сходили по нем. Самые лучшие из них были бы рады и счастливы пойти за него. Женщины всегда любят тех, кого они разгадать не могут. Но его нелегко заманить. А когда настала беда и тревожное время… — Какая беда, мистер Лэдло, ваша или его? Лэдло вдруг спохватился, что он опять чуть было не проговорился, опять смутился и начал лепетать и путаться в словах. — То есть, я хочу сказать, что, когда он стал делаться непопулярным из-за его заносчивости, как я уже говорил вам… Почему вы думали, что я хотел сказать что-то другое?.. Джесси ничего не ответила, но, немного погодя, обратилась к нему с вопросом, которого он менее всего желал и ожидал: — Если вы жили в Джексон-Сити, то должны были знать моего брата Лионеля. Не правда ли? — Да! — пролепетал Лэдло, глядя куда-то в сторону. — Да, я знавал вашего брата! — Ведь вы, кажется, находились в Джексон-Сити в то время, когда он был убит? Лэдло продолжал смотреть в сторону и нервно теребил поля своей шляпы. — Да, то есть жил в то время в городе… но не находился тогда в том месте… — Так что вы не можете мне объяснить, почему люди связывали имя мистера Веста с убийством моего брата? — Да, я знаю об этом, но в то время Мюрри там не было, он был в пятидесяти милях от того места, где это произошло. Он даже не знал ничего об этом, я готов поклясться. И если люди говорили о нем, то, вероятно, потому, что они с вашим братом никогда не сходились ни в чем. Но верьте мне, Мюрри хороший человек, он никогда никому не причинял вреда! Джесси глубоко вздохнула и ничего не сказала. Она только дивилась теперь тому, что так долго и терпеливо слушала его вранье. Ведь Мюрри сам говорил ей, что брат ее умер на его руках. Какой же смысл был в этой лжи? Неужели Мюрри прислал его сюда для того, чтобы Лэдло содействовал его обману? Джесси решила более не слушать его и, поднявшись с места, протянула ему руку. — Я никогда не забуду того, что вы мне говорили! — сказала она. — Смерть моего брата была величайшим горем моей жизни. Когда-нибудь я узнаю всю правду, мистер Лэдло! Но когда я узнаю ее, то виновному несдобровать! Лэдло был страшно перепуган ее словами, но старался сохранить самообладание. — Да, да, я вполне понимаю, но вижу, что вы заняты, и потому позволю себе удалиться! Мне было особенно приятно рассказать вам все, что я знаю. Вест всегда молчит о себе, и людям трудно распознать его! — Ну, я давно уже успела узнать его! — сказала Джесси, ответив едва заметным кивком головы на почтительный поклон гостя. Он просидел у нее более часа, и из всего, что он говорил, она не могла прийти ни к какому заключению. Теперь она вспомнила о письме и телеграмме, но когда прочла их, щеки ее вспыхнули и руки слегка задрожали. «Нахожусь в Холли-Лодж, станция Витчерч, не в состоянии приехать к вам. Жду вас сегодня вечером. Джеральд». Так вот оно, это послание, которого она так долго ожидала. «Не в состоянии приехать к вам». Что это значит? Что он все время ожидал ее и, быть может, только сегодня узнал, что она жива? Чувствуя себя пристыженной за свои неосновательные, как ей теперь казалось, подозрения относительно его, она решила сегодня же ехать в Витчерч и там узнать все, хорошее или дурное. Она чувствовала, что долг повелевает ей пойти и сказать человеку, которого все считали ее женихом: «Этого быть не может, я люблю другого». XIX ЖЕНЩИНА И КОЛЬЦО Она решилась поехать на зов жениха, не предвидя для себя никаких неприятных последствий. Она боялась только одного, что, пожалуй, поддастся настояниям Джеральда и не скажет ему ту правду, которую она решила ему сказать. Она не взяла с собой горничную, так как не имела никакого багажа и рассчитывала вернуться в тот же вечер в свою гостиницу. Будь она воспитана в Англии, она никогда бы не решилась отозваться на подобное приглашение; ведь ей ничего не было известно ни о подлинной жизни Джеральда, ни о том, кто с ним, из кого состоит его семья. Но такого рода соображения не удерживали молодую американку! Ведь она ехала в дом человека, который собирался назвать ее своей женой! Она ехала в эти зеленые леса и луга, которые скоро думала назвать своими. Что же могло грозить ей? Джесси чрезвычайно нравилась Англия, эта страна, утопающая в зелени и садах, с уютными коттеджами и одиноко стоящими среди своих обширных парков замками и усадьбами. В Америке, говорила она, мы все живем слишком на глазах у всех, так сказать, публично. Если американец строит дом, то не обносит его забором или оградой, а устраивает его так, чтобы каждый прохожий видел и серебро на его столе, и платье на его жене, и книги в его шкафах. Он хочет, чтобы весь город глядел в его громадные окна. В Америке нельзя испытать прелести уединения, там ею пользуются только дикари, тогда как в Англии ею наслаждаются все классы общества. Сойдя на станции Пангбурн, она осведомилась у начальника, очень любезного и франтоватого господина, далеко ли до Холли-Лоджа в Витчерче и можно ли туда дойти или надо брать экипаж. — Очевидно, вас там, у лорда Истрея, не ожидают, — говорил ей молодой начальник станции с видимым сокрушением, — я не видел экипажа его сиятельства лорда сегодня. Во всяком случае, не видел его после того, как лорд Истрей сегодня утром изволил отбыть в Лондон, если не ошибаюсь, с десятичасовым поездом! — Ах, так он сегодня уехал в город? — спросила Джесси. — Так будьте все же добры указать мне, где я могу получить экипаж. — Холли-Лодж в добрых четырех милях отсюда, мисс, дорога грязная. Вам удобнее будет взять экипаж у гостиницы «Старый лев». Они прекрасно доставят вас до места, я бы и сам с превеликим удовольствием отвез вас на своем пони, если бы только мог отлучиться со станции на это время. Но служба, знаете, не дружба, приходится отказывать себе в удовольствии и исполнять возложенный на вас долг. Джесси поблагодарила его за доброе желание и уже несколько минут спустя сидела подле добродушного краснощекого толстяка, хозяина гостиницы «Старый лев», в заново выкрашенном экипаже, запряженном гнедой кобылой, и катила по дороге к поместью лорда Истрея. Добродушный толстяк оказался весьма словоохотливым и без особого приглашения стал рассказывать Джесси все, что ему было известно о лорде Истрее. — О, я прекрасно знаю его! — говорил он. — Еще прошлой осенью мы с ним так разбились, что стоило на нас посмотреть. Кто в тот раз правил лошадью, я уж и не знаю, только я очутился на полпути от Оксфорда, а кобыла моя смирно стояла на нашем общественном пастбище. Его же сиятельство лорда нашли на дне канавы, где он, лежа в грязи, распевал гимны. Ей-Богу, мисс, это все судьба… так уж, верно, нам суждено было… Ну, с кем греха не бывает?! Далее он продолжал указывать Джесси красивые места и, между прочим, восхвалял красоту, миловидность и другие качества американок. Джесси на этот раз не была так разговорчива, как обыкновенно. Красота пейзажа сильно действовала на нее, кроме того, собственные мысли отвлекали ее внимание от того, что говорил словоохотливый спутник. Временами она даже забывала, что едет в Холли-Лодж и что ее там ожидает.