Поскольку Валентин Григорьевич мог на расстоянии читать только мысли, а перебрасывать тела не умел, домой Грише пришлось добираться самостоятельно. Он позвал отца с собой, но тот заявил, что достаточно насмотрелся театральных представлений. Ему нужен антракт. А Лестову-младшему срочно нужна была Субботина. Лишь она могла хоть как-то уравновесить его пошатнувшийся мир. Он уже даже представил, как она поднимет бровь, усмехнется и отвесит какую-нибудь колкость. Лестов-старший его заверил, что с ней все в порядке, и она давно поджидает Гришу в его собственном коттедже в очень веселой компании. И конечно же, ей снова нужно Григория допросить. Кажется, ничего другого эта “артистка” делать не умеет, ворчал Валентин Григорьевич, осматривая со всех сторон большую черную машину. Убедившись, что визуально с ней все в порядке, он зашел в небольшой сарайчик, прикрытый с улицы пышным кустом сирени, и вынес черную дорожную сумку Григория, в которой лежала форма Субботиной, ее телефон и его ноутбук, фотографии улик и холщовый мешок. - При телепортации не удержала в руках, видимо, - сказал Валентин Григорьевич передавая сумку сыну. - Я вот прибрал ее, пока ты отдыхал… Григорий выразительно посмотрел на отца и покачал головой, не находя слов для комментариев. Он и в спокойной-то обстановке редко выдавал перлы, а в такой уж ситуации и подавно растерял все свое красноречие. Глафира вынесла из дома Лестова-старшего черную легендарную папку участковой и, предавая ее Грише, отчего-то прослезилась. - Я надеюсь, папа, ты не открывал ее? - спросил Лестов-младший, он вдруг вспомнил, что именно туда Субботина спрятала его рисунок, сделанный в минуты томительного ожидания в захолустном отделении полиции, и не хотел, чтобы отец подтрунивал еще и над этим. - Нет, что ты, даже и не пытался, - заверил сына Валентин Григорьевич таким тоном, что Гриша понял: конечно же, заглянул и посмотрел все от корки до корки. Хотя, какая уже теперь разница! - Вот, Гришенька, оладушек на дорожку тебе положила, - суетилась Глафира, отвлекая Лестовых от баталий друг с другом, - ты уж не обессудь нас, если чего не так, привет передавай Арише своей, и эту, страшную-то тоже как-нибудь уважь, чтобы уже успокоилась наконец-то она… Григорий взял из рук Глафиры небольшую корзинку, накрытую белой салфеткой, поставил ее на переднее сиденье и резко обернулся к отцу. - Я еще чего-то не знаю, папа? Я что-то еще должен понять и простить, кроме многолетнего молчания о моем младшем брате? Валентин Григорьевич метнул гневный взгляд на Глафиру, та охнула и прикрыла рот ладошкой. - Понимаешь, сын, в двух словах всего не расскажешь, а ты вроде как торопишься, поэтому объясню так: я в курсе тайны твоего дома, и если бы ты раньше со мной поделился, то я бы тебе, наверное, давно помог. Но это, конечно, не точно… - Замечательно, папа! Так уж и скажи, что ты все знаешь, но помочь все равно не можешь. И не надо было все это в сложные речевые конструкции заворачивать! - Гриша схватил свою сумку с переднего сиденья, постоял с ней секунду и поставил обратно. - Ладно, действительно, я спешу. Если получится в двух словах объяснить, что надо сделать, говори! Валентин Григорьевич удивленно посмотрел на сына. Оказывается, он умеет быть жестким и решительным, вот таким Лестов-старший и мечтал его видеть, не зря, видимо, в сон его погружал. Сон-то лечебным оказался! Из прострации, в которую вдруг Валентин Григорьевич впал, его вывела Глафира, вцепившаяся в рукав ветровки. Ее взгляд сигналил: уедет ведь, давай, говори! Гриша уже сел за руль и завел машину, не очень уже надеясь, что отец выдаст хоть какую-нибудь инструкцию. - Тебе нужно пообещать им что-то вроде вечной памяти, ну, чтобы о них помнили люди, желательно много людей, тогда они успокоятся… - тихо произнес Валентин Григорьевич. Гриша поднял глаза на отца. Он стоял у сарайчика, чуть опустив голову и сгорбив плечи, будто на него взвалили несколько мешков со скелетами. Морщины на лице обозначились сильнее, даже озорной взгляд потух. Такого виноватого вида у Валентина Григорьевича Лестов-младший не мог припомнить. Он понял, что не может вот так уехать, вздохнул, вышел из машины и обнял отца. В конце концов. что бы там ни было, он хотел как лучше. Гриша был в этом уверен, как никогда еще в своей жизни. - Ладно-ладно, - похлопал его по спине Лестов-старший. - Езжай, надеюсь, скоро снова увидимся. Валентин Григорьевич не стал уточнять по какому поводу, но Гриша догадался и невольно улыбнулся. Выруливая от ворот гостевого дома на дорогу, он в зеркало заднего видел, как отец стоял под руку с Глафирой и смотрел ему вслед, а она незаметно перекрестила отъезжающую машину. Григорий так и не узнал, что скелеты в шкафах его дома зашевелились благодаря гипнотическим способностям Лестова-старшего, которые он тщательно скрывал от сына. Он так злился на свою жену за ее разъездную работу и наплевательское, с его точки зрения, отношения к Грише, что “наблюдал” буквально за каждым ее шагом. И когда Маргарита Сергеевна сообщила, что отец завещал ей свой коттедж, который находился на полуострове Синяж, то разозлился окончательно. Значит, между своими экспедициями она совсем перестанет приезжать к нему и сыну! Он тщательно “исследовал” коттедж на расстоянии и обнаружил, что в подвале дома стоят каменные саркофаги, а в них лежат скелеты. Ну что ж, тогда он попробует их оживить! Маргарита не сможет жить в такой адской обстановке и наконец образумится. Каждый вечер перед тем, как уснуть, он “посылал” в подвал коттеджа тонкие электрические нити и “атаковал” каждый саркофаг. Но все было безуспешно. Их “жители” были глухи с сигналам и не желали двигаться с места. Валентин Григорьевич просчитался - и в своих силах и в намерениях Маргариты. Она не собиралась менять ритм жизни, как таковые дома ее не интересовали. Тогда Валентин Григорьевич решился поговорить со свои тестем. Тот тоже был крайне огорчен жизнью своей дочери. Он рассчитывал хоть как-то образумить ее своим подарком. Но раз уж она не собиралась жить в его доме, то он его завещает внуку Григорию - пусть знает, как отца злить! И ведь сдержал свое обещание - переписал завещание и помер. Валентин Григорьевич его даже про саркофаги не успел спросить. Впрочем, он так и не понял тогда, что электрические нити все-таки достигли цели. Все случилось, как он и хотел, - скелеты “ожили”, но через только несколько лет… А Маргарита, узнав о поступке мужа, вернулась-таки в семью. Но лишь для того, чтобы поскандалить. Они ругались два дня и одну бурную ночь. Затем ветреная жена скрылась в неизвестном направлении. Пару раз она присылала открытки из Египта, с видами загадочных и великолепных пирамид, которые произвели на подрастающего Гришу неизгладимое впечатление. А потом позвонила Валентину Григорьевичу и сообщила, что у них родился еще один сын. Однако пусть он не беспокоится - она дала ему другую фамилию и даже отчество. В том, что это был его сын, Валентин Григорьевич не сомневался. Как и в том, что мать Маргариты Сергеевны будет хорошо его воспитывать, потому что самой ей будет, конечно, некогда. Это с детьми не всегда получается. а с внуками как-то лучше выходит. Хотя Лестов-старший знал это пока лишь в теории. А Гриша катил по дороге в сторону острова Синяж, понемногу опустошая корзинку Глафиры, и размышлял, что теперь он уже не младший. а Лестов-средний. К этому надо как-то привыкать, а главное, как-то налаживать отношения, к чему у Григория не было совершенно никакого таланта. Глава 74. Субботина допрашивает Алика Ошеломленный Алик подошел к окну и открыл его. В комнату ворвался вечерний пряный воздух. Риелтор закрыл глаза и шумно дышал, соперничая с мощным хором сверчков, дающих концерт в Гришином саду. Пять минут назад Субботина провела профессиональный обыск, от которого он до сих пор не мог прийти в себя. Она почти молниеносно ощупала карманы халата, провела рукой под воротником, запустила руки в кудрявую шевелюру, погладила спину, спустившись при этом к ягодицам, будто и там были карманы! А потом, убедившись, что ничего такого он у себя не прячет, равнодушно села в кресло и принялась что-то читать. А ему велела подождать, потому что потом у нее будут вопросы! Отдышавшись, Алик стал поглядывать на Арину Васильевну, но она внимательно изучала бумаги, время от времени поправляя непослушную прядь, падающую на лоб. Усиленно что-то обдумывая, она покусывала нижнюю губу и делала короткие заметки на листе. - Итак, господин риелтор, - наконец услышал он низкий и умиротворенный голос участковой, будто никакие страсти и не кипели между ними буквально полчаса назад, - объясните, пожалуйста, что вы делали за занавеской в столовой дома у барона фон Лест, э… в 1837 году? Сначала глаза Алика округлились, его бросило в жар и дыхание снова участилось, но он быстро взял себя руки, вспомнив, что недавно сам красочно расписал все в своих объяснениях. - Понимаете, Арина Васильевна, передо мной все как в тумане, - молодой человек одновременно начал говорить и потихоньку приближаться снова к столу, пытаясь заглянуть в глаза участковой. - Я ведь не хотел причинить вреда… Я хотел, чтобы барон покрепче уснул в тот день, а я бы… - Так что вы собирались сделать? - переспросила Субботина замолчавшего вдруг Алика. Он остановился напротив Субботиной и развел руками. Участковая оглянулась в поисках еще одного стула, но в Гришином кабинете, кроме велотренажера в углу, больше сидячих мест не наблюдалось. И тогда Алик медленно вернулся к подоконнику, затем повернулся к Субботиной, подставив спину небольшому сквозняку из окна, свежий воздух, видимо, подействовал на него ободряюще, и “подозреваемый" охотно продолжил делиться смутными воспоминаниями: - Я надеялся, что одна из сестер согласится сбежать со мной, я договорился с товарищем, у которого была лодка… - Куда же вы собирались бежать, как планировали жить дальше? - искренне удивилась Субботина. - Я надеялся, что безутешный папаша в конце концов согласился бы выдать дочку за меня, тем более после компрометирующего побега, а уж где пожить пару-тройку дней, мы бы нашли, главное было переправиться через Волгу, пока он спал беспробудным сном. - Да уж, сон оказался действительно беспробудным. - мрачно заметила Субботина. - Ну и главный вопрос - что вы подмешали в морс? - Снотворное! Клянусь, это было снотворное! И еще, я никак не думал, что барон будет в этот вечер угощать и дочерей. Этот морс был… не совсем морс, это было домашнее крепкое вино, сделанное по специальному рецепту, и снотворным я хотел усилить его успокоительный эффект… Я беспомощно наблюдал, как эта ужасная смерть буквально за мгновение забрала их к себе, как девушки смотрели на меня, протягивая свои хрупкие пальчики, как их глаза молили о помощи. От страха я спрятался за тяжелую портьеру и лихорадочно соображал, что делать, как незаметно выскользнуть из дома. Пока я стоял, как парализованный, в столовую зашел важный чиновник, я рассмотрел его в узкую щелку, он часто навещал семейство Лест. Он долго осматривал барона и его дочерей, а я вдруг вспомнил, как они обсуждали с бароном тяжбу с аптекарем - он не хотел переносить свою аптеку, которая мешала строительству гостиницы. А снотворное-то я покупал у него! Так и сказал для пущей важности, что, мол, барон в последнее время плохо спит и велел мне купить порошок. А я еще так со значением посмотрел на аптекаря, он человеком оказался понимающим, видимо… Когда чиновник вышел из столовой, я вдруг понял, что могу выскочить в окно! Все это время я стоял у спасительного выхода, но от страха совсем не соображал! - Надо же, все как по написанному! - удивилась Субботина, невольно следя за строчками в записях Алика. И она зачитала вслух: “Надо бы спуститься к воде, – подумал я и накинул темный плащ с капюшоном. Оглянувшись, еще раз посмотрел на двухэтажный дом, где два года исправно служил, надеясь со временем стать членом семьи. Сердце заныло, перед глазами поплыли бледные девичьи лица, широко раскрытые глаза, тонкие пальчики…” - И что же с лодкой? - спросила участковая. - Товарищ пригнал лодку, - ответил Алик, - но далеко мы не смогли уплыть, в тот вечер разыгрался сильный ветер, накатывали волны, помню ледяную воду, заполняющую рот, нос, уши и крик: “Арне!”... Кажется, я утонул, а мое тело потом выбросило на берег в том же самом месте, где я ждал спасительную лодку. Субботина ошеломленно слушала Алика и быстро за ним записывала, затем бегло просмотрела лежавшие перед ней бумаги и подошла к открытому окну. Глядя в темный июльский вечер, она вдохнула прохладный воздух в надежде на то, что это хоть как-то охладит вскипевший мозг. Рядом с ней стоял убийца! И в то же время этого никак не могло быть! Там, в далеком девятнадцатом веке, убийство совершил кто-то другой. Известно, что его звали Арне. Она ведь сама шептала это имя в каком-то наваждении, но обнимал ее в это время Алик… Участковая медленно перевела взгляд на риелтора, он смотрел в пол и, кажется, что-то обдумывал. Она даже на какое-то мгновение испытала к нему сочувствие - так вляпаться из-за любви… Но тут же отогнала от себя эти мысли. Какая любовь? Точный и холодный расчет - женитьба на дочери богатого заморского дельца, но тут вмешался аптекарь. Или провидение? Арина Васильевна бодро вскинула бровь, отогнав от себя сентиментальные мысли, и возблагодарила то самое провидение. - Алексей, скажите, а давно ли у вас появились ощущения, что вы - это не вы? Ну, что вы как-то связаны с другой эпохой? Алик повернул к участковой несчастное лицо, будто она уже огласила ему суровый приговор, и опять задумался. Арина Васильевна терпеливо ждала, пока риелтор созреет для вразумительного ответа. - Кажется, в тот момент, когда в подвале этого дома мы выпили что-то из графина, - повторил он строчки из своих объяснений. “Хорошо подготовился, не придерешься!” - мысленно похвалила его Субботина. Она снова вернулась за стол, не спеша села в кресло, еще раз посмотрела на копию архивного дела и спросила: - А с какой целью вы делали запрос в Синяжский краеведческий музей? - Вы что-то путаете, Арина Васильевна, ничего такого я не совершал… - Ну как же, Алексей Николаевич, это же ваши фамилия и инициалы? - Субботина протянула риелтору документ, где в самом низу листа была сделана пометка карандашом: копия выдана А.Н.Мирнову по запросу 15 мая 2019 года. Глава 75 Нежданная встреча Ехать оставалось еще пару часов, а Григорий уже давно сжевал оладьи, заботливо положенные Глафирой, да и в сон что-то клонило. Два дня почти проспал, а не выспался, усмехнулся Лестов. Он, конечно, любил поспать, но чтобы вот так надолго заснуть в непонятной ситуации на неопределенное время, такого еще с ним не случалось. Ну что ж, это опять шикарный повод для Арины над ним подтрунить. Григорий не сомневался - она обязательно поднимет бровь и усмехнется, когда он примется объяснять свое долгое отсутствие. Но с другой стороны, ей тоже придется “держать лицо”, он ведь помнил ее внезапную страсть. Хотя, что ей помешает сделать вид, что ничего не было. А может ничего и не было? Может, ему все приснилось: и миндальное облако ее волос, и нежная кожа, и сорванная наконец-то с ее груди простыня… Он сделал погромче музыку и подвигал плечами. За окнами машины в темноте начали мелькать придорожные фонари, и впереди высветилась вывеска знакомой заправки. Кажется, здесь он провел незабываемые часы в полицейском участке. Григорий, чуть подумав, зарулил на парковку. В кафе, несмотря не поздний час, за большими стеклянными окнами виднелись посетители. Свободные столики тоже имелись, и Григорий решил заказать себе кофе. Прежде чем выйти из машины, он пошарил в своей черной дорожной сумке и выудил затерявшийся в ее недрах ноутбук, наверняка в кафе есть бесплатный Wi-Fi. Он решил наконец-то проверить камеры наблюдения и разведать обстановку в своем коттедже. Удивительно, как он не додумался до этого раньше! Вот уж действительно длительный сон как-то на него странно повлиял. Во-первых, он стал еще менее сообразительным, чем раньше, а во-вторых, обнаружил, что совершенно не хочет думать о брате. Эта информация совершенно не вписывалась в его картину мира. В его мире уютно расположилась Арина Васильевна, и представлялась она ему теперь исключительно в белой простыне, с обнаженными округлыми плечами, по которым рассыпались белокурые, чуть спутавшиеся пряди. Григорий заказал большой латте и направился за свободный столик у окна. Удобно расположившись на кожаном диванчике бледно-зеленого цвета, он сделал глоток горячего и на удивление вкусного кофе и посмотрел в окно на ярко освещенную парковку, где в одиночестве стоял его черный джип. Приятное тепло разбежалось по телу, но вместо бодрящего эффекта Григорий почувствовал, что его опять клонит в сон. Он встряхнул головой и энергично потер ладонями лицо, на секунду прикрыв глаза. Когда же Григорий их открыл, то увидел напротив мужчину. Он сидел, сложив руки на груди, и внимательно смотрел на Лестова. - Ну здравствуй, дорогой товарищ! - произнес он вполне дружелюбно. - Не ожидал, что так быстро свидимся? Сонливость Григория мгновенно улетучилась. Перед ним собственной персоной нарисовался оперуполномоченный Соколов. Да уж, не очень оптимистичная картина. - Добрый вечер, - пробормотал Лестов, - вы правы, я не рассчитывал на столь быструю встречу. - Не бойся, не по твою душу я здесь, - успокоил его Соколов, - у нас тут операция “перехват”. Он кивнул в сторону столика, за которым сидела небольшая компания, состоявшая исключительно из полицейских в штатском, Григорий понял это по их напряженным лицам, подозрительным взглядам и безалкогольным напиткам перед ними. “Так вот почему на стоянке нет машин, - подумал Лестов, - всех, видимо, перехватили!” - Это даже хорошо, что я тебя здесь нечаянно встретил, - доверительно начал оперуполномоченный и придвинулся поближе к Лестову, - как там Арина Васильевна? Я что-то до нее дозвониться не могу. - С ней все в порядке, надеюсь… - Лестов попытался отодвинутся от Соколова, но тот придвинулся к нему еще ближе и в упор спросил: - Что значит “надеешься”? - Она… продолжает всякие расследования и весьма успешно… - поспешил уточнить Лестов. - Точно? - Даже не сомневайтесь. - С отцом-то повидался? - вдруг спросил Соколов. - Да, повидался, вот домой возвращаюсь. - А Арина Васильевна, значит, не с тобой?