– Что, нескладно получается? – Да, не складывается что-то… Пишу, и фигня какая-то выходит, будто я – это не я, стою, значит, я на высоком берегу, причем здесь, на острове, и сосны рядом… – Ой, а я думала, что только со мной это происходит, я тоже пишу не то, что надо, я будто в доме каком-то нахожусь, и вроде как все знакомое в нем – и стены, и полы, даже люстры, только все странное, как из музея, что ли, – жалобно призналась Венера. – А помните, там, в подвале, мы вино пили, а потом оказались на улице в странных одеждах? – Лилия задумчиво смотрела в одну точку и рвала на мелкие кусочки лист. Алик и Венера молча кивнули и уставились на коллегу, наблюдая как она уничтожает свои странные записи. А то, что записи были странными, они не сомневались. – Так вот, – многозначительно произнесла Лилия, – когда мы пили эту жидкость, в тот момент в нас кто-то и вселился! Венера округлила глаза и схватила Алика за руку, а Лилия победно на них посмотрела. – Дом-то старинный, – Лилия прищурила глаза, – ты ведь, Алик, вряд ли забыл об этом? И не зря ведь там, в подвале, за шкатулкой охотился. Я все помню… – Ты что, цветочек! Я же для всех старался! Я бы… поделился с вами, девчонки! Вы что, сомневаетесь? Девушки переглянулись и промолчали. Их лица побледнели, под глазами пролегли темные круги, а бескровные губы что-то шептали. Алик с ужасом понял, что на него смотрят ТЕ девушки, из двухэтажного красного дома, и что на одной из них он собирался жениться. Он снова почувствовал, как тугой жилет сдавил его дыхание… Глава 46. Арина под прикрытием На террасе с видом на озеро в плетеном кресле сидел мужчина. Он был подтянутым, седовласым и давно неработающим пенсионером. За день он чуть утомился, копаясь в грядках, и сейчас созерцал гладкую поверхность воды, в которой отражались ванильно-розовые облака. Скоро Глафира принесет ужин и, можно сказать, очередной день его отшельнической жизни удался. Но вместо дымящегося плова давняя подруга и соседка принесла новость о том, что приехал его сын. - Который? – мрачно поинтересовался мужчина. - Старший, - ответила Глафира и принялась расстилать на небольшом деревянном столике виниловую кружевную скатерть. – Я, пожалуй, еще вина принесу домашнего. - Зачем? - буркнул он. - Валентин Григорьевич, так ведь он не один, с барышней приехал, - объяснила Глафира свое радушие. Мужчина насупился и промолчал. Он встал, прошелся по небольшой короткостриженой лужайке и приблизился к краю высокого склона, с которого к озеру вела лестница. Он хотел было уже спуститься, но услышал: - Здравствуй, папа! Ну конечно, так здоровался только Григорий, младший сын сказал бы: «Папаня, привет!» - Ну, здравствуй-здравствуй! – Валентин Григорьевич натянул дежурную улыбку и обернулся, протянул руку Грише, а потом притянул к себе, сжав в железных объятиях так, что тот ойкнул. Через пару секунд, отпустив сына, он бросил пытливый взгляд на девушку с роскошными размерами. И, кажется, это была не Нонна. Или он просто забыл, как она выглядит? Арина стояла между грядками в самом начале тропинки, которая вела к двухэтажному бревенчатому домику с большой террасой, где так любил сидеть по вечерам Валентин Григорьевич. Переждав горячие родственные объятия, она подошла и протянула руку. - Нонночка, здравствуйте! – сказал чуть смущенный отец Гриши. Арина крепко и уверенно, как и подобает представителям правоохранительных органов, пожала ему руку. Валентин Григорьевич с восхищением отметил выбор старшего сына, укоряя себя мысленно за то, что раньше не рассмотрел такую красоту. Несколько лет назад она показалась ему слишком жеманной и худой. Он обернулся к сыну и с удовольствием отметил, что тот тоже изменился в лучшую сторону, увереннее стал, что ли? Арина вопросительно посмотрела на Гришу. По ее воинственно вздымающейся груди он понял, что вот-вот вся его семейно-елейная конструкция полетит в известном направлении. И чтобы этого не произошло, он подскочил к ней и, блаженно вдыхая миндальный аромат, прошептал на ухо: - Нет времени объяснять, но побудь Нонной, пожалуйста… Она схватила его за руку чуть выше локтя, чтобы возмутиться, но, ощутив крепкие мышцы, тут же передумала быть строгой и принципиальной Ариной Васильевной и решила стать мифической Нонной. Ни о чем таком по дороге он ее не просил. Большую часть пути они смущенно молчали. Ненавязчивая дорожная музыка витала по салону, обнажая их мысли, о чем бы они ни начинали говорить. И лишь когда на горизонте показалась гряда симпатичных крыш, Григорий сумбурно объяснил, что хочет расспросить отца об одной семейной истории, причем по телефону сделать это невозможно. И то, что Арина мгновенно согласилась на эту авантюру, было полнейшим безрассудством и тогда, в отделении полиции, и сейчас – на ухоженной лужайке возле дома Гришиного отца. Она даже не знала, чем занималась эта Нонна, как себя вела, что предпочитала в одежде, в конце концов! – Я…я не знаю, что говорить, - прошептала она в ответ и щеки ее порозовели – Улыбайся и молчи, - дал инструкции Гриша. - Это несложно... Он обнял Арину за талию и поцеловал за ухом, в самый эпицентр миндального запаха. Она вздрогнула, но улыбнулась. - Молодец, - прошептал Гриша и закрепил результат быстрым поцелуем в губы. И Арина еще раз выдержала «экзамен». Глава 47. Семейный спектакль Когда все чинно расселись за столом, Валентин Григорьевич произнес короткую, но торжественную речь о том, что приезд Григория стал неожиданным, но все-таки приятным событием. Глафира с умилением смотрела то на отца, то на сына, и пыталась незаметно смахнуть слезу. Хозяин и гости держали в руках хрустальные бокалы на ножках. Внутри поблескивало темно-вишневое вино. На террасе горели фонари. В воздухе звенели комары, а мошки летели на свет и липли к желтым плафонам. Григорий искоса наблюдал за Ариной в роли Нонны. Кажется, до сих пор она превосходно справлялась. На плечи «жена» набросила воздушный шарфик, вызволенный из недр его дорожной сумки, которую она велела поставить в багажник. Так что вполне возможно, это действительно шарф его бывшей женушки. Лишь бы теперь самому не проколоться и не назвать Арину ее настоящим именем, да еще и по отчеству. Странное дело, о Лилии он и не думал, но ее приторный цветочный запах, будто навеваемый ветром, временами перебивал миндальный аромат Субботиной. Он недоуменно оглядывался, но ничего такого не замечал. Он и о предстоящем разговоре с отцом, кажется, забыл. Так хорош был летний семейный вечер на террасе. Григорий тихонечко положил руку на колено Арины. Она по привычке метнула на него возмущенный взгляд, но быстро опомнилась и скромно потупила глаза. «Прирожденная актриса!» - восхищенно подумал Лестов и принялся фантазировать о том, что будет после ужина. По лицу Григория блуждала глупая улыбка, пока в поле его зрения не попал фонарь на краю террасы, облепленный мошкарой. Они образовали волне четкий рисунок - череп с огромными черными глазницами. Фонарь вдруг принялся моргать, и Лестов невольно сжал коленку Арины сильнее, чем того требовали ненавязчивые ухаживания. Субботина ойкнула, Григорий отдернул руку, а Глафира вскочила и принялась снова разливать вино по бокалам. - Нонночка, а как у вас дела в театре, расскажите нам, уважьте, - продолжил милую семейную беседу Валентин Григорьевич. Он довольно откинулся на спинку плетеного кресла и прищурился, как старый филин. Арина схватила наполненный бокал, поднесла к губам, видимо, пытаясь растянуть театральную паузу, чтобы придумать мало-мальски правдоподобный ответ. Хотя саму себя Субботина разоблачила бы за пять минут, но сейчас у нее была совсем другая роль. - Ну не скромничайте, Нонна! - продолжал настаивать Валентин Григорьевич, разогретый домашним вином, - расскажите, а лучше покажите, в каком образе чаще всего вы выходите на сцену? Арина залпом выпила вино. И вдруг, как в столовой у Гриши в его странном коттедже, воздух перед глазами задрожал, тяжелый длинный подол скрыл округлые коленки участковой и коснулся дощатого пола. Вместо фонарей вспыхнули факелы, а на столе появилась серебряная посуда. “И здесь то же самое!” - с ужасом подумала Арина, зажмурилась и выпалила: - Дездемону! Я играю Дездемону! В этот момент рядом она услышала звон разбившегося хрусталя, и, чуть повернув голову, увидела Гришины изумленные глаза. Глафира бросилась за шваброй, чтобы ликвидировать большую темно-вишневую лужу на идеально чистом полу террасы. А Валентин Григорьевич хлопал в ладоши и повторял: “Браво!” Глава 48. Главная роль Арины Он остался один за столом, а его сын побежал за «Нонной», которая решительно и бесповоротно проследовала по тропинке в старый дом. Он располагался на другой стороне неширокой улицы, и выполнял теперь роль гостевого дома. Перед ужином Валентин Григорьевич предложил нежданным гостям расположится именно там, чтобы им “никто не мешал”. А сейчас он услышал, как старые скрипучие ворота хлопнули, и будто бы кивнул им в такт. Он внимательно наблюдал за суетливыми движениями Глафиры, вздыхал и покашливал. - Она же сама кого хочешь задушит, какая из нее Дездемона! – вдруг сказала Глафира, собирая посуду на поднос. В этот момент Валентин Григорьевич посмотрел на свою давнюю подругу так, словно она только что открыла новую звезду. Он с большей готовностью бы поверил в это, чем в ее искусствоведческие познания. А она, оказывается, знает, какой должна быть Дездемона! – Да уж, конечно, Дездемона она никакая, но актриса все равно отменная! – сказал он осипшим голосом. – Повеселила знатно! Глафира остановилась, поставила поднос обратно на стол. – Я вот что думаю, Валентин, ну не просто же так к тебе Гриша приехал, да еще с Нонной! – Конечно, не просто так, тем более что это все-таки не Нонна…– Валентин Григорьевич встал и, отмахиваясь от комаров, подошел к стриженым кустам, за которыми начинался спуск к озеру. Глафира охнула и пошла за ним. Остановилась рядом и взяла под руку, прижавшись щекой к его плечу. Валентин Григорьевич поморщился, но не отстранился. Не любил он, конечно, все эти нежности, но без них Глафира не могла. А он не мог без Глафиры. Сейчас она начнет его расспрашивать, а он и сам толком ничего не знает, так уж, только догадывается. Ну не помнит он, какой была Нонна. Однако эта героиня, которую привез Григорий, точно не она. Он, склонный к дотошности, почувствовал в ней родную душу. Он видел, как она наблюдала за всеми и физически ощущал ее мыслительную работу. Та Нонна так не напрягалась, в ней была невыразимая легкость бытия. А такие женщины его не интересовали. Валентин Григорьевич старался не иметь с ними никаких дел, особенно после того, как одна из них родила ему сына, потом исчезла, а однажды сообщила, что у нее появился еще один сын… Он уже мысленно приготовился отвечать на вопросы Глафиры о том, как он разоблачил “Нонну”, но услышал, как снова хлопнули ворота. По тропинке зашуршали шаги. Валентин Григорьевич обернулся, придерживая руку Глафиры, но на лужайке, залитой желтым светом фонарей, было пусто. Глава 49. Молилась ли ты на ночь, Арина?