- Э… нет, я хочу вас пригласить на террасу с видом на озеро… Вторая бровь Субботиной тоже поползла вверх, участковая замерла и, кажется, перестала дышать. Григорий, сам чуть дыша, уточнил: - Это недалеко, километров сто пятьдесят осталось… “Ну что, Арина, правила ведь существуют для того чтобы их нарушать?” - спросила она себя. И, шумно выдохнув, согласилась. Глава 38. Правила Григория Он ждал ее в машине уже полчаса. И с каждой минутой идея пригласить Субботину на террасу с видом на озеро казалась ему все безрассуднее. Не в его правилах привозить малознакомых женщин в гости к отцу. Нонну, свою бывшую жену, он представил ему после свадьбы, месяца через три, потому что отец на торжество не явился. Он с юности внушал сыну, чтобы тот не знакомил его со всеми своими девушками, а только уже с законной женой. И он до сих пор не знал, что Григорий развелся с Нонной. А ему позарез нужно было расспросить отца кое о чем, поэтому хоть один, хоть с малознакомой дамой, он должен добраться до террасы с видом на озеро. Субботина сказала, что ей надо переговорить с Соколовым, схватила дорожную сумку Лестова и скрылась в лабиринте коридоров, а ему милостиво разрешила идти к машине. В сумку заглянуть не позволила и не озвучила, что там лежит. Судя по ее выразительно изогнутой вбок спине, что-то тяжелое. Интересно, что она положила туда, кроме ноутбука? Он начал вспоминать, что же в его кабинете так могло заинтересовать участковую. Но ничего криминального не припомнил. Возможно, она обошла весь дом, а за всю свою территорию теперь он уже ручаться не мог. Кстати, Субботина так и не сказала, где нашла риелторов, хотя он догадывался… Григорий защелкнулся изнутри, прислонился затылком к подголовнику и закрыл глаза. В прохладе салона перед ним поплыли сводчатые потолки подвала и выстроенные в ряд саркофаги. Он заглядывал в каждый, узнавая Йозефа, Грету, Амалию, они лежали неподвижно, как и полагается скелетам, таращась пустыми глазницами в сводчатый потолок. Перед двумя последними саркофагами он остановился и с изумлением обнаружил, что в них лежали кости хаотичной горкой, будто кто-то их вытряс из мешка. И череп безучастными глазницами выглядывал откуда-то снизу костлявой пирамиды. Мешок… надо снова собрать их в мешок и отвезти на экспертизу, стучало у Лестова в виске. - …Откройте! - Субботина слегка постукивала пальцами по стеклу. - Зачем вы закрылись? Григорий очнулся от видений, поспешно нажал кнопку на панели, щелкнул замок и Субботина рывком открыла дверь. Салон заполнился миндальным запахом, она села рядом и изумленно подняла бровь, ожидая объяснений. Но Лестов ничего не ответил. Он смотрел на нее и видел перед собой бледное лицо, обрамленное золотистыми локонами, воздушная фата струилась по волосам и пышной белой юбке. Невеста смотрела на него прозрачно-голубыми глазами и протягивала к его лицу костлявую бело-желтую руку с багровым камнем в перстне… Григорий зажмурился и снова резко открыл глаза. Субботина протягивала ему фотографии. - Что это? - спросил он охрипшим голосом. - Важные улики, которые я у вас изъяла, - с несвойственной ей мягкостью пояснила Субботина, - ознакомьтесь, пожалуйста. Григорий внимательно рассматривал фотографии, а Субботина внимательно за ним наблюдала. Вот он наморщил лоб. Потер виски. Почесал затылок. Устало закрыл глаза… И вдруг она обвила его шею руками и прильнула к губам. Он запустил руки ей в волосы, и жадно ответил на поцелуй. Не в правилах Григория было отказывать женской инициативе. Фотографии полетели на пол. На их матовой поверхности замелькали треугольный ключ от подвала, ноутбук, листы с набросками статьи о семействе Лест и холщовый мешок. Пустой холщовый мешок. Глава 39. Работа над уликами В окно машины постучали. Григорий, уже добравшийся до шеи Арины, благоухающей миндалем, сквозь прядь светлых волос разглядел Соколова и резко наклонился. Субботина, задохнувшись, откинула волосы назад, недоуменно рассматривая спину Лестова, который пытался что-то подобрать с пола. Она часто дышала и лихорадочно соображала, что произошло, и как теперь это объяснять… Соколову. Медленно повернув голову, Субботина увидела в его окне, в которое он продолжал постукивать. Жестом он показывал, что надо бы открыть стекло. Субботина глубоко вздохнув, потыкала кнопку на дверной ручке, но окно не открылось, и она похлопала Григория по спине. Он, покашливая, выпрямился и протянул ей фотографии. Она же, розовея, прошептала: - Открой… те, пожалуйста, окно… Григорий нажал кнопку со своей стороны, и стекло поползло вниз. Она, не дожидаясь, когда окно откроется полностью, быстро выпалила: - Мы тут над уликами работали… - А… понятно, - Соколов кашлянул. - Хорошо, что еще не уехали, хотел звонить уже, но решил сначала дойти до парковки и ведь не ошибся, смотри! Вот, оставили, Арина Васильевна… Лукаво улыбаясь, Соколов попытался просунуть черную дорожную сумку Лестова в окно, но она застряла, он дернул ее назад и чуть устоял на ногах. Григорий вышел из машины и открыл заднюю дверцу. - Можно поставить сюда. Соколов вопросительно посмотрел на Арину - та кивнула. Он, пристроив сумку за заднем сиденье, уселся рядом. Теперь Григорий вопросительно посмотрел на Субботину, а она - на Соколова. - Я это, пошептаться с Ариной Васильевной хочу, - важно заявил он. - А мне погулять, я так понимаю? - Лестов не сводил глаз с Субботиной. Она уже пришла в себя, лицо снова стало фарфоровым и непроницаемым, будто не она целовала Григория так, словно он был последним мужчиной на Земле. А теперь он опять - последний, но совершенно в другом, обидном смысле. Мало того, еще и бесконечно подозреваемый. - Да, - ответила она тоном с железными нотками, но потом добавила мягче: - пожалуйста… Он вздохнул и вышел, громко хлопнув дверцей, не жалея свой автомобиль. Григорий направился в кафе, до которого собирался дойти еще в первой половине дня. Хорошо, что не позвонил отцу заранее, пришлось бы сейчас оправдываться и прикрываться делами, а отец писал бы язвительные сообщения о том, что Григорию надо было быть не археологом, а писателем - всякие отмазки сочинять у него получалось лучше всего. Придорожное кафе было новым, стеклянным и уютным. На диванчиках возле окон все места были заняты, и Григорий взял кофе с собой. Жара уже сменилась предвечерним умеренно теплым воздухом, и Лестов сел на скамейку на краю парковки. Издалека он видел, как локоть Субботиной лежал на опущенном стекле, как она периодически поворачивала лицо, будто бы заглядывая в боковое зеркало, а потом задумчиво смотрела вперед, подперев рукой подбородок. Интересно, что они обсуждали с Соколовым? Хотя его больше волновала мысль: что это нашло на Субботину? Он видел, что с самого начала их вынужденного знакомства, она не думала о нем ничего хорошего. А тут такое… Вспоминая ее мягкие губы, он почувствовал, как тепло разливается по всему телу. Можно, конечно, списать на горячий кофе, но лед в ее глазах однозначно начал подтаивать… Тут в его воспоминание вклинилось лицо Соколова. Он снова нарисовался перед Лестовым со всей своей оперативностью. - Ну ты это, заходи, если что, - и протянул ему руку, - можешь ехать! - Спасибо! Уж лучше…- Григорий подумал, что с Соколовым лучше не встречаться ни при каких обстоятельствах, но вслух сказал: - вы к нам, ну то есть, к Арине Васильевне. Соколов засмеялся и больше ничего не ответил. Григорий, медленно пошел к машине, пытаясь вобрать в себя бархатный предвечерний воздух. Когда он сел за руль, Субботина даже не взглянула на него. Она пристально рассматривала фотографии. Глава 40. Вспомнить не все Она не ощущала ни своего тела, ни пространства вокруг. Была только бесконечная темнота. Потом появилась мысль. Как молния. И опять темнота. Но она уже могла ее исследовать. Тонкая и светлая, будто электрическая, ниточка сознания ползла, натыкалась на препятствие и возвращалась. Постепенно она стала ощущать себя точкой, от которой тянулись ниточки-мысли. Они осторожно ощупывали пространство и темноту, а потом приносили ей “вести”. Однажды она поняла, что находится в каменном ящике, закрытом наглухо. Ниточки-мысли заметались, запутались и обмякли. Точка, которой она себя ощущала, стала уменьшаться, слабеть. Но вдруг опять молния. “Нет! Нет! Я должна найти…” Что искать, она еще не понимала, но, электрические нити снова медленно поползли и смогли выбраться наружу. Через какое-то время она “нащупала” низкое сводчатое пространство и еще четыре каменных ящика. “Забравшись” внутрь одного, она “просканировала” стенки, изгибы и поняла, что она не одна, кто-то родной и близкий с ней рядом! И в следующем ящике - тоже! От радости, которую она тоже впервые испытала в своем новом состоянии, молнии запрыгали одна за другой, послышались раскаты грома. и наглухо закрытая крышка будто слегка сдвинулась. Она собрала все свои ниточки и устремилась в отверстие. Озаряя сводчатые потолки всполохами, она полностью сдвинула крышку. Но свобода не принесла ей ничего, кроме тихого отчаянного ужаса. Она ничего из себя не представляла. Тела как такового у нее не было. Вернее, от него осталась нелепая конструкция из костей. На шее - яркий цветок, мерцающий бордовым светом, - ее единственное украшение. Она так ясно ощущала это своими мыслями-ниточками, что почувствовала, как гнев наполняет всю ее сущность. От его мощной силы точка росла, ширилась, и, вдруг, приняв ускорение, оказалась на… подоконнике. Перед ней стояло растение в горшке - высокое, с широкими листьями, похожее на фикус. Где-то она его уже видела. Прозрачная воздушная ткань красиво порхала от дуновения ветра, а в комнате находился ОН! Она почувствовала его каждой мыслью-ниточкой! Вот сильное стройное тело, вот чуть грустное лицо с правильными чертами и глаза, темные и пьянящие… А это еще кто? Девушка? В белом платье? - Нонна… - шептал он. Белое платье… Это она должна быть в белом платье! Откуда-то она это знала, нет, чувствовала каждой ниточкой-мыслью. В доме веселились люди, громко звучала музыка. А вместо нее – какая-то девушка! ОН вдруг шагнул к воздушной занавеске, будто почувствовал, что там – ОНА… Радость запульсировала и запрыгала в точке, намереваясь заполнить каждый уголок комнаты. Но она молниеносно оказалась в темноте, снова в своем ящике. Ниточки-мысли опять было обмякли, но она быстро собралась в точку – яркую и думающую. Она может перемещаться – вот главное! Но сначала надо набраться сил и эмоций. Надо изучить пространство, что находится там, за сводчатым потолком. Она теперь знала для чего вернулась откуда-то из темноты и безвременья. “Грета… Грета…” - звук прыгал и бился о сводчатый потолок, как маленький упругий мячик. А потом подкатился к ней. Она – Грета! Грета – это она! Этот звук лился откуда-то из темноты, продираясь сквозь невидимые препятствия. Она когда-то была там, в том измерении, она узнала это сочетание звуков. А кто та девушка, которая была рядом с НИМ? Грета поднатужилась и отправилась выяснять… Глава 41. Грета и другие Она ей не понравилась. Сидела в ванной, как баронесса, но куда там! Худоба, конечно, у нее аристократическая, но породы нет. И орет как девка с кухни - напугать ее не стоило никакого труда. Грета всего лишь повисла на вешалке для полотенец. Зато ОН прибежал молниеносно, будто воспользовался ее ниточками-молниями. И на руках из ванны вынес. И успокаивал. Нонна. Нонночка. От бессильной злости она опять ретировалась в склеп. Ей так хотелось обсудить это хоть с кем-то! Эту бледную и тощую особу надо “вытеснить” из дома! Не хозяйка она тут! Грета бессильно пыталась “поиграть” молниями. Точка сознания почему-то появилась первой у нее, а потом “очнулись” и они - Амалия и Йозеф. Она их настойчиво будила месяц, может, два, а может, и год. Ощущение времени ей до сих пор не поддавалось. Амалии же трудно давалось передвижение, сначала она мысленно выстраивала светящиеся точки до нужного объекта, и поэтому редко поднималась выше первого этажа. Самым излюбленным ее местом стали антресоли в прихожей. Там много чего происходило интересного! Йозеф тоже научился передвигаться, он мог оказаться в любом уголке дома и даже в странных штуках, похожих на кареты без лошадей, но Грета была самой быстрой и ловкой, могла вызывать непогоду и перемещаться далеко от дома. Она тормошила электрическими ниточками Амалию, чтобы поболтать, но та “просыпалась” неохотно. Чаще отправляла сигнал: “Отстань!” Случалось, Грета взамен на спокойствие брала у Амалии перстень. Эх, знатно она тогда пошалила, устроив снежную бурю с дождем и грозой, как они все испугались, особенно эти, в карете без лошади! Она даже постучала им в окно, но потом решила, что “объекты” так и не доедут до “объекта”, а ей они были позарез нужны! Особенно две девицы. Йозеф же сердился, он считал, что так поступать нельзя, и Грете надо просто с НИМ поговорить, убедить… Но Грета знала, что это не сработает, ЕМУ нравятся живые девушки. Сначала была Нонна, потом рыжая с кудрями. Но потом появилась эта темненькая - с нежным лицом и большой грудью. Именно она оказалась в ЕГО спальне, на широком ложе так быстро, будто тоже владела искусством электрических нитей. Грета специально “пришла” на нее посмотреть, расположившись под кроватью. Девушка испугалась и сбежала. ОН тоже ее боялся, даже фата не помогла - схватил как куклу и отнес в склеп - вот, мол, где твое место… И вот тогда она поняла - ей нужно раздобыть тело. Главное - вычислить, чья оболочка быстрее приблизит ее к цели. Глава 42. Ясно, что ничего не ясно - Мешок оказался пустым! Понимаешь? - после долгого молчания и созерцания фотографий Субботина подняла на Григория чуть смущенный взгляд, словно стесняясь, что уже начала говорить ему “ты”, не спрашивая позволения. Хотя какие уж тут церемонии - она поставила на уши всех своих знакомых по службе, а тут такая конфузия! Фотографии в ее руках чуть подрагивали. У Григория отчего-то защемило сердце, и он коснулся Арининой руки. Она ее не отдернула. - А что там было? - осторожно спросил Лестов. - Чьи-то кости… - шепотом ответила Субботина и впервые не подняла бровь, а округлила и без того огромные глаза.