Сейчас же спорить на экономические темы просто не с кем. Тут директоры заводов понятия не имеют, что такое акционирование и на фига оно сдалось. Что тогда говорить о простых работягах, которых заботит отсутствие масла в магазине и трехчасовая очередь за мясом. И их судить не за что, до 1990 года жизнь от них этих знаний не требовала. С другой стороны, экономические и юридические знания реально портят мировоззрение человека. Может, поэтому и было в советских людях что-то такое доброе и светлое, что нельзя измерить деньгами и прописать в Гражданском кодексе. Та самая щедрость и открытость, благородство души. Все то, что мы потеряли в веке следующем. Обменяли на нужные и полезные знания о депозитах и валютных курсах. Все это лирическое отступление, чтобы немного пояснить расклад сил, идей и возможностей в окружающем мире. «Демократический» путь развития несомненно имеет свои достоинства. Просвещение и опора на широкие массы – это единственно верное решение в исторической перспективе. Но сражаться на этом поприще со всей демократической сворой, плотно оккупировавшей это направление, выше моих скромных возможностей. Не стоит забывать, что за спиной Ельцина будут американцы и европейцы с их безграничными валютными кошельками. А также вся желтая пресса и модная телевизионная тусовка, типа Листьева и его компании. Есть, конечно, государственные и партийные СМИ, но никто не гарантирует их лояльность. Гласность их тоже развратила, и теперь там тоже скрытое вольнодумство цветет махровым цветом. Без жесткого контроля толку от них не будет, а это значит, что все равно приходим ко второму варианту. Что-то реально изменить и выстоять в схватке с «демократами» может лишь сильная авторитарная власть. Уверен, что и до меня эта мысль приходила в голову многим. Через год-полтора такие идеи начнут озвучивать публично, а там и ГКЧП созреет. Но пока все ждут и надеются на чудо. У меня есть преимущество: я точно знаю, что никакого чуда не будет. Тяготы населения и падение уровня жизни меня не пугают и не сильно волнуют – я точно знаю, что хуже, чем в девяностые, не получится. Поэтому готов действовать прямо сейчас, пока не все потеряно. Оно-то конечно, и среди демократов есть наивные иди… идеалисты. Я о таких ничего не знаю, но чисто статистически они должны там встречаться. Будь у меня возможность, можно было бы к тому же Собчаку в помощники податься. По крайней мере, он не вызывает стойкое отвращение, как Кох, Боровой и им подобные. Поискать среди ленинградских демократов относительно вменяемых, вооружить их свежими прогрессивными знаниями, создать коалицию и прорваться на властный Олимп. В девяносто первом это вообще без проблем можно будет сделать – «власть валяется под ногами, осталось лишь поднять ее». Кто сказал – не помню, но емко и по сути. Но Ленинград для меня сейчас недоступен примерно так же, как Рио-де-Жанейро. К тому же сейчас не восемьдесят пятый год, и времени в запасе на создание партии и воспитание соратников уже не осталось. Поэтому и смысла обсуждать этот вариант нет. Остается лишь одна кандидатура, случайно оказавшаяся относительно рядом, почти в зоне досягаемости. Во-первых: в излишней сентиментальности этого человека заподозрить трудно, именно он упрятал моего знакомого Ису Гумбарова на пятнадцать лет в тюрьму и плевать хотел на мнение правозащитников. Именно он подавил вооруженный мятеж полковника Сурета Гусейнова, который двигался с колонной бронетехники на штурм Баку. Именно он создал династию, которая четверть века будет править этой республикой. То есть с честолюбием и организаторскими способностями тоже все в порядке. Во-вторых: это я знаю, кем он станет и когда. Сейчас в данный момент он – никто. Бывший член ЦК КПСС, бывший первый секретарь Азербайджанской ССР, бывший министр СССР, бывший руководитель строительства БАМа. Но все это в прошлом. Сейчас Гейдар Алиевич Алиев – всего лишь почетный пенсионер и находится в опале у нынешнего президента. По факту под домашним арестом, хотя дом довольно приличных размеров – вся Нахичеванская автономная республика, но сути дела это не меняет. Если посмотреть на карту, то это небольшая приграничная локация, отрезанная от остальной республики армянской территорией. Алиев родился там, и это его последнее прибежище, откуда его можно вытащить только войсковой операцией, да и то не факт. В автономии его боготворят, и на защиту встанет вся республика, да они к тому же и родственники почти все там. Напрямую отсюда километров триста, хотя в горах никто напрямую расстояние не измеряет. Но все равно – почти рядом. Так что обижен он на Горбачева и очень сильно. И в-третьих: у меня к нему хорошее отношение. Ничего плохого ни он, ни его сын для России не делали, а это дорогого стоит. В нашем исконно российском городе даже парк его именем назвали, один из красивейших парков города. На деньги сына-президента построен, кстати. Я там с дочкой гулял, когда маленькая еще была. Чем не аргумент? Глава 18 Вовремя я сделал вылазку в город, следующей ночью случилась учебная тревога. Сведения, полученные от Анисимова, оказались точными, благодаря чему вся наша команда счастливо избежала залета. Еще с вечера я предупредил всех своих, чтобы были готовыми к ночному шухеру. Леха предложил спать в одежде, но я резко зарубил эту опасную инициативу. Если спалят, то проблем будет намного больше, чем если просто не уложишься в норматив. Решили бодрствовать поочередно, чтобы сторож разбудил всех остальных, как только появится дежурный по части. Впрочем, в первый раз никого не наказали, даже тех, кто вообще не среагировал на истошный крик дневального. Лишь заставили всех три раза раздеться и одеться на время. Но это обычное дело, даже не наказание, а скорее профилактическое воздействие. Утром, после ночной тревоги зарядил нудный затяжной дождик, о самовольном выходе в город теперь можно смело надолго забыть. Если на сухой земле следы не заметны, то теперь и под окнами и около забора мои отпечатки никак не скроешь. Хочешь не хочешь, теперь думаю только о службе. Наполеоновские планы о встрече с Алиевым и о последующем триумфальном восхождении на вершину власти в стране пока признаны утопическими. Зато есть время подумать о будущем. Можно ли чистокровного кавказца протащить на российский престол? Товарищу Джугашвили это однажды уже удалось. Но сейчас явно не тот случай и не то время, а это значит, что кандидатура ГАА точно не пройдет. Если только продвинуть его как главу некоего коллегиального органа власти. И вновь встает вопрос, кого привлечь в союзники, в одиночку даже такие титаны войну не выигрывают. В моей памяти не так уж много достойных кандидатов на эту роль, и я не уверен, что они пойдут на сотрудничество с опальным пенсионером из далекой кавказской автономии. Ладно, отложим этот вопрос на период после встречи с Алиевым. Может, я до него вообще не доберусь, чего зря голову ломать. Тем более что у меня возникли более серьезные проблемы, менее глобальные, но зато очень неприятные. Память время от времени выдает свежие воспоминания, обычно это происходит перед самим событием. Вроде бы события этих дней давным-давно забылись, а как подходит момент, раз – и вспоминаешь. Видимо, нужен какой-то маркер или напоминание. В этот раз таким катализатором для освежения памяти стал дождик. Теперь я четко вспоминаю, что дождь будет затяжной на трое суток, почти без перерывов. И ладно бы ливень, так нет же, все такой же мелкий и противный, временами почти прекращающийся, но это только кажущееся затишье. Такая погода не является препятствием для советского солдата ни разу – посчитало родное начальство и отправило нас на разгрузку вагонов. Двое суток адского треша под непрекращающимся дождем – удивляюсь, как я мог забыть это волнующее приключение? Меня пару раз чуть не придавило мокрыми скользкими бревнами, которые вручную стаскивали с платформы. Ничего не сломал, но пару раз близок был к этому. Впрочем, кого-то все-таки увезли в медпункт. Вроде бы с ушибом. Бревна разной толщины, попадаются чурбаки сантиметров семьдесят толщиной и весом килограммов триста каждый. Если такой упадет на ногу, балеруном уже не станешь точно. Не завидую бойцам с заставы, что пилить будут на дрова эти бревна. Бензопилу ни разу за все время службы в нашей части не видел. Кроме бревен на платформе нам придется разгрузить еще несколько вагонов с продуктами и прочими материалами. И если продукты я готов разгружать хоть все два года без перерыва, то бревна – это какой-то кошмар. Из всего снаряжения – три ломика, и крутись как хочешь. Поэтому крутиться я решил заранее. Поэтому отправился к сержанту Сидоренко, который и будет нашим непосредственным начальником во время этого трудового марафона. – Трищ сержант, разрешите обратиться? – Обращайся, чего уж там, – не особо приветливо разрешил задать вопрос товарищ Сидоренко. – Появилась информация, что нас на разгрузку вагонов завтра с утра отправят? – Интересно девки пляшут, – восхитился сержант. – Мне еще никто ни словом не обмолвился, а молодежь уже в курсе дела. Откуда знаешь? – Информация точная, сам слышал, как лейтенант с капитаном разговаривали. Две платформы с бревнами и углем разгрузить надо. Пошлют вас, трищ сержант, прапорщика Зейналова и два отделения молодых духов. – Бревна – это хреново. Замучаемся под дождем, – видимо, у Сидоренко уже был опыт такой работы. – И я об этом, товарищ сержант! Может, нам автокран выгнать, мы тогда в пять раз быстрее справимся. И вам под дождем мокнуть не придется. – Умный какой. Во-первых, он сломан, во-вторых, крановщика у нас нет. Ну и самое главное, прапорщику Зейналову абсолютно пофиг на ваши страдания, поэтому он не согласится. – Если просто попросить, то, конечно, не согласится. А ежели с нужным подходом, то могу поспорить – тут же даст согласие. – И что ты ему хочешь предложить? Килограмм пряников? Не смеши мои портянки! – Зачем пряники. Мне родители через неделю посылку пришлют. С астраханской воблой. Половину ему отдам. Половину – вам и дедам майским. В этот раз я абсолютно честен, воблу все равно раздербанят и схарчат за полчаса, причем без малейшей пользы. А так – я удачно спасаю всех от каторжных работ и возможных увечий. – Не, не пойдет. Он из местных, азеры воблу не едят, он и не поймёт, в чем ценность сухой рыбы. – Вы абсолютно правы, товарищ сержант. Поэтому надо ему объяснить, что это ценный и очень дефицитный деликатес. Прапорщик сам, может, воблу и не будет кушать, зато начальству подогнать такой подарок – очень даже полезно для карьеры. Астраханскую воблу с руками и ногами оторвут наши офицеры. А крановщик у нас есть – Жека Огнев, он на гражданке на таком же год отработал. Отремонтируем мы сами – это я беру на себя. – Морозов, ну ты и жучара. Такой план продумал, и все для того только, чтобы не работать. – Не о себе думаю, о своем призыве забочусь. Да и командиру части калеки не нужны в отчете. Это я удачно решил дать взятку несуществующей воблой. Риск, конечно, присутствует, но строго просчитанный. По всем прикидкам через пару дней посылка все равно придет. Переубедить родителей не высылать продуктовую помощь нечего было и мечтать, поэтому в первом же письме сразу после прибытия в часть попросил ничего не присылать кроме воблы. Объяснил это ее невероятной полезностью и питательностью, а также просьбами сослуживцев, которые «всю жизнь мечтали ее попробовать». Последняя фраза – дословная цитата. В конце восьмидесятых рыба в наших краях еще водится, и поэтому вобла стоит сущие копейки, да и не покупает ее никто – бесплатно мешками дарят, если самому ловить лень или некогда. Так что я родителей не только не напрягаю, но и наоборот успокаиваю, что сыт, обут и витаминами с рыбьим жиром обеспечен. В моем же понимании: вобла без пива – деньги на ветер, даже если рыба бесплатная. Так что щедро жертвую на общее дело. В советской армии письма играют неожиданно большую и важную роль. При отсутствии интернета и телефона это единственное окно в мир, за исключением газет и телевизора. Но телек дают смотреть всего полчаса в день, а советские газеты не рекомендуется читать до обеда, после обеда и вместо обеда – говорят, от этого ухудшается пищеварение. Сразу по прибытии в часть я обнаружил среди своих вещей блокнот и два десятка адресов в нем. И всем им я по идее обещал писать письма! В основном друзьям, бывшим однокурсникам, нескольким девушкам приятной наружности (память услужливо воспроизвела изображение) и родственникам в виде бабушек, дядей и теток. Вот же, делать было мне нечего – всем писал и не ленился. Впрочем, объяснение простое: информационный голод и льготные полчаса, которые полагаются солдату для эпистолярного творчества. Письма из дома – это святое, даже у сержанта может дрогнуть в душе что-то, и припашет он не тебя, склонившегося над тетрадным листком с авторучкой, а того, кто с обувной щеткой в руках. Народная примета почти. Понятное дело, я тут же, как человек из компьютерной эпохи, решил автоматизировать процесс, для чего решил добыть копирку в штабе. Там этого добра навалом должно быть. Но подумав, решил честно писать от руки. Не поймут здесь такого отношения. В армии процент суицидов от неразделенной любви на порядок выше, чем на гражданке, а тут я с наглой рожей трем девушкам письма под копирку пишу. Патриархальные здесь отношения в основном, девки парней из армии по два года ждут. Да и получатели тоже не дуры, сразу заметят, что письмо написано не ручкой, а под копирку. Стопудово обидятся. «Пишу вам на сапоге убитого душмана, из горящего танка» – когда сел писать первое послание, недолго думая, позаимствовал классический литературный прием у сетевых троллей, но с сожалением зачеркнул написанное. Не поняли бы цензоры тонкого армейского стеба, обязательно стукнули бы особисту, что юморист у него в части завелся, за которым присмотреть не помешает. Здесь все письма из воинских частей читают в обязательном порядке, причем вручную! Искусственный интеллект и Гугл отдыхают. Зато нарисовал свой портрет авторучкой. На фоне гор, на боевом коне, с пограничным столбом на заднем плане и овчаркой у ног. Подписал скромно и со вкусом: «Герой границы Шурик». Добавил ручной пулемет герою в руки, и хоть сразу на обложку книги про Карацупу (это как Стаханов, только пограничный). С размерами немного не угадал, собака получилась ростом с саблезубого льва, зато лошадь явно карликовой породы, больше похожая на пони. Но народ оценил, лишь Леха насмешливо фыркнул, с высоты своего профессионального мастерства, но идею втихаря позаимствовал – сам потом видел. В том, что Сидоренко уговорит прапорщика, я ни секунды не сомневался. Гражданин Зейналов от такого подарка ни за что не откажется. Ведь автокран – это не только дармовой бензин, но и гарантированные шабашки на стороне. Жизнь при советской власти имеет множество незадекларированных особенностей. Например, очень мало строительных магазинов, а ассортимент в них поражает своей скудностью. Некоторые строительные материалы в свободной продаже вообще не встречаются либо отсутствуют на прилавке годами. Но для ремонта или строительства, например, дачи они остро необходимы. Поэтому существует множество обходных путей для получения дефицитных вещей и материалов. Можно выписать у себя на предприятии или через родственников и знакомых. Это вполне законно, но сделать это без блата будет трудно. То же самое со строительной техникой. В СССР нельзя иметь в частной собственности самосвал, экскаватор или автокран, поэтому просто арендовать их не получится. Нужен выход на директора какого-либо предприятия, который даст разрешение. Но у директора обычно куча своих забот, и гонять технику на сторону ему нет никакого интереса, оформление бумаг может занять неделю или две. В Закавказье и в Среднеазиатских советских республиках эта проблема решалась элементарно. Здесь техника приносит доход тому, кто ею владеет. Директор совхоза, например, платит райисполкому до десяти тысяч рублей, чтобы получить трактор «Беларусь», который ему и так положен по плану. Но без «смазки» по плану он и за три года не доедет до механизаторов, поскольку в соседнем селе более сообразительный председатель. Естественно, затраты директор тоже возмещает из черной кассы, поэтому техника работает не только в поле, но и на шабашках. Исходя из местных реалий, прапорщик Зейналов от счастья будет прыгать, если узнает, что ему такое счастье само в руки упало. Конечно, зампотылу и зампотех тут же упадут на хвост, но автокран – он такой, что всех прокормит. Правда, не сезон сейчас, зима на носу, строят мало. Но чтобы прапорщик не нашел шабашку на стороне? Ни в жисть не поверю. Неожиданно сложно оказалось уговорить самого крановщика. Жека наотрез отказался от своего счастья. – Видел эту рухлядь. Ее только на металлолом сдать. Оно мне надо? Да еще и под дождем ремонтировать на ночь глядя? Пришлось разъяснять все по пунктам. – Брателло, ты все равно сядешь на эту колымагу. Другого автокрана в части нет. Только сейчас тебя за это наградят, а через пару месяцев ты будешь в одиночку с ней мучиться, получать звездюлей и бегать как ошпаренный в поисках запчастей, которые с нее к тому времени последние снимут. Другого кранового на нее нет, поэтому не отвертишься. – Это бабка надвое сказала. Никто не знает, что через два месяца будет, а вгребывать придется сейчас. Не буду! – Жека, не тупи! От такого подарка судьбы не отказываются. Вот ты как думаешь, какая главная ценность для солдата во время службы?