– Кто ее пленил? – Вероника не сводила взгляда с Веселова и, кажется, что-то просчитывала в уме. Волков тоже просчитывал. Эти беседы… Эти воспоминания были как пир во время чумы. Мир рушился прямо у них на глазах, вспучивался пузырями черной воды, трещал по швам, кровоточил черной полярной водой. А они… беседовали! От решительных действий его удерживало лишь понимание, что на самом деле это не совсем беседа, это переговоры с обменом военнопленными. И пока на шее Веселова болтается этот чертов тынзян, никто из них никуда не уйдет. Но Веронике стоит поторопиться, потому что очень скоро переговоры могут и не понадобиться. – Шаманы. – На лице Тары появилась мучительная гримаса. – Давно, тысячи лет назад. Пленили и ее, и ее верных воинов, заковали в ледовые оковы. Они объединились. Сил девяти шаманов хватило, чтобы растопить лед… Я видела, как это было, она мне показала. Показала, как они проваливались сначала по щиколотку, потом по колено, потом по пояс, потом уходили под воду с головой. Уходили глубоко вниз и там замерзали в вечной мерзлоте. Волков представил, и волосы на загривке встали дыбом от той мощи, которой некогда обладали что силы зла, что силы добра. Куда там ядерному оружию. – Эта мука длилась тысячелетиями и продлилась бы вечность, если бы не люди. Обычные, но такие самоуверенные человечки, из-за глупости и амбиций которых начал меняться климат. – Тара улыбалась, в ее некогда черных глазах плясали белые мертвые огни. – Сначала лед таял очень медленно, миллиметр за миллиметром, а потом все ускорилось настолько, что Снежную Мать начали чувствовать животные. – Олений мор… – сказал Эрхан, крепко сжимая в руках свой карабин. – И не только олений. – Тара покачала головой. – Она спит, но ей все равно нужны силы, нужны чужие жизни, чтобы возродиться, вернуть себе то, что у нее отняли. Необходимая жертва. Эрхан, ты должен это понимать, как никто другой. Твои предки знали, что такое необходимая жертва. Карабин в руках Эрхана дрогнул, Волков напрягся. Нельзя стрелять. Не сейчас, когда призрачный тынзян все еще на шее Веселова. Эрхана остановил Степан, положил ладонь ему на плечо, сказал что-то тихо, и тот опустил карабин. Хорошо, одной проблемой меньше. Но время на исходе. Если Вероника не поспешит, придется принимать управление на себя. Вероника словно прочла его мысли, кивнула, не сводя взгляда с Тары и ее мертвого медведя, а потом заговорила. Голос ее звучал мягко, но решительно. Так родитель разговаривает с балованным, неразумным ребенком. – Уже ничего не исправить, Тара. Время на исходе, я знаю. Никто из нас добровольно не станет ее воином. Ты не сумеешь замкнуть круг. Я тебе не позволю. Вероника говорила, а Волков верил, что ведь и в самом деле не позволит. Они равны по силам. И пусть природа у их силы была разной, но все же… И остальных нельзя сбрасывать со счетов. Ребятки еще ничего не умеют, но если испугаются как следует или разозлятся… А еще есть они с Черновым и их… зверюшки. Интересно, как Тара планировала сделать единое целое из живого человека и мертвого пса? Наверное, и на этот счет у нее имелись инструкции от ее безумной снежной мамки. А Бихиги, блудный бесхозный мишка? Вдруг еще не поздно вернуть его законной хозяйке? – Я предлагаю тебе обмен, Тара. Ты снимаешь свой тынзян с Веселова, а я отдаю тебе твоего Бихиги. – И мы расходимся! – Гальяно в нетерпении притопнул ногой, разбрызгивая во все стороны ледяную воду. А вот этому вообще еще не подобрали зверя, ни живого, ни мертвого! И Степану тоже. – Жизнь твоего мужчины в моих руках. – Тара потянула за тынзян, и Веселов захрипел. – Как и не-жизнь твоего медведя… – Вероника сжала рукоять ритуального ножа. – Тебе ведь больно, Тара! Я вижу твою боль и твое отчаяние. Сделай хоть что-нибудь хорошее, помоги выжить, а не умереть! Крик Вероники потонул в многоголосом гуле! Снежить включила призрачную глушилку. Снежити хотелось крови и не хотелось перемирия. И вода прибывала с каждой минутой. Волнение Волкова разделял огнеглазый зверь. Он порыкивал, нервно бил хвостом, вышибая веер брызг, тянул Чернова к краю арены, подальше от этого безобразия. Чернов пока упирался, и зверь пока ждал. Надолго ли хватит его терпения? И что он сделает, когда поймет, что его любимому хозяину угрожает опасность? На кого он нападет? И что будет, если Тара погибнет, так и не совершив обмен? – Уходите прочь! – прокричала Тара, раскидывая в стороны руки, словно собиралась их всех обнять. – Отпусти его! – Вероника тоже кричала, и ветер, налетевший невесть откуда, трепал ее черные волосы. – Тара, я прошу тебя, сделай хоть что-нибудь ради живых, а не ради мертвых! Они стояли друг напротив друга – две сильные, разъяренные, отчаявшиеся, а вокруг них метался, ревел тысячей голосов, заворачиваясь в белый кокон, снег. Через мгновение обе они исчезли в этом коконе. Через мгновение, но, кажется, на целую вечность. А потом наступила тишина, такая неожиданная после этой какофонии звуков, что стало больно ушам. Снежный полог упал, как театральный занавес, и те, кого он скрывал, упали тоже. …Они бросились к Веронике все разом, даже звери. – Пустите! – сипел Чернов. Раны не позволяли ему рычать, а врачебный и дружеский долг не позволял оставаться в стороне. Он сипел и на буксире тащил за собой упирающуюся, раздраженно порыкивающую огнеглазую зверюшку. – Сущь, и ты пусти! Все со мной в порядке, успокойся уже! Эрхан, перекинув карабин через плечо, шарил в кармане куртки, наверное, искал фляжку со своим тайным зельем. Гальяно с Тучниковым стояли перед Вероникой на коленях. Тучников бережно придерживал ее голову. Детишки, взявшись за руки, замерли чуть в стороне. Вид у них был такой, что сразу стало ясно – эти тоже пытаются помочь, но только на каком-то ином, неведомом простым обывателям уровне. Их звери тоже замерли, припали к земле, словно прислушиваясь. И через весь этот дружеский заслон, распихивая людей и зверей, отталкивая ошалевшую от такого обращения красноглазую зверюшку, прорывался Веселов. Прорвался, упал на колени рядом с Вероникой и застыл, не понимая, что нужно делать и можно ли сделать хоть что-нибудь. Получалось, что только Волков остался в стороне. Когда столько помощников и спасителей, только и остается, что охранять и наблюдать. Тара лежала вне этого суетливого человеческого круга. Лежала, раскинув в стороны руки. Тынзяна больше не было – ни в ее руке, ни на шее восставшего Веселова. Значит, обмен военнопленными состоялся. Точно состоялся, потому что вот он, призрачный медведь Бихиги, улегся рядом с хозяйкой, тычется носом в щеку, пытается слизать стекающие и тут же замерзающие слезы. Все! Раз обмен состоялся, надо забирать спасенных и раненых и валить из этого котлована к чертовой матери, подальше от Матери Снежной! Похоже, эта здравая мысль пришла в голову не только ему одному, потому что человеческий круг распался. Или его разметало этим вновь поднявшимся нездешним ветром? Вероника была жива. Она стояла рядом с Веселовым, и было не понять, кто из них кого поддерживает. – Надо уходить!!! – закричал Степан, пытаясь перекричать и ветер, и усилившийся многократно вой голосов. – Андрей, уходим! Собирались быстро. Волков лишь слегка дернул за рукав Ника. Этого хватило, чтобы братец пришел в себя. Сам пришел и Лису свою выдернул из страны шаманских грез. Что у них в головах, у этих уникальных ребят?! Что они вообще такое?! Потом, с природой уникального можно разобраться позже! А пока нужно уносить ноги! Они были похожи на выходящий из оцепления отряд. Здоровые помогали раненым, тащили на себе, расчищали путь, отмахивались от ветра и голосов, отстреливались от слепо шарящих по льду водяных щупалец. Снежить почти проснулась и рвалась из своего векового плена. Волков шкурой чуял и ее отчаянную ярость, и ее неутолимый голод. …А Вероника рвалась к Таре. Наверное, спасать заблудшую душу. Хорошие девочки готовы творить добро даже с риском для собственной жизни. Хорошо, что Веронику держали крепко. С одной стороны Веселов, с другой – Тучников. Держали, не пускали. Вероника сдалась в тот момент, когда Тара подняла вверх руку то ли в прощальном, то ли в напутствующем жесте, а потом обняла за шею своего мертвого медведя. Она не хотела спасения. Не хотела становиться одной из миллиардов заурядных человечков. И когда под ее ногами разверзся лед и черная вода, словно трясина, начала медленно утаскивать их с Бихиги вниз, она улыбалась совершенно счастливой улыбкой. Может быть, надеялась обрести наконец покой в объятьях своей Снежной Матери. А может, рассчитывала обрести новую жизнь в измененном обличье. Им этого никогда не узнать. Да и не хочется. Им бы ноги унести от этой яростной, поднимающейся все выше и выше воды. И не оглохнуть от воплей не желающей мириться с поражением твари. Тварь ярилась внизу, принимая то одно ледяное обличье, то другое. Это были не люди и не звери. Зверолюди – ледяное эхо прошлых воплощений, в которое наспех, кое-как пытались вдохнуть что-то похожее на жизнь. С ними пока неплохо справлялся Сущь, сшибал когтистой лапой то волчьи, то медвежьи ледяные головы, а Блэк на лету ловил и перебивал прозрачные хребты диковинным летучим тварям. Хороший получился тандем из домашних питомцев, незаурядный! Они выбрались из похожего на кипящий котел котлована, кажется, спустя целую вечность. Выбрались в полном составе, никого не потеряли, никого не забыли на поле боя. И как только выбрались, черная вода внизу начала застывать, превращаться в черный же лед. Они все еще слышали голоса, но с каждой секундой голоса эти становились все тише и тише, пока не истончились до едва различимого шепота. Первым на снег упал Ник, следом рухнула Алисия, и Волков испугался, что с ребятами что-то случилось, что их все-таки зацепило это яростное нечто. Зря испугался! Эти двое валялись в снегу, как маленькие! Валялись и хохотали. А их насквозь промокшая одежда покрывалась тонкой коркой льда. На почти сорокаградусном морозе! – Все по машинам! – Тучников лучше остальных понимал, как нужно выживать на Крайнем Севере. Или просто самый первый за бушующим в крови адреналином начал ощущать приближение новой реальной проблемы. Обидно вырваться из лап Снежити, чтобы потом загнуться от переохлаждения. Они погрузились в машины и, не позволяя себе ни минуты передышки, тронулись в обратный путь. Метель стихла, упала белым пологом на снежные барханы, по которым резвой рысью мчались Сущь с Блэком. Раненый лютоволк лежал на заднем сиденье внедорожника и занимал собой почти все свободное пространство. Ник тянулся к нему с переднего пассажирского сиденья, ласково гладил по голове. На третьем ряду ютились Алисия со своей лисицей. Волков опасался, что лисицу придется долго заманивать в салон и даже был готов отпустить ее в свободное плавание, но зверюга оказалась благоразумной. Не зря, значит, во всех сказках лиса хитрее и умнее остальных зверей. На территорию поместья они въехали с первыми лучами солнца. Гальяно сказал, что это символично и эпично! Чернов сказал, что ждет всех раненых и контуженных в лазарете, а потом что-то шепнул в острое ухо своей зверюшки. Зверюшка мотнула башкой и куда-то умчалась. Тучников пообещал распорядиться насчет обеда и пригласил всех через два часа в каминный зал. Эрхан ничего не сказал, ссутулившись, побрел к своему домику. Вероника рассматривала шею Веселова, а Веселов рассматривал Веронику. Выражение лица его было близким к блаженному. Этого точно сначала нужно в лазарет. А ребяток… А ребятки куда-то свинтили вместе со своим зверьем. Волков вздохнул. Ехал на край земли, чтобы обрести братца, а нашел еще и сестрицу. Вот уж Арина обрадуется. Романтичненько – все, как она любит! Веселов У него получалось дышать! И горло не болело! И холод, с которым он почти сроднился, разжал когтистые лапы! Мир стал ярче и звонче. Оказывается, Веселов уже привык смотреть на этот мир словно сквозь заиндевевшее стекло. На мир и на Веронику. А теперь вот с резкостью все в порядке, и на Веронику можно смотреть безо всяких помех, во все глаза. Красивая. Ух, какая красивая! И сильная. Как же они будут? Как же ему приноровиться, смириться с мыслью, что его женщина сильнее его? Пусть не физически, но все же. – Дурень, – вздохнула Вероника и погладила его по щеке. Еще и мысли читает… Ничего, как бы то ни было, а он свыкнется, как-нибудь приспособится, потому что, когда мир снова обрел яркость и четкость, стало совершенно ясно, что без этой женщины ему – никуда. Да и должок у него перед ней. Она ему жизнь спасла. А долги нужно отдавать. Его так мама с папой приучили. Кстати, нужно будет ее с родителями познакомить. Вот они обрадуются! Особенно мама. – Димон, в лазарет! – буркнул проходящий мимо Чернов. Сказать по правде, в медицинской помощи в первую очередь нуждался он сам, но профессиональный долг и все дела… – Со мной все в порядке. – Он на всякий случай потрогал шею, улыбнулся, а потом, понизив голос до заговорщицкого шепота, задал вопрос, который волновал его едва ли не сильнее всего: – Слушай, а что это за странная зверюга с тобой? Где ты ее откопал? Рядом многозначительно хмыкнула Вероника. Видимо, про странных зверюг она знала больше простых обывателей. – Это не зверюга, – буркнул Чернов, зажимая бок ладонью. – Это Сущь, мой… домашний питомец. Питомец… Домашний… Это что-то типа щеночка или котика? У нормальных людей. А у Чернова, выходит, питомец размером с саблезубого тигра. – А откуда? – спросил Волков с плохо скрываемой завистью. Раньше-то его питомец был самый крутой. – Хотел бы я знать. – Чернов и в самом деле вид имел растерянный и озабоченный. – Мне вообще сказали, что ему до взрослого состояния расти еще тридцать лет и три года. – Инициировали, – сказала Вероника со странной уверенностью. Впрочем, пора уже привыкнуть, что женщина ему досталась уверенная и во всех смыслах удивительная. – Чтобы не пришлось ждать тридцать лет и три года. Чернов остановился напротив нее, посмотрел сверху вниз пристальным взглядом, а потом спросил: – Кто? Как? – Это зависит от того, чей он обережный дух. Вот дела! Не просто зверюга и даже не призрак – обережный дух! – Жены… – Чернов мотнул головой, потом добавил: – И малого нашего. Ну и мой, получается. – Значит, жена и инициировала. У ребенка на такое не хватило бы сил. – Вероника задумалась, потом добавила: – Ты бы жене позвонил, Вадим. Чтобы проделать такое, чтобы переместить его сюда… Я даже не могу представить, какие для этого понадобились силы. – Это опасно? – Чернов насупился, лицо его окаменело. – Опасно. – Вероника кивнула, но тут же добавила: – Но если твой зверь здесь, значит, у них все получилось. Выглядела она сейчас как-то странно, смотрела вроде бы и на Чернова, но в то же время куда-то мимо него. Что она там видела? Веселов тоже посмотрел. Ясное дело, ему никаких тайн не открылось. Зря старался. – Они? – Чернов расслабился, но лишь самую малость. – Позвони домой, Вадим, – сказала Вероника и, ухватив Веселова за рукав, потащила в сторону. – А мы пока помоемся и переоденемся в сухое. Мы! Она сказала «мы», и это обнадеживало. Это обнадеживало до такой степени, что Веселов предложил невероятное. Он предложил, а она согласилась. Вдвоем мыться и переодеваться в сухое всяко веселее, чем поодиночке. Только бы не оплошать после этой полужизни. – Дурень, – сказала Вероника и посмотрела так многозначительно, что дышать стало тяжело, и Веселов в первый момент испугался, что это не из-за избытка чувств, а из-за тынзяна. Но нет, оказалось, от чувств! В лазарет они явились через час. Можно было и не являться, Вероника его уже и так осмотрела. Осмотрела, поставила диагноз, сказала, что жить он будет долго и счастливо. А что еще нужно, когда тебе сулят такие прекрасные перспективы?!