Он молча кивнул. Лиса так же молча разлила по бокалам вино, один бокал протянула Нику, второй пригубила, а потом спросила: – Откуда ты родом, Ник? Ты ведь откуда-то с Севера. Это неочевидно, но я это… чувствую. – Чуешь? – Да. – Она удовлетворенно кивнула и продолжила: – Кстати, мои родители из Норильска. – Я тоже это… чую. Она усмехнулась, кивнула, а потом продолжила: – Как-то в универе нам читали лекцию про шаманизм. Забавный такой дядька читал, из увлекающихся. Я слушала лекцию вполуха, но кое-что для себя тогда вынесла. Помимо всего прочего, он рассказывал про шаманскую болезнь. Если не знаешь, что это такое, можешь погуглить. Я, кстати, сразу же погуглила. Начинается вся эта канитель в подростковом возрасте, приключается чаще всего с теми, у кого в роду были шаманы. – Почему болезнь? – спросил Ник. – Потому что больно, – сказала Лиса. – Потому что тебя ломает и корежит этими… способностями, ты видишь всякое, чувства твои, как оголенные нервы… – И твои? – спросил он очень тихо. – И мои тоже. – Она кивнула. – И тебе плохо настолько, что не хочется жить, а остальные считают тебя бесноватым. Или сумасшедшим… – Или наркоманом. – Или всем сразу. – Лиса усмехнулась. – А тебе только и нужно, что принять эти способности. Или найти того, кто поможет тебе их принять. Если, конечно, они тебе нужны. – А если не нужны? – А если не нужны, то ты или переболеешь и станешь нормальным, или справишься сам и станешь суперменом, или подохнешь. – Ты справилась? – Я надеялась, что переболела. А ты? – А я чуть не подох. Они улыбались друг другу, как заговорщики, как два сумасшедших, маскирующихся под нормальных людей, как очень близкие люди. Настолько близкие, что Ник отважился потрогать прядь ее волос. На самом деле они не были седыми, какие-то женские штучки с осветлением. Лиса оказалась смелее. Ее губы сначала были ледяными, а потом стали обжигающе горячими. И дыхание. И прикосновения рук тоже. Наверное, было в ней это… шаманское, потому что сопротивляться не было никаких сил. Да и не хотелось ему сопротивляться. Он дома, под колючими северными звездами, рядом с женщиной, которая ему подходит. А с болезнями и прочими напастями они разберутся. Как-нибудь потом… Вероника Вокруг ее домика ходил мертвый медведь. Ходил, сопел, заглядывал в окна, отвлекал. Вид у медведя был изрядно потрепанный жизнью. Или, скорее, смертью. Медведю недоставало одного глаза и, кажется, хозяина. Из Веселова хозяин оказался так себе. Он, конечно, уже не тот, что раньше. Есть в нем теперь какая-никакая сила. Не ошеломляющая, но… знавала Вероника экстрасенсов и послабее. В разы слабее. И ничего, они как-то устраивались в жизни, некоторые очень даже неплохо. И этот дар, или проклятие – тут уж с какой стороны посмотреть – останется с Веселовым до конца его дней, даже если… даже когда они снимут с него этот чертов тынзян. Есть у нее кое-какие догадки и задумки на этот счет. Жаль только, что времени так мало. Жаль только, что из-за снежной завесы, что раскинули над Хивусом, способности ее стремятся к нулю. Они стремятся, а она тянет их вверх неимоверным усилием воли. Потом, когда все это закончится, ей точно нужно будет в Тибет, чтобы очиститься, чтобы набраться сил и проветрить голову. А пока придется держаться. Как ни крути, а в этой истории она не случайный персонаж. Сдается ей, случайных тут вообще нет, все запланировано и срежиссировано кем-то знающим и очень сильным. Остается понять, кем. Медведь ткнулся носом в стекло, зыркнул на Веронику единственным глазом. Из второго торчал осколок льда. Еще одно доказательство того, что Веселов нынче парень непростой. Простому парню сделать мертвое еще чуть более мертвым не удалось бы, простой парень уже давно и сам бы сделался мертвым. А Веселов ничего, держится, даже шутить пытается. Вот мишку прислал. Вероника подошла к окну, прижалась ладонью к стеклу. Холодно. И холод не обычный, северный, а замогильный. Такой же, как тогда в самолете. Эта… сущность, которую Ник так ловко и так к месту обозвал Снежитью, умудрилась замарать их всех, замарать и выстудить почти до костей. – Чего тебе? – спросила Вероника, глядя прямо в подернутый белой дымкой медвежий глаз. – Чего таращишься? Вон пошла! Медведь оскалился, царапнул когтем по стеклу и по ее обнаженным нервам. Звук получился мерзостный. Вероника отступила на шаг, ожидая, пока Снежить оставит ей послание на заиндевевшем стекле. И она оставила. «Вы все мои!» Кривовато, угловато и самоуверенно. – Хрен тебе, – сказала Вероника, отходя от окна. Медведь обиженно рыкнул, взвился на задние лапы. Или его заставили взвиться, крепкой рукой потянули за ошметок тынзяна, что свисал с его шеи. Или не рукой, но точно потянули. Успокаивало лишь одно: если медведь тут, то Веселов пока может перевести дух. Возможно, у него даже получится выспаться. В отличие от нее. Ей этой ночью о сне, похоже, остается только мечтать. Вероника пятилась от окна, на ходу обдумывая, как лучше поступить с этой косматой нечистью. Имелись у нее кое-какие варианты, но, увы, ни один из них не был радикальным. Значит, нужно напрячься, если придется, посоветоваться со старшими товарищами. До утра она должна найти решение. Или объяснение происходящему. А если повезет, и то и другое. …Сова сидела на ее ноутбуке, прямо на клавиатуре. Да не просто сидела, а топталась по ней когтистыми лапами. Кажется, пришла еще одна депеша из Хогвардса. Вероника подошла к столу, аккуратненько присела на стул, принялась читать. Она читала, а позвоночник сковывало ужасом. Определенно к такому ее не готовили. Определенно их всех ждали суровые испытания. Сова перестала топтаться по клавиатуре, посмотрела строго и требовательно. – И что, никаких других вариантов? – спросила Вероника с надеждой. Желтоглазая голова повернулась на триста шестьдесят градусов, наверное, это означало «нет». – А если… Договорить она не успела: в дверь решительно постучали. Вероника вздрогнула, прикрыла глаза, а когда через мгновение снова их открыла, совы и след простыл. Экран ноута давно погас, и она была уверена, что депеша из Хогвардса исчезла. Еще и не такое приснится после трех бокалов виски… Забыть бы, отмахнуться и от совы, и от медведя! Вот только не может она отмахнуться, потому что ее сны – это не просто сны, потому что тот, кто нетерпеливо стучит в ее дверь, так и будет стучать, пока она не откроет. На пороге стоял Веселов. Вид у него был немного… сумасшедший. Впрочем, кто нынче без греха? Все они немного того… И все они тут неспроста. – Доброй ночи. – Он перестал лупить в дверь и кулаки спрятал за спину. Как мальчишка, честное слово. – Доброй. – На всякий случай она глянула поверх его плеча: никакого медведя поблизости. – Мишка пошел прогуляться. – Веселов криво усмехнулся, и она распахнула дверь, впуская его внутрь. – А ты? – спросила, ежась от ворвавшегося вслед за ним холода. – А я пришел… убедиться. – Убедиться?.. – Вероника захлопнула дверь, оставляя за бортом холод и ночь. – Что с тобой все в порядке. – Со мной все в порядке. – Если не считать депеши из Хогвардса. – Хорошо. – Веселов вздохнул вроде как с облегчением, а потом сказал: – Чернов пропал. И эта… Алисия. – Как? – Вероника прислонилась спиной к двери, посмотрела на Веселова снизу вверх. – Откуда ты знаешь? – Проверил. – Он пожал плечами, а потом жестом, ставшим уже привычным, потрогал свою шею. Призрачная удавка на ней снова затянулась, впилась в кожу. Значит, ненадолго ее хватило, только ногти зря испортила… – Снова поддушивает, – проговорил он с невеселой усмешкой. – Решил заглянуть к Чернову, вдруг можно как-то… медицинскими средствами. По глазам, уставшим, налитым кровью от бессонницы, было видно, что не верил он в медицинские средства, но Вероника спорить не стала, просто шагнула к нему навстречу, подцепила удавку. Все равно маникюру кирдык, а то, что пальцев она потом сутки не будет чувствовать, так это ерунда. Кожу кольнуло, словно током. Прошлый раз казалось не так больно. Она зажмурилась и потянула изо всех сил. Сил оставалось мало. Словно кто-то высасывал их из нее через коктейльную соломинку. Удавка ослабла. И Вероника ослабла тоже. Внезапно так ослабла, что подкосились ноги. Если бы не Веселов, она бы уселась на пол прямо тут, перед дверью. Но Веселов поймал, прижал к себе, уткнулся колючим подбородком в макушку, и сразу как-то полегчало. У него теперь тоже была сила. Он не знал, как с нею управляться, но уже научился ею делиться. Или она тянула из него силы без спросу? Просто потому, что по-другому ей сейчас никак… – Спасибо, – сказал он и погладил ее по волосам. – И тебе. – Стоять бы вот так и стоять, в тепле, в относительной безопасности. Стоять и ни о чем не думать. Но думать нужно. И думать, и действовать. – Расскажи. – Она отстранилась. Хоть и не хотелось. – Я пришел к нему. – Мужика отпустил. Хоть и не хотелось. – Постучался, потом в окна позаглядывал, как дурак какой. Потом понял, что никого нет дома, и решил, что Чернов может быть в больничке. Но в больничке его не оказалось. Он туда даже не заходил после ужина. Понимаешь, Вероника? Чернов не пришел навестить своих подопечных. Такого просто не может быть. Вероника понимала. Да, такого не может быть, но факт остается фактом. – И Алисия пропала. – Веселов снова потрогал удавку, но уже не с таким мучительным выражением лица. Казалось, что он просто поправляет надоевший галстук. – Охранник и медсестра клянутся, что Чернов не приходил, а Алисия не выходила. Они там, наверное, уже отчитываются Тучникову. – Отчитываются. – Вероника кивнула. – К ней Ник заходил. Может, они того… вместе. – Они вместе. – Она была в этом почти уверена. – А Чернов? – Он посмотрел на нее с надеждой. Вероника закрыла глаза, попыталась продраться сквозь снежную завесу. Продираться было тяжело и больно. Ей нужно сосредоточиться. И ей нужно время. С первым никак не получается, второго попросту нет. Но зато есть депеша из Хогвардса. Вернее, была. Она запомнила самое главное, самое страшное. Когда нет плана, остается одно – следовать инструкциям. – Мы его найдем. – Она открыла глаза, встретилась взглядом с Веселовым. Он кивнул, думая о чем-то своем, а потом сказал: – Надо будить остальных. Это было правильное решение. Глупо и бессмысленно ждать рассвета в мире, где рассвет может и не наступить. – Значит, будем будить. – Вероника улыбнулась, потрогала его колючую щеку. То, что щека колючая, она теперь могла лишь догадываться, пальцы не чувствовали ничего. Впрочем, как и она сама. – Что это? – Веселов разглядывал ее почерневшие ногти. Пока только с интересом – не с отвращением. – Маникюр. – Она беспечно пожала плечами, попыталась спрятать руки за спину, как он давеча кулаки.