– И Шипичиха говорит… – Шипичиха много разного говорит! – Чернов оборвал ее уже резко, с раздражением. Не хватало ему этих… дамских истерик и предчувствий! – Нина, я тут не один, нас тут целая банда. И у всех головы на месте. Разве только насчет Гальяно у меня есть сомнения. – Оно приходит из воды. – Она словно бы его не слышала. Не хотела слышать. – Я просыпаюсь посреди озера, кругом снег и лед, а передо мной – полынья. Я не вижу ничего, Вадим, но знаю, что оно там… под водой. И мне так страшно, что оно выберется… Выплеснется. Час от часу не легче… Как оно… Как эта тварь могла дотянуться до Темной воды и до Нины? Как такое вообще возможно? – И Сущь беспокоится. – Нина снова обхватила Сущь за мощную шею, прижалась щекой к косматой морде. – Он будит меня по ночам своим воем, выдергивает из этого сна, не позволяет ему продолжиться. Понимаешь? А Темке… – Она говорила быстро, будто боялась, что он откажется ее слушать. Откажется слушать весь этот… бред. – А Темке снится белый медведь. Мертвый. Мертвый медведь, Чернов! – Она повысила голос, но тут же перешла на шепот. – У него нет одного глаза, а на шее веревка с человечками. У человечков звериные головы. Они дергаются на этой веревке, словно хотят убежать, но у них ничего не получается. В висках заломило. Тварь дотянулась не только до Нины, но и до малого. Плохо дело! Надо с тварью что-то решать. И как можно скорее. А Нину нужно успокоить. – Ерунда, – сказал он своим особенным тоном. Таким тоном он разговаривал только с подчиненными, а с родными старался не злоупотреблять. – Тут все спокойно и все хорошо. Никаких медведей, никаких прорубей, никаких человечков на веревке. – Кроме Веселова, но про Веселова можно не рассказывать. – Я вернусь через пару дней, и все ваши кошмары закончатся. – Да, к тому времени они уже разберутся с этой… Снежитью, и кошмары закончатся. – Ты меня поняла, Нина? – Пожалуй, с начальственным тоном он малость переборщил, потому что Нина вздрогнула, как-то даже поникла. – Я поняла, – сказала она вежливо. Ох, не к добру эта вежливость! В семье такие реверансы – последнее дело. Значит, обиделась, но не подает виду. Она ж там гордая, и все дела. А он тут ничего не понимает и вообще мужлан. Вообще-то, никогда у них с Ниной так не было, чтобы она гордая, а он мужлан, но думать так Чернову было спокойнее. Пусть лучше злится и обижается, чем боится. Ничего, они потом со всем разберутся. Сначала тут разберутся, а потом и там. – Нина, мне нужно идти, – соврал он. – Гальяно собирает какой-то брифинг. Или что он там собирает… – Короче, до связи. – До связи, Вадим. – Она улыбалась вежливо и отстраненно. Так вежливо и так отстраненно, что захотелось плюнуть на все и рвануть домой, к Темной воде и своей семье. Он бы и рванул, если бы знал, что это решит проблему. Вот только не решит. После того, что рассказала ему Нина, проблему нужно решать радикально. И не там, а здесь. Перед тем как экран погас, в кадр снова сунулся Сущь, успел-таки облизать монитор на прощание. Чернов подумал вдруг, что у него нет ни одной фотки этой дивной зверюшки. Показал бы Волкову, похвастался. Блэк, конечно, крутой пес, призрак и все дела. Но и его Сущь – парень хоть куда. Даже сейчас. А через тридцать лет и три года затмит всех псов и всех призраков. Мысль была какая-то несерьезная, но успокаивающая. Приятно знать, что через тридцать лет и три года ты станешь хозяином настоящего монстра, страшного снаружи, доброго внутри. А пока перед сном у него еще есть время на то, чтобы осмотреть Алисию, переговорить с Тарой, глянуть на Веселова. Все они, кроме Веселова, уже почти здоровы, но глянуть все равно нужно. Просто так, для успокоения души. Медицинский корпус располагался на самой окраине поместья, но Чернов запомнил дорогу, поэтому сопровождающего вызывать не стал. Да и хотелось ему прогуляться в одиночестве, пройтись по сорокаградусному морозцу, проветрить мозги. Морозец был колючий и мозги не проветривал, а выдувал напрочь. Чернов натянул на голову капюшон, сунул руки глубоко в карманы куртки. Как оказалось, зря сунул, может быть, сумел бы среагировать быстрее, когда из темноты выступила серая тень… Ник Сквозь стеклянный потолок спальни Ник видел колючие звезды и самый краешек северного сияния. Ярко, так ярко, что не уснуть. Или не спится ему не из-за этого, а из-за увиденного в ангаре? Есть ведь реальный повод для бессонницы. А еще не спится от мыслей об Алисии. Имя такое… вычурное, но ей подходит. Вот только звать он ее будет просто Лисой, так короче и красивее. И вообще, она на лисичку очень похожа, на испуганную лисичку. Понять ее страх легко, не всякий мужик остался бы спокоен после того, что ей довелось пережить. А она вот пережила и даже выжила, только боится теперь, вздрагивает от каждого шороха. Сидит небось одна в этом своем стеклянном боксе и боится. Конечно, не совсем одна, там охранник, медсестра есть, Чернов, наверное, наведывался, но страха от этого меньше не станет. А полярная ночь отваге и силе духа не способствует. Ник вздохнул, встал с кровати и принялся одеваться. Может, это не слишком красиво и не совсем галантно, но полярной ночью люди, которые столкнулись со Снежитью и остались живы, должны быть вместе. Домик у него большой, кровать широкая. От мыслей про кровать кинуло в жар, и Ник усмехнулся. Он поспит на полу, если что. В спальнике или вон на том лохматом коврике. Как верный пес. Или как верный волк… Снаружи царила такая исключительная тишина, что Нику казалось, что он слышит, как вибрируют далекие звезды. Он замер, закрыл глаза, прислушиваясь теперь уже к себе самому. Лютоволк был близко, кружил вокруг поместья. Ник чуял его усталость и его нетерпение. А еще тревогу. Да, этой ночью неспокойно было всем. В окнах медкорпуса горел свет, Ник видел темный силуэт охранника и светлый – медсестры. Лису он видеть не мог, потому что стеклянный бокс находился внутри здания. Охранник впустил его с явной неохотой, лишь после того, как переговорил с кем-то по рации. Медсестра, вообще, не стала вмешиваться, лишь проводила взглядом и уткнулась в мобильник. Да, здесь, на краю земли, работал Интернет, и люди не чувствовали себя оторванными от цивилизации. Собственно, здесь и была цивилизация во всех лучших ее смыслах. Цивилизация, которой даже лютый холод и вечная мерзлота не были помехой. Лиса не спала. Она сидела на своей койке, скрестив ноги по-турецки. – Привет. – Ник просочился в бокс, аккуратно прикрыл за собой дверь. Вообще-то, общение с противоположным полом давалось ему легко. Девицам нравились и его внешность, и его придурь, которую они считали милой. Или это он просто не с теми девицами общался? С Лисой все было по-другому, каждое сказанное слово приходилось сначала взвешивать, прокручивать в голове, а потом уже произносить. – Привет. – Она улыбнулась и, кажется, обрадовалась. Нет, точно обрадовалась. Взвешивать слова стало чуть легче. – Не спишь? – спросил он, присаживаясь на край ее койки, стараясь не смотреть на острые коленки. – Не могу. – Она тоже на него не смотрела. – Боюсь. – Я так и думал, что боишься. Все-таки глянула искоса из-под густых ресниц. Уголки губ дрогнули, словно девица собралась расплакаться. Нет, не расплакалась – усмехнулась невеселой усмешкой. – Я потому и пришел. – Ну что ходить вокруг да около, когда времени так мало, когда она боится, а он не может заснуть. – За тобой. – За мной? – А вот сейчас она смотрела не искоса, а во все глаза. С надеждой смотрела. Как будто ее в этом стеклянном боксе удерживали силой, и он был единственным ее спасителем. – Пойдем ко мне. – Говорить получалось решительно, даже с легкой бравадой. По опыту прошлой столичной жизни Ник знал, что решительность и бравада весьма помогают. – У меня стеклянный потолок. Прикидываешь? Она прикинула, улыбнулась не слишком уверенно. – И я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – Откуда? – Был в твоей шкуре. – Тоже сидел на цепи? – Теперь она смотрела на него с жадным интересом, уже не как на спасителя, а как на сокамерника. – Можно и так сказать. – Ник пожал плечами, осмотрел бокс в поисках ее одежды. Нормальной, не больничной одежды. Ничего не нашел. – И я видел твою лису. – Где? Она не стала спрашивать, почему он считает лису ее лисой, потому что и сама так считала. Так уж вышло. – Да шастает тут поблизости. – Ник улыбнулся. От медкорпуса до его домика было минуты три быстрым шагом. Если он отдаст Лисе свою куртку и шапку, то не околеет. – Так мы идем? – Как? – Лиса выразительно глянула на свою больничную пижаму, симпатичную, но, очевидно, тонкую, а потом на больничные же тапки. – Пойдем! – Он потянул ее с койки, довольно бесцеремонно, по-свойски. Решительность и бравада… – Как-нибудь. Они вышли из бокса в узкий, слабо освещенный коридор, в торце которого имелось небольшое окно. Прежде чем открыть окно, Ник стащил с себя куртку, накинул Лисе на плечи, попытался нахлобучить еще и шапку, но она протестующе мотнула головой. – Тапки… – сказала одними губами, так, что он скорее догадался, чем услышал. – Да ну их! – Он распахнул окно, перегнулся через подоконник, оглядывая окрестности. Земля оказалась близко, снег внизу был старательно почищен. – Я первый, ты за мной! Сказал и сиганул вниз. Лиса колебалась недолго, взобралась на подоконник, зажмурилась и тоже сиганула. Он поймал ее на лету, мысленно радуясь, что она мелкая и не сшибла его с ног. Сейчас главное – не уронить и самому не околеть в полете. – Ну, побежали, – сказал он Лисе на ухо, обхватил покрепче и побежал. Она тоже обхватила – обеими руками за шею и, кажется, даже хихикнула. На самом деле ей не было весело, на самом деле смех был нервического плана, но хотя бы не брыкалась и не строила из себя гимназистку. Добежали быстро, Ник не то что околеть, даже запыхаться не успел. Он толкнул плечом незапертую дверь, ввалился в домик, осторожно поставил Лису на пол, выдохнул. – Вот мы и дома, – сказал с придурковатой улыбкой. – Конечно, не твой хрустальный замок, но тоже ничего. Она стояла, переминалась с ноги на ногу, не знала, как поступить и что делать. Он решил за нее, стащил куртку, приткнул в шкаф. Лису тоже нужно было куда-то… приткнуть. Сразу в спальню – это как-то… слишком, поэтому он решил, что лучше сначала на кухню. – Чай или кофе? – спросил он тоном гостеприимного хозяина, хотя, сказать по правде, понятия не имел, есть ли в доме хоть что-то съестное. – Мне бы чего-нибудь покрепче. – Лиса клацала зубами. Замерзла, что ли? – Пойдем поищем. – Он крепко сжал ее ледяную ладонь, потянул за собой в кухню. На кухне нашлось все: и чай, и кофе, и несколько сортов «чего покрепче», а холодильник был забит готовой едой в контейнерах. – И поесть, – сказала Лиса, взбираясь на барный стул. – Тебя там не кормили, что ли? – Ник осматривал содержимое контейнеров, прикидывал, что ей может понравиться. – Я не помню, – сказала она, подперев подбородок кулаком. – Я вообще все помню очень смутно. – И нового ничего? – спросил он осторожно. – Кроме того, что ты нам уже рассказала. – Ты точно ее видел? – Она то ли уклонилась от вопроса, то ли просто его не услышала. – Твою лису? – Да. – Видел. И лису, и следы. Она всегда была твоей или подружились на базе? – Странный вопрос, но Ник имел право его задавать, у него тоже был собственный лютоволк. – Подружились. – Лиса слабо улыбнулась. – Она сначала попыталась меня укусить. Рукав шубы прокусила, а до кожи не достала. А я даже не испугалась. Я когда очнулась в той комнате, так обрадовалась, что не одна. Понимаешь? Он понимал, а Лиса понимала, что он понимает. Чуяла.