Похрустывая последним из них, Ясинэ вышла к шумной речке и глянула вниз с обрыва. Быстрый поток уносил через весь округ Выдр все, до чего мог добраться. Проплывали целые деревья и, спотыкаясь на порогах, кружились, будто они всего лишь веточки. Листья сбивались в кучи и торопились прижаться хоть к какому-нибудь берегу. Мелькали рыбы. Что-то странно било по воде, будто шлепало и дергалось в бурном потоке. Свесившись с самого края обрыва, Ясинэ принялась выискивать глазами источник незнакомого и чужеродного звука. И нашла. Цепляясь за хрупкие скользкие ветки, в воде барахталась девчонка. Совершенно молча. Ева?! Стянув с себя оби, Ясинэ скинула все слои тяжелого кимоно, усадила поверх него паука и с разбегу прыгнула в горную реку. Ледяная вода тут же пронзила все тело, будто сжав его в тисках. Ясинэ вынырнула, откинула с лица волосы и, отталкивая от себя всякий мусор, стала озираться. Вот бы эта девчонка хоть голос подала, нет же — молчала, как рыбешка. Ниже по течению показалась детская рука и тут же исчезла. Ясинэ поплыла к ней, продираясь сквозь мокрые ветки и листья, так и норовившие прилипнуть к телу. — Держаться можешь? — крикнула она и схватила девочку за руку под водой. Но ей никто не ответил. Ясинэ обняла девочку за пояс и подкинула немного повыше, перехватывая под бедра. За ней потянулось какое-то тряпье, слишком тяжелое, чтобы быть просто тканью. Вытащив из мокрых ножен на ноге нож, Ясинэ обрезала тряпки. Девчонка свесилась с плеча бездыханной куклой. Но сердце билось. Вместе с ней Ясинэ торопливо догребла до очередного порога и подтянулась за торчащие из склона корни деревьев. Закинула девчонку на самый верх и забралась сама. Прильнула ухом к груди, по привычке прижав пальцы под горлом. Сердце билось. И вместе с ним — жизнь, единственная. Зажав пальцами нос, Ясинэ вдохнула в ледяные губы воздух и всем весом придавила ребра. Повторила. И еще раз… И еще. Пока девчонка не закашляла, сворачиваясь в комок. Ясинэ утерла губы и села рядом с ней, разглядывая. Крохотные ушки, изящное округлое личико, маленькие пальчики и широкий треугольный хвост… — Первый раз вижу выдру, которая не умеет плавать, — фыркнула Ясинэ и, подхватив девочку на руки, направилась вверх по течению в поисках оставленных вещей. Паук увлеченно строил убежище, расположившись под одной из складок кимоно. Ясинэ усадила девочку на землю и принялась раздевать. На ноге до синевы была стянула какая-то тряпка, и пришлось снова достать нож, чтобы справиться с ней окончательно. — Ты же кошка, да? — подала голос девочка и закашляла. Ясинэ кивнула и, раздев девочку, укрыла ее дзюбаном. — Я сразу узнала, ты как шисаи у нашего алтаря, — шмыгнула носом маленькая выдра. — А ты колдовать умеешь? — Немного… Но это не «колдовство»… Достав из оби шенбяо, Ясинэ отошла от девочки подальше и начала раскручивать груз возле себя. Провела по веревке энергию Самсавеила, и груз вспыхнул лиловым огнем. Обычно священный огонь не грел, а сразу сжигал, но если сосредоточиться на нем и как бы обратиться к нему, можно было как бы попросить его греть. Как бы. Это чувство повеления было едва уловимым, оно отличалось от банальной воли. Хочешь взять камень — берешь. Хочешь сделать костер побольше — берешь и кидаешь дров. Хочешь сделать священный огонь теплым… как будто притворяешься, что реально это делаешь, но все равно чувствуешь и понимаешь, что происходит это само. Как будто делаешь вид, что огонь теплеет сам, по «собственной воле». Волосы и вещи высыхали, пока вокруг металось лиловое пламя на кончике груза шенбяо. Маленькая выдра таращилась во все свои огромные глаза. Она даже дрожать перестала. А когда Ясинэ принялась сушить ее вещи, водя рукой со священным огнем над ними, сдавленно пропищала: — Это же богохульно, — и накрыла рот ладошкой. Ясинэ усмехнулась: — У меня другой бог. Девочка непонимающе нахмурилась, но промолчала. — Вещи твои готовы, — Ясинэ села перед ней и распахнула дзюбан. — Давай ноги и руки погреем, тебе сразу станет лучше. Пока девочка подавала руки и лапы, Ясинэ растирала их в руках, поливая при этом из бурдюка со спиртом, и внимательно смотрела на грудь маленькой выдры. Там, глубоко внутри золотом сияло странное переплетение нитей. Клубок со сложным узором. У всех такие были. Но у Евы это плетение было иным, ярче что ли, изящнее. Просто совсем другим. И почему только Сакерд никогда не говорил об этом? — Теплее? — спросила Ясинэ, завязывая бурдюк со спиртом. Девочка кивнула и хотела было что-то сказать, но стоило Ясинэ забрать с кимоно паука и посадить его себе на голову, как она оглушающе завизжала. Подорвалась и голышом побежала в лес. На полпути остановилась, вернулась, схватила свою просохшую одежду и побежала снова. Не переставая при этом визжать. — Ну вот, ты ее напугал, — вздохнула Ясинэ и принялась одеваться. *** Высокая стена из лиловых кристаллов петляла по лесу и исчезала где-то вдали. За ней скрывался Волчий округ. Обитель волков. Несдержанных, шумных и бестолковых псин. От одного только их соседства становилось неуютно и нервно. Слишком «не такими» они были. Говорят, они преданные и послушные. Но их запах — просто что-то отвратительное. Зато как они дружны в своих кланах… Как ценят и любят своих щенят… Наверняка им наплевать на демоновых детей, для них чем больше щенят — тем лучше, ведь щенята — это уже подарок самого Самсавеила. Возможно, где-то там родился маленький волчонок. Она ведь обещала кошкой не рождаться. А что может быть противоположным дикой кошке — только волк. В этом краю разве что клан гепардов чувствовал себя спокойно, но, говорят, они чем-то похожи на волков, оттого и могут соседствовать без кровопролития. Однако Ясинэ не была гепардом, и лезть в волчьи леса у нее не было никакого желания. Даже если Ева родилась там, то что с того? Возможно, она уже давно выросла, и не захочет даже знать о Ясинэ. И, наверное, будет права. Столько лет прошло… Ясинэ остановилась у кристальной стены и принялась считать. Прошло двадцать с лишним лет с проклятия Евы. Должно быть, она уже живет иной жизнью… Будь Ясинэ на ее месте, она бы сделала все, чтобы не вспоминать прошлую жизнь никогда. Но Ясинэ была самой собой и делала все, чтобы успокоить пожирающую ее изнутри тьму. Это нечто скребло по сердцу и обгладывало ребра, кусало щеки, чтобы лились слезы, и выло в уши, мешая спать ночами. Эта тьма внутри состояла из горя, вины и обиды на саму себя. А еще из душащего одиночества. И ничего не делало легче. Наоборот, все вокруг будто нарочно пыталось полоснуть по ранам и присыпать укусы солью. Даже сейчас тигриный нос чуял знакомый запах — лавандового мыла. Закрой глаза, и будто бы снова лежишь, свернувшись в двойной клубок с пуменкой, и дышишь в ее волосы, а она тихо мурчит, засыпая… Ясинэ сильно зажмурилась и распахнула глаза, прогоняя наваждение. Но запах остался. А целые лавандовые поля стелились вдаль и тихо шуршали колосками с лиловыми цветами. Край Ос буквально состоял из цветов, плодов, ягод и меда. Радушный край, любезно снабжающий каждый уголок империи сладким. Пожалуй, звать его краем Ос было не самым разумным — самих ос было совсем немного, да и те лишь для поддержания порядка. Зато пчел было столько, что они в родных просторах не умещались — в любом другом краю всегда были их лавки, а в округе Медведя так вообще маленькая деревушка. Говорят, сладкое лечит темные раны души. Скорее уж эти раны от сладкого просто-напросто слипаются… Но это уже многообещающе. Выйдя на одну из дорожек лавандового поля, Ясинэ побрела по ней в надежде отыскать лавку пчел до заката. Но сделала это уже к обеду, зажарившись на солнце до семи потов. И в светлый деревянный домик возле полей она практически ввалилась, прижимая паука к груди.