Ирина Ивановна Шульц ответила ровным, спокойным и холодным голосом: – Я не состою в браке, гражданин комиссар. Ни в церковном, ни в… как сейчас принято говорить, «гражданском». – Поня-атно… – протянул её визави. И вновь заскрипел пером. – Вы его, прошу прощения, неправильно держите, гражданин комиссар. Поверните чуть вправо, не будет такого скрипа. – Спасибо… – комиссар явно несколько смутился. – А что же вы, с позволения сказать, делали на Лиговской улице в такое время? – Возвращалась с митинга. – С митинга? С какого? – заинтересовался Жадов. – С митинга 34-го запасного пехотного полка, если вам так важно это знать, гражданин комиссар. В казармах сразу за Обводным каналом. Выступали товарищ Лев… – Я знаю, кто там выступал, можно не перечислять, – надулся комиссар. Ирина Ивановна лишь кивнула. – После митинга я пешком – в силу отсутствия как трамваев, так и извозчиков – возвращалась на ночлег к своей подруге по пансиону. Адрес нужен? – Н-нет, – неожиданно сказал комиссар. – Я так понимаю, ваше постоянное местожительство – в Гатчино? – Было в Гатчино, казённая квартира при корпусе. А теперь на Шпалерной, ночую у подруги, но это сугубо временно, пока не найду новое место службы, пока не сниму хотя бы комнату… – Но почему же вы не в корпусе? – прищурился Жадов. Пальцы его, с жёлтыми ногтями курильщика, нетерпеливо мяли коробку папирос. «Пушкинскiя». Достаточно дорогие, двадцать штук за пятнадцать копеек. – Почему я не в корпусе? – усмехнулась Ирина Ивановна. – Вы разве не знаете, гражданин комиссар, что там творилось? Пришли германские «добровольцы». Я хоть и ношу немецкую фамилию, но на милость бывших соотечественников моих предков полагаться отнюдь не намерена. А папиросы, кстати, у вас хорошие, гражданин комиссар, первый сорт. Сейчас таких уже и не купишь, подвоза нет. – Вы курите? – Жадов поспешно протянул Ирине Ивановне коробку. – Я тогда б тоже… эх, подымить охота, аж мочи нет, с утра не курил… – Подымите, – кивнула госпожа Шульц. – Мы в полицейском участке, вы снимаете с меня показания – и спрашиваете у подозреваемой разрешения курить? Комиссар вновь смутился. – Мы не в участке, – нашёлся он наконец. – Были «участки», да сплыли. Теперь это отделение народной милиции. Товарищ Благоев верно говорит – полиции царской, сатрапов этих, у нас больше не будет. А народная милиция, она… – Она плоть от плоти народной, – подхватила Ирина Ивановна. – Она не орган репрессий и угнетения, но предупреждения правонарушений и перевоспитания! – О! О! – комиссара Жадова, кажется, слова эти поразили в самое сердце. – Как вы всё верно и замечательно сказали, Ирина Ивановна! Вы… разделяете наши идеи? – Кто же из разумных людей их не разделяет, гражданин комиссар? – Михаил. Михаил Жадов, – поспешно сказал тот, привставая и протягивая руку. Ирина Ивановна спокойно её пожала – по-народному, без перчатки. – Это же очень, очень хорошо, Ирина Ивановна! Вы поистине удивительная женщина, решительная и хладнокровная!.. Бандитов этих положили – просто загляденье, такие мерзавцы только нашу великую революцию позорят!.. И карающая длань её будет беспощадна! Перевоспитывать – это уже потом станем, а пока нужно, чтобы на улицах людей не раздевали!.. – Не все с вами согласятся, уважаемый Михаил… простите, а по отчеству? – Не надо отчества, – решительно сказал комиссар. – Товарищ Михаил – этого достаточно. – Хорошо, – улыбнулась госпожа Шульц. – Так вот, многие ведь кричат, я слышала, что всех богатых надо того… «грабь награбленное». – Эксцессы, – убежденно сказал Михаил. – Неизбежные перегибы первых дней свободы. Эксплуататорские классы, безусловно, должны лишиться своих привилегий, у нас кто не работает, тот и есть не будет! Но раздевать людей на улицах… хоть буржуев, хоть кого… это неправильно… – Совершенно верно, товарищ Михаил. Революция только тогда чего-то стоит, когда умеет защищаться и настаивать на своей воле. Кто не с нами, тот против нас, и третьего не дано. Жадов только головой потряс. О необходимости заполнять протокол допроса он, похоже, напрочь забыл. – Как я рад, Ирина Ивановна!.. Простите, вы сказали, что сейчас ищете место?.. – Да, товарищ Михаил. Ищу место учительницы. Но… не только. Жизнь, я вижу, меняется целиком и полностью, так что место придётся искать… в куда более широком смысле. Корпуса, где я преподавала, больше уже не будет… – Точно! Да! Правильно! Больше не будет! – выпалил комиссар. И вдруг, без предисловий, бахнул прямо в упор: – Идите работать к нам, Ирина Ивановна. В наш особый отряд охраны Петросовета. Если вас жалованье волнует – содержанием не обидим. С подвозом трудности, но у нас свои пути, паёк выдаётся каждый день… – Помилуйте, товарищ Михаил, – вы меня зовете защищать революцию, а сами про какой-то паёк? – Без пайка ноги протянуть можно, – с редким здравомыслием заявил товарищ Михаил. – А коль ноги протянешь – какая уж тут защита? Только свою яму на кладбище защитишь, да и то вряд ли. Товарищи из нашего ЦК пишут, что как настоящий социализм победит, так и денег никаких не нужно будет, всего станет вдоволь, бери – не хочу; но пока уж так. – Он улыбнулся. Зубы у него были неровные и тоже жёлтые от табака, как и ногти. – Пока что даже защитникам революции нужно что-то есть. Ирина Ивановна подняла на комиссара взгляд ясный и спокойный. – А что же, товарищ Михаил, и пойду. Это, видать, сама судьба мне путь указывает. – Отлично! Отлично! – Жадов аж прихлопнул ладонями по зелёному сукну, натянутому на столешнице. – Сейчас же выпишем вам мандат, Ирина Ивановна. И… могу ли я звать вас «товарищ Ирина»? – Разумеется… товарищ Михаил. – Вот и договорились. – Комиссар принялся рыться в бумагах. – Что за чёрт, ничего у них не найдёшь, ни одной нужной бумаги… – Это потому, товарищ Михаил, что у вас штаба нет, – заметила Ирина Ивановна. – Бумагами и организацией должен заниматься его начальник. – А… э… мы, собственно, только совсем недавно созданы, – принялся чуть ли не оправдываться комиссар. – Ага! Нашёл. Сейчас выпишем. Вот только за фотокарточкой и печатью придётся в сам Петросовет ехать, но это уж завтра. – А оружие, товарищ Михаил? – Какое оружие, товарищ Ирина? У вас же есть? – Мой «браунинг»? Так это ж игрушка. – Ничего себе «игрушка»… – поёжился комиссар. – А что же вам тогда надобно? – Ну, например, германский «люгер», – невозмутимо сказала Ирина Ивановна. – «Люгер» под патрон девять на девятнадцать миллиметров. Я бы предпочла что-нибудь потяжелее, американский «кольт М1911» сорок пятого калибра, но достать для него боеприпасы, боюсь, будет несколько затруднительно. – «Кольт М1911»? Даже не слыхал о таком. А вот «люгер» пожалуйста, «люгер» мы достанем. А вы, товарищ Ирина, сразу видно – специалист! – с уважением закончил Михаил. – В общем, считайте себя принятой на службу делу революции. Настоящей революции, социалистической. Недолго этим временным осталось сиживать. – Недолго, – эхом откликнулась Ирина Ивановна. – Мы, большевики, приведём народ к счастью! – стукнул кулаком комиссар. – А теперь… вы позволите подвезти вас до дома, товарищ Ирина? – Буду вам очень признательна, товарищ Михаил, – улыбнулась Ирина Ивановна. …Грузовик остановился на Шпалерной, возле дома № 34. – Дом архива и служащих министерства императорского двора. – Комиссар явил неплохое знание петербургской топографии. – Совершенно верно, моя подруга – дочь мелкого чиновника в бывшем министерстве. – Ирина Ивановна поставила ботик на булыжную мостовую. – Теперь вот приютила меня. Кажется, товарищу Михаилу очень хотелось надеяться на продолжение, однако его новообретённая соратница лишь улыбнулась на прощание и по-мужски протянула руку: – Тогда до завтра, товарищ Михаил? – Так точно, – выпалил он, словно перед начальством, и замешкался, сам не зная с чего. – Товарищ Ирина… С вашего разрешения, я заеду за вами? Скажем, в девять утра? Постараюсь, чтобы всё уже было, и «люгер» для вас чтобы был тоже. – Благодарю, – вновь улыбнулась она. – Да, и вот, возьмите, – заторопился комиссар, протягивая ей большой красный бант. – Приколите… на пальто. Мандат – хорошо, но и бант не помешает. Ирина Ивановна вновь кивнула, быстро добежала до парадной. Комиссар застыл на подножке грузовика, глядя ей вслед и отчего-то хмурясь. Она почувствовала его взгляд, обернулась вопросительно. – Хочу удостовериться, что с вами всё в порядке! – заторопился комиссар. – Где этот каналья дворник, буржуй недорезанный?! – Помилуйте, товарищ Михаил, ну как же так, дворник – и «буржуй»? – Простите, вырвалось, – товарищ Михаил опять смутился. Меж тем дверь запертого по ночному (и вообще тревожному) времени парадного распахнулась, появилась бородатая физиономия дворника. Ирина Ивановна поспешно сунула ему монетку, исчезая в проёме. Угостив комиссара весьма неласковым взором, дворник с шумом захлопнул тяжёлую дверь. – Ишь, контра… – пробормотал Жадов. – Ладно, поехали в расположение, Егор!.. Петербург, 31 октября 1914 года