- Она здесь ни при чем, – зло сверкнул глазами Тарас. Мальнев подавил мрачную ухмылку. - Да что вы? А, исходя из ваших слов, кажется, что она была в курсе. И в случае с покушением на Веронику даже помогала вам, разве нет? - Она ни о чем не знала. И у вас против нее ничего нет. - У нас есть запись ваших слов – этого достаточно, чтобы предъявить ей обвинение в соучастии. Конечно, если вы подробно не расскажете, почему задумали весь свой план и как приводили его в исполнение. Тарас долго молчал, испытующе глядя на следователя, и вдруг зашелся смехом. Капитан наблюдал за ним с непроницаемым выражением. Смех между тем сменился сбившимся дыханием, Тарас покачал головой и хмыкнул себе под нос. - Забавно. Не думал, что вы станете угрожать именно этим. - Что вы, это не угроза – всего лишь констатация факта. Любой адвокат скажет вам то же самое. - Факт... Хорошо, если так хотите знать, спрашивайте. Постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Мальнев откинулся на спинку стула, раскрыл папку и достал фотографию Ирины. - Почему вы убили Ирину? - А почему ее никто не убил до меня? – пожал плечами Тарас. – Она была редкостной стервой. Все знали, что главную партию она играет лишь потому, что выкладывается на отборе, а перед премьерой резко сдает. Жадная до внимания и славы эгоистка. Разве таким место на сцене? - Это не означает, что ее нужно было убить. - Вы знаете, как я оказался на кафедре концертмейстеров? – вдруг спросил Тарас. – На первом курсе я тоже учился на танцовщика, и у меня неплохо получалось. Не так, как у Глеба или Ромы, я знал, что до них не дотягиваю. Но искренне старался. Пока однажды меня не поставили на репетиции в пару с Ириной. Она сделала все, чтобы меня растоптать, просто смешала с грязью – а к ее мнению уже тогда многие прислушивались. В конце концов меня позвали в деканат и предложили со второго курса перевестись на другую кафедру – так, мол, для меня будет лучше. Никого не волновало, что я хотел заниматься балетом, а не чем-то другим. Меня поддержал лишь один человек – Ксюша. Но и ей путь на сцену давался с трудом, в этом мы с ней оказались похожи. - Стало быть, вы винили Ирину в крушении своей мечты? - А кого еще мне было винить? Вопрос остался без ответа. Вместо этого Мальнев вытащил из папки еще одну фотографию и положил на стол рядом с первой. - А что с Татьяной? Она в ваших неудачах виновата не была. - Ее я убивать не хотел, – признался Тарас, с горечью глядя на улыбающуюся девушку на фото. – После смерти Ирины если бы на ее место выбрали Ксюшу, все бы так и закончилось. - То есть все было ради продвижения Ксении? – уточнил Мальнев. – Хотели пробить ей путь на сцену, потому что когда-то она вас поддержала? - Вы не поймете. Никто не поймет. Когда все вокруг твердят, что ты – ничтожество, и только один человек протягивает тебе руку помощи, ты сделаешь все, чтобы отплатить ему за эту доброту. А Ксюша не просто вернула мне веру в себя, но и позволила понять, что значит любить кого-то. И ради нее я пойду на все. - Так она знала, что именно вы сделали ради нее? - Нет, конечно. Поначалу я думал ограничиться просто угрозами – рассчитывал, Ирина начнет волноваться, станет чаще ошибаться на репетициях. И сперва это действовало. Но все же, когда работаешь в такой индустрии, к поклонникам и завистникам постепенно вырабатывается иммунитет. Ты уже не так ярко реагируешь на все их поступки и слова. Поэтому, когда пару месяцев назад Ирина довела Ксюшу до слез, я подумал, что без нее всем станет только лучше. Мальнев незаметно поежился от этих слов – таких обманчиво спокойных, но скрывающих в себе столько ужасного. - Откуда идея с инсценировкой сцен гибели персонажей балета? Тарас криво улыбнулся, склонив голову набок. - Подумал, это будет интересно. Мистификация – это всегда дополнительный стресс. А чем меньше кандидатов на партию примы, тем легче было бы Ксюше. - А если бы и она отказалась? Побоялась? - Я бы смог ее убедить. А так все получилось очень красиво. Ирине всегда дарили много цветов, но мало кто знал, насколько это ядовитый человек – так что здесь сошлись и гибель ее персонажа, и ее собственный характер. С Таней вышло тяжелее, я правда не хотел ее убивать. Но угрозы на нее не действовали, а время поджимало... Я постарался, чтобы она не мучилась, потому и выбрал кинжал и ее образ Джульетты. А Вероника... если честно, сперва я тоже хотел использовать нож, как в трагедии Шекспира. Это в балете Дездемона погибла от удушья, а в оригинале Отелло не успел ее задушить, вы знали? – Тарас задумчиво закусил губу. – Но потом подумал: если продолжать играть на мистике балета, стоит сохранять канву сюжета именно в балетной постановке. - Стоило прислушаться к интуиции, – посоветовал Мальнев. – Возможно, тогда мы бы еще долго вас не поймали. Хотя на вашей совести стало бы на еще одну жизнь больше. Тарас в ответ равнодушно пожал плечами и ничего не ответил. Из допросной Кирилл Сергеевич вышел в крайне подавленном состоянии. Разговор с молодым человеком отнял у него все моральные силы, хотя к чему-то подобному Мальнев мысленно готовился: на абсолютно здорового человека Тарас никак не походил. Не после того, что капитан услышал вчера через прослушку. А ведь в первую их встречу он произвел на него вполне себе приятное впечатление: серьезный молодой человек, тревожащийся за свою девушку и ее подруг. А вот как все обернулось... Добравшись до кабинета, он налил себе полный стакан воды и залпом выпил, с каждым глотком раздражаясь от осознания, что до конца рабочего дня еще четыре часа. Еще столько всего нужно было сделать!.. Да он поседеет окончательно, пока доведет это дело до суда. Но в одном капитан Мальнев был уверен: как сам убийца был готов на все во имя своей любви и мести, так и он сам сделает все, но добьется для него максимально возможного срока. А потому стоило исключить любую, даже малейшую возможность того, что ему это не удастся. С такими мыслями Кирилл Сергеевич потянулся к телефону. - Коля, передай по делу с балетом провести обвиняемому судебно-психиатрическую экспертизу. Не хочу, чтобы потом на суде его адвокат говорил, что парнишка попросту нездоров. На том конце провода что-то согласно буркнули и отключились. А Мальнев с удовлетворенным видом подтянул к себе папку с отчетами и принялся за бумаги. Он обязательно добьется для него максимального наказания. Эпилог - Смирнов, Хмельницкий, вы почему здесь? До начала несколько минут, живо все по местам! Рощина, поправь костюм. И не забывай тянуть носок, слышишь меня? Все время на репетициях тебе об этом напоминаю. Вольнова, ты тоже, я тебе сколько раз говорила... Вслушиваясь в зычный голос Нины Леонидовны, Ника как могла старалась успокоиться. Вдох-выдох, еще раз, и еще. Нужно просто пережить этот день, это же не так страшно, как могло бы быть, правда? Впрочем, кого она обманывала?.. Ее трясло с самого утра, не говоря уже о бессонной ночи. Как бы ее ни подбадривали родители, что бы ни говорили Лена с Ксюшей, легче ей не становилось. День выпускного просмотра наступил как-то слишком быстро. Все знали, что он не за горами, и все равно оказались к нему не готовы. В театре с самого утра стояла суматоха, хотя просмотр был назначен только на вечер. Кто-то еще раз тренировал танцевальные связки, кто-то перепроверял костюмы, кто-то попросту старался не думать о предстоящем испытании. Ника так не могла. Вместо еще одной репетиции она просто тщательно разогрелась, чтобы случайно не травмироваться, и принялась понемногу готовиться к вечеру. Костюм баядерки был выглажен уже в третий раз, макияж нанесен, в прическу воткнута последняя шпилька. Где-то за дверью Нина Леонидовна снова на кого-то рявкнула, и Ника слабо хихикнула. Что ж, не только у нее нервы шалят. Звонкой трелью пискнул мобильник на столике. Подхватив его в руки, Ника раскрыла присланное сообщение, ее губы тронула теплая улыбка. «Ника, мы уже в зале. Знаем, ты волнуешься, но ты обязательно со всем справишься. Мы очень тобой гордимся». Услышав обо всем, что случилось в их отсутствие, Вера Петровна пришла в откровеннейший ужас, пока Федор Владимирович не знал, за что хвататься в первую очередь – поддержать жену или самому упасть на диван в полуобмороке. В особо опасные эпизоды расследования их посвящать не стали, зато Глеб успел заверить их, что ни на минуту не оставлял Нику без присмотра, отчего ее родители прониклись к нему еще большей симпатией. Внимательная Вера Петровна, улучив момент, утащила дочь на женский разговор, где принялась выпытывать, что между ними произошло за эти дни, а Ника, отчаянно краснея, старалась хотя бы не запинаться во время рассказа. Как оказалось, за время разговора матери и дочери Федор Владимирович успел провести с Глебом свою беседу и явно остался ею удовлетворен – хотя так и не признался, о чем они говорили. Отца Глеба они тоже навестили: Борис Иванович настоял, что детям необходимо расслабиться перед выпуском, а сам Глеб под предлогом наивреднейшего ужина умудрился затащить ее к отцу на чай. Интересно, он тоже уже в зале? Резкий звон театрального звонка заставил ее испуганно дернуться. Снова пару раз глубоко вздохнув, Ника только-только пришла в себя, как в дверь постучали. Не дождавшись ответа, Глеб аккуратно приоткрыл дверь, увидел ее и проскользнул в комнату, вновь отрезав небольшое помещение от гомона снаружи. - Ты в порядке? Ника неуверенно качнула головой – получилось ни «да», ни «нет». - Родители уже в зале, – невпопад сообщила она. Глеб широко усмехнулся. - Знаю, отец написал. Кстати, мама тоже здесь, вчера приехала. Уже успела в обязательном порядке пригласить тебя и твоих родителей на совместный ужин и передать, что отказы не принимаются. Будем отмечать. - Мы еще даже не выступили, – возразила Ника, глядя на него через зеркало, на что молодой человек только хмыкнул, подошел к ней ближе и обнял со спины, уткнувшись подбородком в ее плечо. – А ведь мы открываем вечер. - Неважно, как сегодня все пройдет – все равно все закончится этим вечером. Мы готовы ко всему, осталось сделать последний шаг. А раз что-либо изменить или подготовиться еще лучше мы не в силах, то какой смысл об этом переживать? - Разве ты не должен меня успокаивать? – возмутилась Ника. Глеб зашелся глухим смехом, блеснул лукавыми глазами. - А я, по-твоему, чем занимаюсь? Быстро развернув ее лицом к себе, он вдруг коротко улыбнулся. В синих глазах полыхнул огонек, предназначенный только для нее одной, по щеке скользнула теплая ладонь, губ коснулось теплое дыхание. На самом-то деле ведь действительно неважно, как все закончится – главное, что это случится. Они ждали этого так долго: кто-то лет с десяти, кто-то лишь последние годы. Еще миг, и они – профессионалы, и только от них будет зависеть, как повернется их карьера. Как повернется жизнь. Будет ли она успешной? А известность тоже будет? Поклонники и поклонницы, гастроли, новые проекты? Принесет ли им это счастье, не обернется ли их выбор сожалением? Впрочем, она точно не станет ни о чем сожалеть. Даже если с карьерой будут трудности, если будет тяжело или совсем невыносимо, она не пожалеет о том, что когда-то решила стать балериной.