Озадаченные взгляды. — Доктор Бреннан должна провести анализ скелета, — сказал Ламанш по-английски. — Она осведомлена о ваших пожеланиях. Я не имела ни малейшего представления о каких-то пожеланиях, кроме просьбы бережно собрать всю кровь и ткани. — Очень сожалею о вашей потере, — произнесла я, прижимая папку с отчетом к груди. Четыре угрюмых кивка. Труп лежал на центральном столе на полиэтиленовой простыне. Кроме того, простыни были расстелены вокруг стола и на полу. На каталке — пустые коробки, банки, пузырьки. Тело было раздето и вымыто, но ни одного разреза пока не сделали. На стойке валялись два сплющенных пакета. Я предположила, что Ламанш уже закончил внешний осмотр, включая тест на порох. Восемь глаз проследили за моим приближением к умершему. Четвертый наблюдатель теперь сложил руки в замок спереди. Не верилось, что Авраам Феррис умер на прошлой неделе. Можно было подумать, будто это случилось еще во времена президентства Клинтона. Глаза почернели, язык бордовый, кожа фиолетовая и в зеленых пятнах. Внутренности рыхлые, мошонка раздулась до размеров волейбольного мяча. Я вопросительно посмотрела на Райана. — Температура в кладовой была установлена на девяносто два, — сказал он. — Почему так жарко? — Мы думаем, один из котов задел термостат, — пожал плечами детектив. Я быстренько подсчитала. Девяносто два по Фаренгейту — это примерно тридцать пять по Цельсию. Без сомнения, Феррис установил мировой рекорд по скорости разложения. Но жара — всего лишь одна из проблем посмертного существования данного джентльмена. В голодные времена живые существа готовы на все. Они питаются. Они выживают. Этот всеобщий инстинкт управляет стадными животными, хищниками, караванами переселенцев и футбольными командами. Даже Винни Пух и Пятачок готовы слопать друг друга. Авраам Феррис сделал ошибку, пытаясь бороться за жизнь с тремя сиамскими кошками. Да, «Фрискиса» ему следовало заготовить побольше. Я обошла стол. Левая височная и теменная кости Ферриса странно расходились. Хотя я не могла видеть затылка, было очевидно, что сзади по голове ему нанесли сильный удар. Натянув перчатки, я двумя пальцами ощупала череп. Кость промялась, как глина. Только кожа головы удерживала развернутые части вместе. Я опустила голову ниже и изучила лицо. Сложно было даже представить, как Феррис выглядел при жизни. Левая щека размокла, в воспаленной кровавой каше виднелись обломки молочного цвета. Несмотря на разбухание и мраморность, с правой стороны лицо Ферриса осталось совершенно нетронутым. Видимо, жара и гнилостный запах помешали кошкам поработать как следует над этой частью трупа. Я поняла, почему Ламанш нуждался во мне. — На левом виске имелась открытая рана? — Oui. И еще одна — на затылке. Разложение и вздутие сделали невозможным установить траекторию полета пули. — Мне понадобится полный рентгеновский анализ черепа, — сказала я Лизе. — Направление? — Под всеми углами обзора. И еще нужен сам череп. — Невозможно, — оживился четвертый наблюдатель. — У нас имеется соглашение. Ламанш поднял руку, затянутую в перчатку: — Я уполномочен установить истину в этом деле! Вы дали слово, что не станете чинить препятствий. Серо-желтые лица мужчин покрылись розовым румянцем. — За исключением крайней необходимости, — добавил Ламанш. Четвертый присутствующий повернулся к мужчине слева. Тот задрал подбородок. Ламанш повернулся ко мне: — Доктор Бреннан, вы будете продолжать исследование черепа и уцелевших костей прямо здесь. — Простите, доктор Ламанш… — Если это невозможно, просто составьте протокол. Ненавижу, когда мне диктуют, как надо работать. Терпеть не могу, когда нет информации и не используются оптимальные условия. Впрочем, я очень люблю и уважаю Пьера Ламанша. Он лучший патологоанатом, которого я когда-либо знала. Я покосилась на босса. Тот незаметно кивнул. Тогда я перевела взгляд на лица, склонившиеся над Авраамом Феррисом. В каждом отражалась вековая борьба веры против прагматизма. Тело как храм. Тело как каналы и нервные узлы, как моча и желчь. — Конечно, — пробормотала я. — Позовите, когда будете готовы к снятию скальпа. Я посмотрела на Райана. Он подмигнул — как любовник, а не как полицейский. Неизвестная женщина все еще плакала, когда я покидала отделение аутопсии. Спутник — или спутники — вели себя тихо. Не хочу сострадать кому-либо лично. Я часто была свидетелем несчастья. Снова и снова присутствовала при лобовых столкновениях оставшихся в живых с их изменившейся реальностью. Еда, которой не с кем поделиться. Разговоры, которые уже никогда не состоятся. Книги, которые некому почитать вслух. Я видела боль, но не предлагала помочь. Я — аутсайдер, посторонний. Человек, чье болезненное любопытство удовлетворяется созерцанием пострадавших в аварии, на пожаре, в перестрелке. Я — воющая сирена, или натягиваемая желтая лента, или молния на мешке для трупа. Я ничего не могу поделать. И ненавижу свою беспомощность. Проклиная себя за трусость, я свернула в комнату ожидания. Две женщины сидели рядом. Одна — помоложе, я бы дала ей от тридцати до пятидесяти. Бледная кожа, густые брови, темные кудрявые волосы, собранные на затылке. Одета в черную юбку и длинный черный свитер с высоким воротником, закрывающим подбородок. Женщина постарше была так морщиниста, что напомнила мне кукол из высушенных яблок, которых мастерят в горах Каролины. Одета в длинное черно-пурпурное платье. На месте трех верхних пуговиц — скрученные нитки. Я кашлянула. Бабушка-яблоко подняла взгляд. Слезы блестели в миллионе морщинок. — Миссис Феррис?.. Грубоватые пальцы теребили носовой платок. — Темперанс Бреннан. Я ассистирую на вскрытии мистера Ферриса. Голова старушки свалилась вправо, отчего немного сбился парик. — Пожалуйста, примите мои соболезнования. Знаю вам сейчас очень нелегко. Молодая женщина подняла на меня завораживающие лиловые глаза: — Правда?.. Хороший вопрос. Смерть трудно представить. Я знаю это. Мое понимание не может быть полным. И об этом я тоже знаю. Мой брат скончался от лейкемии в трехлетнем возрасте. Бабушка умерла, прожив долгую жизнь, более девяноста лет. Каждый раз смерть оставляла глубокий след в душе. Кевин — просто ребенок из прошлого. О бабушке я вспоминаю еще реже. Я любила своих родных. Они любили меня. Но моя жизнь вращалась не вокруг них, к тому же смерти не были случайными. Как люди справляются с внезапной смертью мужа, жены, ребенка? Не хочу об этом думать. Молодая женщина сказала раздраженно: