– Просто момент слабости. – О котором ты сожалеешь? Онория ненадолго задумалась. – Нет, – призналась она. – Онория Смайт-Смит, – произнесла Сара, ухмыляясь, – я так тобой горжусь. – Я бы спросила почему, – сердито сказала Онория, – но не уверена, что мне хочется знать ответ. – Это, наверное, твой самый неприличный поступок. – Неправда. – Ах, возможно, ты забыла мне рассказать о том, что бегала нагишом по Гайд-Парку? – Сара! Сара хмыкнула: – Все люди в определённый момент жизни читают что-то, не предназначенное для их глаз. Я просто рада, что ты, наконец, решила присоединиться ко всему человечеству. – Я не настолько чопорная и правильная, – возразила Онория. – Конечно. Но я бы не назвала тебя искательницей приключений. – Я бы тебя тоже так не назвала. – Да, – Сара опустила плечи. – Я не такая. Они немного постояли так, загрустив и задумавшись. – Так значит, ты не станешь бегать голой по Гайд-Парку? – спросила Онория, чтобы внести нотку легкомыслия в разговор. – Без тебя ни за что, – лукаво ответила Сара. Онория рассмеялась в ответ на это, обняла кузину за плечи и слегка сжала: – Ты же знаешь, как я люблю тебя. – Конечно, знаю, – подтвердила Сара. Онория ждала. – Ах, да. Я тоже тебя люблю, – добавила её кузина. Онория улыбнулась, и на какое-то время весь мир стал правильным. А если не правильным, то нормальным. Она в Лондоне, на балу, рядом стоит её самая любимая кузина. Что может быть обычнее. Она склонила голову набок, вглядываясь в толпу. Приятно наблюдать за таким грациозным и величавым танцем как менуэт. Возможно, всему виной воображение Онории, но ей показалось, будто все дамы одеты в схожие цвета, скользя по танцевальному полу в голубом, зелёном и серебристом. – Почти как музыкальная шкатулка, – пробормотала она. – Да, – согласилась Сара. И тут же испортила впечатление добавив: – Ненавижу менуэт. – Ненавидишь? – Да, – ответила она. – Не знаю, почему. Онория продолжала смотреть на танцующих. Как много раз они стояли вот так вместе, Сара и она? Стояли рядом, рассматривая толпу, и разговаривали, даже не глядя друг на друга. Им это не нужно, ведь они так хорошо знают друг друга, что нет необходимости видеть выражение лица, чтобы понять чувства подруги. Наконец, показались Маркус и Сесилия. Онория смотрела, как они танцуют. – Ты действительно думаешь, что Сесилия Ройл положила глаз на Маркуса? – спросила она. – А ты как думаешь? – парировала Сара. Онория продолжала смотреть на ноги Маркуса. Он двигается так грациозно для столь крупного мужчины. – Не знаю, – прошептала она. – Он тебе небезразличен? Онория ненадолго задумалась о том, насколько ей хочется делиться своими чувствами: – Думаю, да, – наконец, произнесла она. – Не имеет значения, чего хочет она, – ответила Сара. – Маркус ею не интересуется. – Знаю, – тихо сказала Онория. – Но я также не думаю, что он интересуется мной. – Ты подожди, – проговорила Сара, поворачиваясь, чтобы заглянуть ей в глаза. – Просто подожди. Через час или около того Онория стояла над пустым блюдом на столе с десертами, поздравляя себя с тем, что ей удалось схватить последний эклер, когда Маркус подошёл, чтобы пригласить её на вальс. – Тебе достался хоть один? – спросила она. – Что именно? – Эклер. Они божественно вкусные. Ох. – Она попыталась сдержать улыбку. – Прости. Судя по твоему лицу, я вижу, что нет. – Я весь вечер пытался пробиться сюда, – заметил он. – Возможно, где-то есть ещё эклеры, – сказала Онория, изображая изо всех сил оптимизм. Маркус посмотрел на неё, подняв одну бровь. – Вероятно, нет, – сказала она. – Мне так жаль. Но мы можем спросить у леди Бриджертон, где она их заказала. Либо, если эти эклеры приготовила её кухарка, – Онория постаралась принять коварный вид, – то, возможно, нам удастся её переманить. – Либо мы можем просто потанцевать, – улыбнулся он. – Можем, – с радостью согласилась она. Онория положила руку поверх руки Маркуса и позволила ему вывести себя в центр зала. Им уже доводилось танцевать друг с другом, один-два раза они даже вальсировали, но сегодня всё было по-другому. Ещё не заиграла музыка, как Онория почувствовала, что скользит, безо всяких усилий двигаясь по полированному паркету. А когда рука Маркуса оказалась у неё на спине, и она взглянула ему в глаза, горячий жар забурлил в ней. Её тело стало невесомым. Дыхание прервалось. Она чувствовала себя голодной и жаждущей. Ей хотелось чего-то такого, что она сама не могла объяснить, и желание это достигло такой силы, что должно было напугать её. Но она не испугалась. Не теперь, когда рука Маркуса лежит у неё на талии. В его объятиях Онории было спокойно, хотя её тело изнывало от неистовства. Жар его кожи просачивался сквозь её одежду, словно опьяняющий напиток, который заставлял девушку желать приподняться на носочки и воспарить в небеса. Она хочет Маркуса. В эту самую минуту её осенило. Это желание. Неудивительно, что девушки теряют репутацию из-за страсти. Онория слышала о девушках, которые «совершали ошибки». Люди шептались, что они развратницы и сошли с праведного пути. Онория этого никогда не понимала. Как можно променять благополучную и безопасную жизнь на одну ночь страсти? Теперь ей известно, как. И ей хочется того же самого. – Онория? – Голос Маркуса достиг её слуха, словно звездопад. Она подняла на него взгляд и обнаружила, что он с любопытством смотрит на неё. Заиграла музыка, но Онория не сделала ни единого шага. Он вопросительно наклонил голову. Но говорить ему не пришлось, как не нужно было отвечать и самой Онории. Вместо этого она сжала его руку, и они начали танец. Мелодия кружилась и взлетала, и Онория следовала за Маркусом, не отрывая глаз от его лица. Музыка несла её, и впервые в жизни Онории показалось, что она поняла, что значит танцевать. Её ноги двигались в идеальном для вальса ритме – раз-два-три, и сердце её парило. Она чувствовала пение скрипок всей кожей. От деревянных духовых инструментов покалывало в носу. Онория превратилась в одно целое с музыкой, и когда танец закончился, когда они с Маркусом расстались, она ответила реверансом на его поклон и ощутила себя опустошённой. – Онория? – тихо окликнул её Маркус. Он выглядел встревоженным. Но не тревогой «ах, как бы мне вскружить ей голову». Нет, это определённо ближе к «Боже милостивый, да она нездорова». Маркус совсем не похож на влюблённого мужчину. Он выглядит как человек, который озабочен тем, что стоит рядом с человеком, страдающим от несварения. После танца с ним Онория чувствовала себя переродившейся. Она, которая не могла запомнить ни одной мелодии и не умела отстукивать ритм ногой, стала волшебной феей в его объятиях. Этот вальс она провела словно в раю, и её убивало то, что он не почувствовал этого. Она едва стояла на ногах, а Маркус… Выглядел как Маркус. Тот самый прежний Маркус, для которого она была обузой и тяжким бременем. Не самым неприятным бременем, но тем не менее. Онория знает, почему он не может дождаться возвращения Дэниела в Англию. Приезд её брата означает, что Маркус сможет покинуть Лондон и возвратиться в поместье, где он чувствует себя счастливым. Это означает, что он станет свободным. Маркус снова произнёс её имя, и Онории удалось отвлечься от своих мыслей.