– Они передвигали фортепиано. – Дейзи!!! – Завопили все трое. – Что я такого сказала? – удивилась Дейзи. – Попробуй не воспринимать всё столь буквально, – огрызнулась Айрис. Дейзи хмыкнула и принялась листать партитуру. – Я старалась приободрить вас, – сказала Онория, уперев руки в боки и встав перед Айрис и Сарой. – Нам предстоит выступление, и как бы вы не стенали, другого выхода нет. Поэтому хватит ныть и делайте, что вам говорят. Сара и Айрис безмолвно взирали на неё. – Э… пожалуйста, – добавила Онория. – Вероятно, сейчас самое время сделать небольшой перерыв, – посоветовала Сара. Онория застонала: – Но мы ещё даже не начинали. – Я знаю. Но нам нужно передохнуть. Онория немного помолчала и ощутила усталость. Сара права. Им нужен перерыв. Перерыв в ничегонеделанье, но всё же перерыв. – Кроме того, – лукаво продолжала Сара, – я умираю от жажды. Онория вздёрнула бровь: – Жалобы вызывают у тебя жажду? – Точно, – согласилась Сара с ухмылкой. – Не найдётся ли у вас лимонада, дорогая кузина? – Не знаю, – со вздохом ответила Онория. – Но полагаю, что могу узнать. Хорошо бы выпить лимонада. И, правду говоря, нерепетировать тоже звучало неплохо. Она встала, чтобы вызвать горничную и едва вернулась на место, когда в дверях появился Пул, много лет служивший дворецким в Уинстед-Хаусе. – Вот это скорость, – заметила Сара. – К вам посетитель, леди Онория, – нараспев произнёс Пул. Маркус? Сердце Онории забилось с удвоенной силой, пока она не сообразила, что это не может быть Маркус. Он всё ещё лежит в постели в Фенсмуре. По настоянию доктора Уинтерса. Пул приблизился к ней с подносом и протянул его, чтобы Онория могла взять визитную карточку. «ГРАФ ЧАТТЕРИС». Боже мой, это Маркус. Какого чёрта он делает в Лондоне? Онория совершенно забыла о злости или унижении, или что бы она не чувствовала (она ещё не решила окончательно), и ею овладела несомненная ярость. Как он осмелился рисковать своим здоровьем? Она не для того провела столько часов у его постели, сражаясь с жарой, кровью и галлюцинациями, чтобы он свалился без чувств посреди Лондона из-за своей глупости, поскольку ему было предписано оставаться дома. – Пригласите его немедленно, – рявкнула Онория. Видимо, её слова прозвучали достаточно резко, потому что все три кузины потрясённо обернулись на неё. Она грозно взглянула на них. Дейзи даже отступила на шаг назад. – Он ещё не выздоровел, – проворчала Онория. – Лорд Чаттерис, – с уверенностью заключила Сара. – Оставайтесь здесь, – сказала Онория остальным. – Я скоро вернусь. – Должны ли мы репетировать в твоё отсутствие? – поинтересовалась Айрис. Онория закатила глаза, отказываясь отвечать на это. – Его сиятельство уже ожидает в гостиной, – сообщил Пул. Разумеется. Ни один дворецкий не станет оскорблять графа требованием положить карточку на серебряный поднос и удалиться. – Я быстро, – пообещала Онория кузинам. – Ты уже говорила это, – напомнила ей Сара. – За мною не ходить! – И это ты тоже говорила, – сказала Сара. – Или что-то в том же духе. Онория бросила на неё еще один грозный взгляд, прежде чем выйти из комнаты. Она мало рассказывала Саре о времени, проведённом в Фенсмуре. Лишь то, что Маркус тяжело болел, и они с матерью способствовали его выздоровлению. Но Сара знает её лучше остальных, она будет задавать вопросы, особенно теперь, когда Онория вышла из себя от одного только вида визитной карточки Маркуса. Онория шла по дому, и её злость усиливалась с каждым шагом. Какого чёрта он себе думает? Доктор Уинтерс высказался предельно ясно. Маркусу надлежало неделю оставаться в постели, а затем находиться дома ещё неделю, а возможно, две. Ни в одной математической области это не может быть равно его появлению в Лондоне в настоящий момент. – Что ты… – Она ворвалась в гостиную, но запнулась при виде графа, стоящего у камина и являющего собою настоящее воплощение здоровья. – Маркус? Он улыбнулся, и сердце Онории (грешное и предательское) растаяло. – Онория, – произнёс Маркус. – Мне тоже приятно тебя видеть. – Ты выглядишь… – Она моргнула, не веря своим глазам. У Маркуса был хороший цвет лица, глада не выглядели впалыми, и он, кажется, набрал утраченный вес. – …Выглядишь хорошо. Ей не удалось скрыть своё удивление. – Доктор Уинтерс счёл меня здоровым для поездки, – пояснил Маркус. – Он говорит, что ещё не встречал человека, который бы так скоро встал на ноги после лихорадки. – Должно быть, это воздействие пирога с патокой. Его глаза потеплели: – Воистину так. – Что привело тебя в город? – спросила Онория. Ей хотелось добавить: «Учитывая, что тебя освободили от обязанности следить, чтобы я не сочеталась браком с каким-то идиотом». Ей было немного горько. Но злости она не чувствовала. Не было смысла и причины сердиться на него. Маркус лишь выполнял просьбу Дэниела. И он не разбил ничьих сердец. Правду говоря, Онория не была особенно влюблена ни в одного своего поклонника, и если бы кто-то из них сделал ей предложение, она бы вряд ли его приняла. Но ей было обидно. Почему никто не сказал ей, что Маркус вмешивается в её дела? Наверное, тогда она бы закатила скандал… Ну, ладно, она бы навернякаустроила скандал, но не большой. И знай она правду, то не стала бы превратно понимать действия Маркуса в Фенсмуре. Тогда ей бы не взбрело в голову, что он чуточку влюблён в неё. И она бы ни за что не позволила себе влюбляться в него. Единственное, в чём теперь Онория была уверена, так это в том, что она не допустит, чтобы Маркус о чём-то догадался. Пусть думает, что ей неизвестно о его махинациях. Поэтому она изобразила на лице самую широкую улыбку и приняла заинтересованный вид, когда Маркус ответил: – Я не хотел пропустить ваш концерт. – О, теперь я знаю, что ты лжёшь. – Нет, это правда, – настаивал он. – Знание твоих истинных чувств придаст новую глубину вашим стараниям. Онория закатила глаза: – Перестань. Как бы ты не шутил надо мною, и не только надо мною, тебе не избежать какофонии. – Я тайком заткну уши ватой. – Если моя мать тебя поймает на обмане, она смертельно оскорбится. А ведь она спасла тебя от верной гибели. Маркус взглянул на неё с некоторым удивлением: – Она до сих пор верит в твой талант? – В талант каждой из нас, – подтвердила Онория. – Думаю, ей жаль, что я последняя из её дочерей, кто выступает. Но я полагаю, что эстафета скоро перейдёт в руки следующего поколения. Многие мои племянницы уже терзают крошечные скрипочки своим маленькими пальчиками. – Правда? Действительно крошечные? – Нет. Но так лучше звучит. Маркус издал смешок и умолк. Они оба молчали, стоя в гостиной, и испытывали необычную неловкость. Так странно. Совсем не похоже на них.