– Ха! Думал, я собираюсь отдать тебе тетрадь навсегда? Держи карман шире, бумага нынче дорога, как драгоценности времён Королевы Вельдхут, а нам без неё и правда никуда, на табличках много не нарисуешь. Но одну страницу я готов пожертвовать. Давай, рисуй эскиз. Любой дом, какой придёт в голову. И мы его прямо сейчас построим. Не на века, но часа два, пожалуй, простоит. Давай! Ну ничего себе. Я почти рассердился – просто от неожиданности. И открыл было рот, чтобы выяснить, с какого перепугу он вдруг раскомандовался. Но вместо этого вдруг спросил: – Точно построите? Какую бы фигню я ни нарисовал? Ладно, договорились. Устрою вам сейчас весёлую жизнь. И взял тетрадь. И карандаш тоже взял, куда ж без него. Занёс его над чистой страницей и застыл, потрясённый не столько разнообразием идей, из которых поди выбери более-менее годную, сколько полным отсутствием их. Да и не рисовал я уже так давно, что забыл, как это делается. Вернее, каков я сам – тот я, который рисует. – Не старайся придумать что-нибудь небывалое, – шепнул мне Малдо. – Небывалого мы уже сами насочиняли – до конца года хватит. Лучше просто нарисуй дом, в котором хотел бы жить. Это же самое интересное! Ну как сказать. Но вместо того, чтобы спорить, я нарисовал – почему-то не дом, а дерево. Высокое, ветвистое, с пышной кроной. По моему замыслу, дерево доставало до неба, поэтому пришлось подрисовать запутавшиеся в его ветвях звёзды и облака. Покончив с облаками, я собрался было отдать тетрадку, но вовремя спохватился, что задание так и не выполнено, и быстренько пририсовал маленький домик высоко в ветвях. Такую типичную хижину на дереве, какие строят для детей заботливые отцы и старшие братья. То есть, сами дети тоже строят, но так аккуратно, как на моей картинке, у них без помощи взрослых обычно не получается. Малдо, всё это время деликатно смотревший в сторону, не выдержал, сунул нос в мои каракули и ухмыльнулся: – Похоже, ты мечтаешь о полном уединении. – Ещё как мечтаю. Но это знаешь, такая специальная заветная мечта, которой ни в коем случае не следует сбываться дольше, чем на полчаса. Потому что как только я остаюсь один, тут же начинаю оглядываться по сторонам в поисках подходящей компании. И горе тогда тому, кто первым попадётся мне на глаза: поймаю, усажу за стол и замучаю болтовнёй. Проверено неоднократно… Знаешь что? Давай нарисую что-нибудь другое. Тут же дома считай нет. Нечего вам будет строить. – Как нечего?! А дерево? Это же самое интересное! – воскликнул Малдо. – В жизни подобного не делал, даже в голову не пришло бы. Обязательно надо попробовать. Когда, если не сейчас? Но учти, может ничего не получиться. Мы пока только учимся, так что никаких гарантий. – Естественно, – согласился я. – Лично у меня такая штука ни за что бы не получилась, хоть убейся. А ты хотя бы понимаешь, с какой стороны за это дело браться. – Не понимаю, – подмигнул он. – Но надеюсь сообразить по ходу дела. Ладно, сиди тут и смотри, что выйдет. Ребята, пошли по местам. Сначала будет нужна обычная поддержка начала трансформации, потом я поведу, а вы догоняйте. Если бы мне дали подобную инструкцию, я бы, пожалуй, взвыл и кинул в инструктора каким-нибудь тяжёлым предметом. Но у помощников Малдо Йоза явно не было никаких вопросов. И места по периметру его старого дома они занимали, подпрыгивая от нетерпения. А я любовался их действиями как отлично поставленным спектаклем. Не так уж часто мне доводится посмотреть на подготовку крупномасштабного колдовства со стороны. А это, помимо прочего, просто очень красиво. …Я сидел в траве, прислонившись спиной к воспоминанию о крепком когда-то заборе, и во все глаза смотрел, как мелко дрожит старый трёхэтажный особняк, как он начинает светиться и не то чтобы течь, скорее оплывать как свеча, постепенно теряя прежнюю форму. Здание таяло, истончалось и одновременно становилось всё выше. Мне было ужасно интересно поймать момент, когда его очертания окончательно утратят сходство с жилым строением и начнут превращаться в древесный ствол, но я, каюсь, так и не заметил, как это случилось. Слишком долго картина была похожа и на дом, и на дерево – в равной степени. А потом вдруг оказалось, что высоченное дерево – вот оно, стоит передо мной. А дом – какой дом? Его здесь никогда не было. Что вы придумываете вообще? Дерево, вопреки моему смелому замыслу, всё-таки не достигало облаков и тем более звёзд. Этот вопрос решился иначе: звёзды и облака были вплетены в его аккуратную крону, причём звёзды одновременно неплохо справлялись с ролью светильников. А облака сперва показались мне просто приятным украшением, но приглядевшись, я понял, что они почти целиком скрывают появившуюся в ветвях хижину, как дополнительная стена. Всё это продолжалось около получаса – дольше, чем строили дом Мелифаро. Видимо, очень уж сложным оказался мой нехитрый заказ. Наконец на одной из верхних ветвей появился Малдо Йоз. Крикнул своим людям да так, что в Новом Городе наверное было слышно: – Мы сделали это! А потом мне, ещё громче: – Полезай сюда! Ещё недавно это стало бы для меня роковым часом несмываемого позора. Я не умею лазать по деревьям с таким гладким стволом. С ветками – ещё туда-сюда, хотя в большинстве случаев предпочитаю воздержаться от подобных упражнений. Но теперь в моём распоряжении была способность ходить Тёмным Путём. Один шаг – и можно оказаться где угодно, хоть на пустынном пляже на другом конце Мира, хоть в хижине на дереве. Усилие примерно одно и то же, никакой существенной разницы. Ну и со стороны это выглядит чрезвычайно эффектно: тут исчез, там появился из ниоткуда. И юным архитекторам развлечение, и Малдо мои фокусы пока в диковинку. Потом, конечно, привыкнет. Я вон даже к Джуффину со временем как-то привык, а он всё-таки гораздо эксцентричней. Внутри всё было устроено, как и положено в хижине на дереве: старое одеяло на полу, сундук в углу, пара подушек в другом, под потолком висит маленький грибной фонарь. Что ещё надо для счастья? – А в сундуке сокровища, – сказал Малдо Йоз. Вдвоём тут сразу стало тесно. Будь мы мальчишками, можно было бы и кого-нибудь третьего позвать, а так – перебор. – Какие сокровища? – спросил я. – Ну так открой и посмотри. Это же твой дом. Я в чужих сундуках копаться не приучен. Я открыл крышку и рассмеялся. Сверху лежало несколько потрёпанных книг о путешествиях, старая трубка с треснутым чубуком, карточная колода, большая серебристая ракушка, череп какого-то мелкого зверька, пустая бутылка из-под укумбийского бомборокки. Рыться в сундуке я не стал, но мог поспорить, что остальные предметы представляют собой столь же несомненную ценность для любого нормального мальчишки. – У меня самого в детстве был такой дом на дереве, – сказал Малдо. – И точно такой же сундук. – А у меня не было, – признался я. – Всё детство о нём мечтал. И вот наконец получил. Лучше поздно, чем никогда. – Хочешь я тебе навсегда что-то такое построю? – спросил он. – И денег не возьму. Мне не трудно. Даже интересно будет повторить. – Спасибо, но не стоит, – улыбнулся я. – Сейчас я совершенно счастлив, а часа через полтора мне уже немного поднадоест тут сидеть. – Ладно, – кивнул Малдо, вытягиваясь на одеяле. – Тогда я, если ты не против, тут пока поваляюсь. Устал сегодня. Ребята ужинать пошли, а я внезапно понял, что возможность лежать и не шевелиться ни на какую еду не променяю. – А руку до рта донесёшь? Или это чрезмерная нагрузка? – Пожалуй, не чрезмерная. Но в чём смысл такого упражнения? – В донесённой до рта руке случайно может оказаться кусок чего-нибудь прекрасного, – объяснил я. – Например, пирога. Всякое, знаешь ли, случается. И полез в Щель между Мирами в надежде, что на сей раз обойдётся без дюжины чужих поломанных зонтов. Я до сих пор иногда достаю их вместо утреннего кофе, и поделом: всякое мастерство нуждается в ежедневных тренировках, а я всё-таки редкостный лентяй, пока не припечёт по-настоящему, пальцем не пошевелю. Но на сей раз судьба была милосердна к моей репутации, и уже несколько секунд спустя Малдо получил в своё распоряжение превосходную, судя по аромату, ещё горячую пиццу-кальцоне[8], которую я стащил сам не знаю откуда. Но представлял себе при этом очень маленький, явно семейный итальянский ресторан. Всего на четыре столика. Наградой мне стало изумление нового приятеля. Вернее, целых два изумления. Первое когда я у него на глазах добыл из-под одеяла горячую еду, а второе – когда Малдо попробовал пиццу и убедился, что она как минимум, съедобна. – Это откуда вообще взялось? – наконец спросил он. – Из другого Мира, – честно сказал я. – Опытные люди утверждают, что еда из иного Мира – лучшая диета для всякого колдуна, так что ешь спокойно. – Спокойно? Я? Еду из другого Мира?! Боюсь, ты несколько переоцениваешь крепость моего духа. Но пиццу доел как миленький. И попросил добавки. Сказал: – Я дурак. Давным-давно надо было с тобой познакомиться. Чего я ждал? И, к моему бесконечному изумлению, уснул прежде, чем я успел что-то ответить. Надо же, как устал человек. А я сидел на пороге хижины, практически уткнувшись носом в декоративное облако, курил, болтал ногами над бездной и думал… Впрочем, нет, вру. Не думал я тогда ни о чём. Целый час или даже чуть больше. Иногда это такое счастье – молчать всем своим существом. – Строить дома – один из самых простых способов изменить Мир, – вдруг сказал Малдо Йоз. После чего громко зевнул, потянулся, сел, поправил сбившуюся набок шляпу и принялся набивать трубку. Молча. Но у меня долго не помолчишь. От моего вопросительного взгляда даже на Джуффине тюрбан начинает дымиться, и он продолжает прерванный монолог на целую секунду раньше, чем намеревался. О других и говорить нечего. Вот и Малдо Йоз заговорил, так и не разобравшись с трубкой. – Конечно, архитектура изменяет Мир не целиком, только некоторые его фрагменты, это я хорошо понимаю. Но ладно, согласен. Пусть так. В юности я любил фразу: «Всё или ничего!» Думал, она – мой девиз. Но девиз девизом, а как показала практика, «ничего» – это слишком скучно. Поэтому пусть хоть что-то вершится по моей воле – для начала. А там, глядишь, придумаю что-нибудь ещё. – Отличные планы, – откликнулся я. – Но почему Мир непременно надо изменять? – Да потому что он сам постоянно меняется. Вопрос только в том, будет это происходить при моём участии или без меня. Последний вариант не годится. Должен же быть во мне какой-то высший смысл? – Разумно, – согласился я. Потому что с моей точки зрения, это и правда один из самых разумных аргументов, какие только можно придумать. Перед тем как навсегда покинуть свой лучший в Мире дом на дереве, я сунул в карман карточную колоду. Сувениров я не люблю, а это всё-таки условно полезная вещь. Пусть остаётся на память о почти сбывшемся счастливом детстве продолжительностью чуть больше полутора часов. Мне как раз хватило. Я вообще не очень жадный. В том числе до впечатлений. Посмотрел, как моё дерево с хижиной, облаками и звёздами превращается в толстую каменную рыбу с широко распахнутым входом-ртом и роскошным садом на крыше-спине, поблагодарил едва живых от усталости строителей и отправился домой. Ну, то есть мне казалось, что домой, а на самом деле – неведомо куда. Полчаса бродил какими-то немыслимыми крюками по неизвестным закоулкам, пока не сообразил, что гораздо проще воспользоваться Тёмным Путём. Вот зачем надо быть могущественным колдуном: можно, не опасаясь последствий, позволить себе сколько угодно мелких слабостей, начиная от топографического кретинизма и заканчивая… Да чем угодно, собственно, заканчивая. Лично я ни в чём себе не отказываю. Дома было хорошо. В смысле пусто и тихо. Впрочем, если бы в гостиной продолжалось веселье, я бы всё равно сказал, что дома было хорошо. Оба варианта устраивают меня в равной степени. Но на сей раз моё «хорошо» было совершенно безлюдным. По крайней мере, в первую секунду мне так показалось. А где-то на третьей четверти второй секунды я увидел, что в одном из кресел сидит Базилио. Забралась туда с ногами и спит. Вот и молодец. Однако в этот момент примчался Друппи и всё испортил. Захотел лизнуть меня в нос, как всегда перестарался, уронил на пол и звонко залаял – увы, не извиняясь, а празднуя победу. Не каждый день удаётся целого сэра Макса на лопатки уложить! Хотя вру. Каждый. Само по себе это не страшно, все полы в моём доме застелены толстенными коврами, да и падать я уже давно привык. Но от лая Друппи проснулась Базилио. И так обрадовалась, увидев меня, что я сразу понял: задушевного разговора не избежать.