Человек согнулся, стукнул дверцей, и Ляля расслышала, как он назвал адрес. — В Археологический городок, — сказала она своему шоферу. — За город? — Скорей, пожалуйста! Шофер кивнул и дал газ. Они вылетели на Пушкинскую улицу, потом свернули к Манежной площади. Впереди виднелась зеленая «Волга». Ляля с облегчением откинулась на спинку сидения... ...Она увидела его еще на станции «Сокол» — он пил минеральную воду. Нет, не увидела. Она сначала почувствовала, а увидела потом. Он пил воду, а она следила за ним из телефонной будки. Она не сразу поняла, что случилось, и растерялась, когда он, часто перебирая полусогнутыми в коленях ногами, засеменил вниз — к поездам... Сперва она действовала автоматически, и только потом, уже в поезде, окончательно осмыслила свои поступки. Она пропустила его на станции Маяковского вперед, потом обогнала на лестнице и стала ждать у входа. Она боялась тогда только одного — боялась спугнуть его. Но он не обратил внимания на девушку в скромной желтой кофточке со студенческой папкой под мышкой... ...Он рассчитался с водителем такси на шоссе, не доезжая до городка. Машина стала разворачиваться и помешала Ляле выехать на обочину. Пока они пропускали «Волгу», человек исчез в частом кустарнике. Ляля, спотыкаясь, побежала через лес. Каракозов неестественно прямо стоял у письменного стола. — Вы упрямы, как все русские, — сказал Тодд, ибо ночным гостем Каракозова был именно он — страстный коллекционер знаменитостей с Внуковского аэровокзала, связной Джеферсона, доверенное лицо самого Френсиса Харди — он же «Гарри», он же Дэвидсон и мифический Стекольников, вызвавший Каракозова в Москву. — Вот письмо, видите? А это ваша подпись, узнаете?.. Ваш брат был рад возобновить переписку... — Павел[6] — негодяй, — сказал Каракозов, с трудом размыкая серые, слипшиеся губы. — Ну-ну-у, — протянул Гарри Тодд. — Павел — брат. Это прежде всего. И родственные чувства... — Были... — сказал Каракозов. — А письмо? Тодд торжествующе помахал тетрадным листком. — Ваш почерк... — Я его не писал. — Писали. И даже помощи просили у Павла... Вы получали от него деньги, а он от вас — информацию... О, Павел большой человек, крупный босс или... м-м... как это у вас?.. — Провокатор, — подсказал Каракозов. — У вас готовые формулировки из марксистских газет. Каракозов промолчал — гость вел себя нагло, и это бесило его. Гарри Тодд снова демонстративно развернул письмо, повертел его, рассматривая со всех сторон. — Но это? — Подделка. Тодд усмехнулся, медленно сложил листок. Каракозов тяжело дышал, опираясь онемевшими руками о стол. — Хорошо. Подделка, — неожиданно весело согласился Тодд. — Но не просто подделка. Это отличная подделка. — Запугиваете? — Предупреждаю... В этом есть нюансы... Но вы человек культурный, у вас яркое воображение... — Послушайте-ка, вы! — Каракозов шагнул вперед. Гнев перехватил ему дыхание. — Послушайте, вы, страстный коллекционер... Его руки судорожно скользили по лацкану домашней куртки. Он мог натворить глупостей. Он ни за что теперь не отвечал. Тодд вскочил, шаря пальцами в нагрудном кармане. — Убирайтесь вон, милейший, — грохотал Каракозов, стоя посреди комнаты с протянутой в направлении двери рукой. Тодд облегченно рассмеялся, пальцы перестали шарить в кармане. — Я думал, на свете вывелись трагические дарования.., — сказал он. — Продолжайте ваш спектакль. Он сел, на глазах у растерявшегося профессора налил в рюмку коньяку и выпил его залпом. Конечно, смешно опасаться этого полусумасшедшего старика. Вообще говоря, в Штатах зря с ним связались. Можно было сделать все почище этого. Ну что — Каракозов, разве это фигура?!. И потом — все русские ужасные фанатики. Даже эта развалина. Но Тодд жестоко ошибался. Каракозов не был развалиной. Он просто не мог решиться. Да и воспитанная с годами деликатность мешала дать этому прохвосту по шее. — Вы негодяй! — Это не относится к делу... — Убирайтесь! — повторил Каракозов. В это время на лестнице послышались частые шаги. Тодд потушил свет и на цыпочках подкрался к окну. В лицо пахнула прелая свежесть ночного леса. Это была Ляля. Она видела, как незнакомец вошел во двор дачи Каракозова, видела, как зажегся на втором этаже свет. Тень Каракозова — большая, бородатая, — быстро шагала по кабинету. Тень человека с плоской спиной неподвижно высилась в глубине комнаты. Потом Каракозов остановился. Незнакомец закурил. Ляля видела на тени, как он подносил к губам сигарету и небрежно сбрасывал пепел. Она не могла больше ждать. Открыв низкую калитку, быстро пересекла светлый, серебристый двор. «Что я здесь делаю? Зачем? — подумала Ляля. — А если это не он? Если я все сама выдумала?..» Она представила себе Каракозова — его большие удивленные глаза: «Вам что угодно-с?» Очевидно, он так и скажет — «угодно-с». Именно так представляла себе Ляля встречу с Каракозовым. «В такой час!» Она ему что-нибудь ответит; конечно, она соврет... А потом ей будет стыдно, очень стыдно. Она никогда не простит себе этого. И Ляля ушла бы, она уже собиралась уйти, но в эту минуту наверху послышались крики. Кричал Каракозов, тот, другой, говорил сухим спокойным голосом... И в крике Каракозова была ненависть, было что-то, что невозможно передать словами, что можно только почувствовать, и Ляля почувствовала это. Вся спружинившись, она оторвалась от стенки, и тонкие каблучки ее, опережая разгоряченные мысли, стучали уже по крутой лестнице... Первое, что она увидела, ворвавшись в комнату, был Каракозов — стянутые в щелки веки, квадратные, отчаянно сжатые челюсти. Того, с плоской спиной, она заметила позже. Он стоял за портьерой. Она ничего не успела сказать. Рядом вспыхнула занавеска. Что-то затрещало, застучало вокруг. Каракозов беззвучно размахивал руками. Потом страшная сила толкнула Лялю в грудь. Она упала, запрокидывая голову, — светлый полукруг абажура быстро-быстро уходил под потолок. Стены поползли вкривь и вкось. В ушах звенело. Потом абажур потух. Она ничего уже больше не чувствовала... Мир медленно возвращался в ее сознание. Расплывчатые очертания людей, столпившихся вокруг нее, тихие голоса, холодок, пробравшийся под кофточку, запах горелого дерева... Она попыталась встать. — Лежите, лежите, — произнес чей-то знакомый голос. Она не могла узнать говорившего. Она вспоминала, но никак не могла вспомнить. В голове была тяжесть, в темени разрастался чудовищный нарыв, во рту собиралась тягучая слюна. — Ничего страшного, — повторил тот же голос, и прохладная ладонь коснулась ее лба. — Скоро все пройдет. Болевой шок. Ей стало хорошо и спокойно. Она закрыла глаза. Удалились чужие шаги. Она огляделась — лес. Черный, неприветливый лес. Между деревьев вспыхивает высокое ярко-красное пламя. Дача Каракозова горит — как она сразу не догадалась? События ночи тяжко всплывали в сознании. Она встала. В ногах была слабость, руки дрожали — она не смогла застегнуть распахнутого воротничка кофточки. Сделала несколько шагов и упала на колени. Большая фигура надвинулась на нее из красного зарева. — Да вы с ума сошли! — Федор?!. Ляля, все еще стоя на коленях, растерянно смотрела в глаза молодого астрофизика. Коротовский живо нагнулся к ней, поднял сильными руками. — Так лучше? — Федор.., — повторяла она словно в бреду. — Молчите. — Где Каракозов? — спросила Ляля. — Жив старик, жив...