- А вам что здесь… - успел выдохнуть он, прежде чем раздался приглушенный выстрел. Глава 8 Муж спрашивает жену-блондинку: - Зачем ты заехала на машине в бассейн? - Хотела ее вымыть. - А как ты думала оттуда выезжать? - Наверное, спустила бы воду. (Из сборника анекдотов) Тимофей Тарасов проснулся в мрачном настроении. «Беда в том, - думал Тимофей, насыпая в кружку растворимый кофе из банки, - что я совершенно не готов управлять большим предприятием. Мне бы подучиться, а вот времени на это мне никто не дал». Он признавал преимущества своего младшего брата Ивана и его законные претензии на директорское кресло. Все-таки Иван помогал отцу за несколько лет до того, как тот решил отойти от дел. «Но на кой черт Ваньке еще и завод! – Тимофей налил кипятка и покрутил кружку за ручку по часовой стрелке, чтобы кофе растворился. Потом подумал и покрутил еще и против часовой, - У Ваньки есть свое дело, весьма доходное, кстати. Он и без завода и прокормит свою семью, и внукам оставит приличный капитал». Ванька был предпринимателем с пеленок, и из него получился превосходный бизнесмен. А вот у Тимофея все как-то не сложилось в жизни. Блестящий студент журналистского факультета МГУ, подающий надежды молодой журналист так и остался блестящим и подающим надежды. Как-то так вышло, что все его друзья, которые и не подавали больших надежд на студенческой скамье, вдруг в одночасье стали известными и уважаемыми. Один прославился на серии статей о громком судебном процессе, другой вечно лез в камеру на всяческих пресс-конференциях и добился-таки, что его однажды заметили и пригласили в редакцию новостей, где он как-то очень скоро стал ведущим, а потом получил и свою аналитическую передачу. Третий выскочил с репортажами о затонувшей подлодке. И теперь на канале самый популярный репортер, тоже свою программу имеет. Четвертый основал свой журнал для тинэйджеров. И дело, по всем оценкам на тот момент гиблое, поскольку никто из экспертов не мог назвать имени ни одного читающего тинэйджера, вдруг стало очень прибыльным. Теперь у того самого сокурсника уже свой издательский дом, который ежемесячно производит кучу глянцевой и быстро раскупаемой макулатуры. А вот Тарасову не посчастливилось попасть, как говориться, в струю. Все что он делал, было как-то мимо, хоть и писал он действительно блестяще. Кроме того, он никогда не нуждался в деньгах, а потому мало думал о гонорарах. Может быть, именно это и сыграло свою роль. Пока сокурсники изо всех сил барахтались, пытаясь всплыть наверх, он неторопливо оттачивал перо, пописывая всякого рода статейки на всякого рода темы. И вот однажды понял, что всякого рода темы перестали интересовать не только его, но и читателей. А своей темы он так и не нашел. В бывшем блестящий студент и подающий надежды молодой журналист стал обыкновенным неудачником, зря потратившим десять лет жизни на бесперспективное для себя дело. И потом сообщать девушкам при знакомстве, что ты корреспондент «Московского комсомольца» в 23 года – приятно, а вот в 33 уже стыдно. Соврав однажды какой-то девице в баре, что он вице-президент крупной фирмы, он вернулся домой и запил. Пил бы, наверное, и по сей день, если бы мать не приехала к нему после того, как он не звонил сам и не отвечал на звонки целую неделю. - Я ничтожество, - упивался он своим горем, обливая материнскую блузку пьяными слезами, - Знаешь, кто мои коллеги? 20-летние юнцы, которые еще и журфак-то не закончили. А некоторые даже там и не учатся. И ничего, пишут, имеют успех. Начальство их ценит больше, чем меня, потому что они пишут о всяких таких… - он помял слово на губах, - о бомжах, пишут, о проститутках… Нашляются ночью по притонам, насобирают материал, а потом пишут. И читать интересно, знаешь ли… А я? Что я могу рассказать читателям? Как красиво весною в Париже? - Но, это, кстати, тоже интересно, - попыталась подбодрить его мать. - Ай, - отмахнулся он, - О том, как красиво весною в Париже уже все написали Бунин с Набоковым. Журналистика требует новизны. - Тоже мне новизна: бомжи и проститутки! – фыркнула мать, - Если хочешь знать, так это самые древние профессии. - Они актуальны, а Париж – нет, - отрезал Тимофей и подытожил, - Все, мам, ухожу я из газеты. - Жаль, - взгрустнула она, - Чем же ты будешь заниматься? Тут Тарасов развел руками и честно признался: - Не знаю. - Ну, раз тебе все равно, тогда иди на завод к отцу, что ли… - А что?! – неожиданно встрепенулся Тимофей, - И пойду. Так он начал работать на мясокомбинате. На удивление быстро вник во все проблемы, наладил PR-службу, подкинул несколько интересных идей в отдел маркетинга, познакомился с херром Шульцем и принялся разрабатывать вместе с ним новое направление колбас класса С, то есть совсем дешевых. Все это дало основание для отца назначить старшего сына вице-президентом компании. Разумеется, Ванька тут же обиделся. «Тянешь своего любимчика. А он даже приличным журналистом стать не смог» Отец, правда, тут же напомнил ему, что свой начальный капитал Ванька тоже не заработал, а взял у родителей. Вскоре отец заболел и решил уйти с завода. Теперь они с матерью разъезжают по курортам, лечат отцовскую язву, а он – Тарасов, остался на заводе за главного. Тимофей глянул на черную жидкость в кружке, нахмурился и вылил ее в раковину. «На работе кофе выпью», - решил он и пошел собираться. Холостяцкая квартира Тарасова состояла из трех комнат: гостиной, совмещенной с кухней, и двух спален. Причем одна спальня была выдержана в голубом цвете, другая - в розовом. И обе эти спальни – пыльное напоминание о былой разгульной жизни, теперь служили для Тарасова чем-то вроде кладовок. Обитал он исключительно в гостиной, совмещенной с кухней. Там он спал, ел и просматривал деловые бумаги на сон грядущий. На все остальное, включая цветные спальни, у него времени не оставалось. Другой мужик на его месте взвыл бы. Вон Рубцов, так взвыл бы точно. Но Тимофей, начавший год назад новую жизнь, и оставивший на этом рубеже все свои привычки, в том числе и легкие романчики – одноночки, даже не замечал, что из его жизни ушло веселье прошлого. К сожалению всех блондинок, включая ненатуральных, брюнеток, шатенок и прочих девиц, чьи параметры максимально приближены к заветным стандартам 90-60-90 (а иных Тимофей никогда не замечал) этот неожиданно повзрослевший брюнет с мужественными чертами лица и ростом под два метра больше был недоступен. Все его помыслы теперь занимали исключительно такие прозаичные дела как производство колбасы, пельменей, котлет и прочей снеди. Тарасов отыскал в одной из спален вчера брошенный пиджак, вытащил из шкафа накрахмаленную и наглаженную заботливой домработницей тетей Катей рубашку, нацепил брюки, приладил к шее галстук, в кухне схватил портфель и, с тревогой глянув на часы, поспешно выскочил из дома. Было половина девятого, и он, учитывая предстоящие пробки, уже здорово опаздывал. *** Его брат Иван Тарасов это утро провел как обычно. В семь у него уже разрывался телефон, потому что контейнер с пряностями, которые, как водится, были срочно необходимы, так как заказчик их уже проплатил, застрял где-то между Индией и Пакистаном. Иван судорожно пытался вызволить треклятый контейнер из цепких рук не то тех, не то других таможенных служб, порой срываясь на некорректный крик и еще более некорректные непристойные выражения в адрес означенных бюрократов в погонах. На каких-то накладных им, видите ли, печать показалась смазанной. Попутно младший из Тарасовых пытался решить домашние проблемы. Жена что-то периодически стрекотала в свободное ухо. Из этого утреннего стрекотания он понял, что его сын Федор опять с кем-то подрался в школе, и теперь его – отца, не то вызывает директор, не то родители избитого подают в суд. Причем бил Федька не кулаками, а почему-то пластиковым стулом. - Федька! – взревел Иван, когда до него дошел смысл произошедшего, - Ну, на кой хрен ты пластиковым бил?! Бил бы деревянным, вернее. В конце концов, одной проблемой меньше – с родителями не базарить. - Научишь тоже! – возмутилась жена, - Ты его видишь пять минут в сутки, а последствия твоего воспитания я потом месяцами расхлебываю. - Что же мне с сыном совсем не общаться? – озадачился Тарасов. - Да ну тебя! – отмахнулась жена, - В школу пойдешь? - Какая на хрен школа! – отец красноречиво потряс телефонной трубкой, в которой бурчал голос менеджера, объяснявшего в эту минуту, что он намеревается делать с печатью на накладной, - А груз проводить через пакистанскую границу Федькин директор будет? - А у Ляльки вечером утренник в детском саду, - поморщившись, сообщила жена. - Как может быть утренник вечером! – изумился Иван, на секунду прекратив орать на менеджера, - Дурь какая то! – и тут же возобновил, - А я сказал, пошли они все к этой матери… За что получил легкий подзатыльник от супруги: - Дети рядом. Иван закатил глаза, встал и удалился в спальню, держа у уха нагретый телефон. В принципе, ничего особенного не произошло. Уже лет десять подряд утро младшего Тарасова начиналось именно так: что-то где-то не ладилось, и ему предстояло целый день решать какую-то проблему. Хорошо, если одну. Можно сказать, что, если бы утром ему никто не позвонил и не сообщил о том, что где-то что-то не выходит, он подумал бы, что случился конец света. Он никогда не был родительским любимчиком, и ему всего пришлось добиваться самому. Конечно, отец дал денег в самом начале, похоже, чтобы отвязаться. Зато завод оставил Тимофею – это ли не доказательство того, что он – Иван всегда был в семье если не изгоем, то уж точно на последних ролях. Это ему-то не доверить завод! Ему! Несмотря на то, что он на этом заводе пахал с самого его основания наравне с отцом, в то время как Тимка писал статейки, особо не напрягаясь, да клеил девиц по барам, тоже особо не напрягаясь. Он у них вышел и рожей и вообще. А вот Ваньке досталась и рожа так себе, рост метр с кепкой и животик. Если их рядом поставить, так ведь и не скажешь, что они родные браться! Конечно, Тимка в семье любимчик. Стоило ему только нюни пустить, как, пожалуйста, завод ему на блюдечке… Иван фыркнул, и отшвырнул от себя телефон, поняв, что тот уже целую вечность мучает ухо короткими гудками. Он огляделся по сторонам в поисках пиджака. Тот, как и положено висел на стойке в углу. Жена прилежно отпаривала его каждый вечер. Он пошел было за пиджаком, но тут телефон зазвонил снова. - Алло! – гаркнул Иван в трубку, все еще размышляя о несправедливости судьбы. - Приезжайте, - коротко попросили его. - С какой стати! – прокряхтел Иван, натягивая пиджак. - Вы же приказали, сообщать вам обо всех неприятностях на заводе. Вот я и сообщаю, у нас неприятность. Выслушав докладчика, Иван отбросил трубку в сторону и ринулся вон из спальни. - Ты чего? – удивилась жена, видя, как в прихожей он судорожно натягивает ботинки, чертыхаясь изо всех сил. Но Иван только зыркнул на нее раздраженно. Не в его правилах сообщать жене обо всем, что происходит в его деловой жизни. *** Марго сладко потянулась и открыла глаза. Над головой ее мирно урчал фен, пальцы правой руки нежились в теплой ванночке с розмариновым маслом, левую руку обхаживала маникюрша. - А что можно сделать с моим Мао? – томно поинтересовалась она и глянула в сторону, где на красном пуфике дремал ее пучеглазый любимец. - Ну… - протянула парикмахерша, чтобы не выдать первое, что пришло в голову «утопить», - может ему завязать бантик на хохолке? - А если покрасить хохолок? – Марго улыбнулась, идея ей пришлась по вкусу, - Скажем в розовый цвет? По-моему, будет гламурненько. - Ну… - снова протянула парикмахерша, и добавила, чтобы не выглядеть совсем уж немногословной. Клиенты-то любят, чтобы с ними общались, - Наверное, это возможно. Это делают в собачьих парикмахерских. - Хотите сказать, что у вас не хватит квалификации, чтобы выкрасить собаке хохолок? Может я напрасно доверяю вам свои волосы? – она обеспокоено поглядела в зеркало.