Цилла снова посмотрела на крону. Странный огонь распространялся, подгоняемый ветром, пожирая дерево и сжигая листья как пергамент. У нее оставалось не так много времени, прежде чем огонь коснется и этого дерева и сожжет элемент земли. Она выискивала мерцание, которое видела раньше, двигаясь по ветвям, будто ягуар. Заметив серебряный фрагмент у вершины, она полезла за ним. Ветки становились все тоньше и тоньше, и Цилла начала сомневаться, что они выдержат ее вес. Однако ветки упорно держались, и элемент ключа оказался прямо перед нею. Она сорвала его с ветки и крепко сжала, хотя жар от огня нагрел поверхность, и та обжигала ее ладонь. Цилла засунула фрагмент в сумку и встряхнула рукой, прогоняя боль. Когда Цилла мчалась по дереву вниз, огонь преследовал ее как тень. Как только ее ноги коснулись земли, пламя тут же погасло, наполнив джунгли зловещей тишиной. Исчез лязг мечей и жар бушующего огня. Цилла взглянула наверх и увидела черную крону, пепел, подхватываемый ветром, летел вниз. Внезапные аплодисменты заставили ее обернуться, рука схватилась за эфес меча. Там, прислонившись спиной к дереву и скрестив ноги в лодыжках, стоял Флинн. По его щеке стекала кровь из раны под глазом, но в остальном он был цел и невредим. Она вздохнула с облегчением. – Хорошо сработано! – сказал Флинн. Он перестал хлопать и указал большим пальцем через плечо. – Я, кажется, отбился от парочки Разведчиков-новобранцев, но помимо этого я обнаружил мертвого Джарниса. Это твоих рук дело? Я похвалил бы тебя, но, выходит, ты нарушила правила. – Зачем ты столько болтаешь? – спросила Цилла. – Из-за этого рана на твоем лице кровоточит сильнее. – Думаешь, останется шрам? – с улыбкой спросил Флинн, отталкиваясь от дерева. Он закатал рукава, встав рядом с ней. Обратная дорога скорее напоминала непринужденную прогулку. Будто не они только что участвовали в побоище. Пиратская жизнь. – Отметина останется, – откликнулась Цилла. – И что думаешь? По-прежнему будешь считать меня красивым, со шрамом-то на лице? Он специально задал ей этот вопрос, памятуя о своей просьбе не прятать слепой глаз. Она сняла повязку с глаза, бесстыдно демонстрируя то, что принесла в жертву. Цилла отдала свой глаз за возможность как можно больше времени провести с матерью, и та не хотела бы, чтобы Цилла стыдилась этого. Настала пора отодвинуть расчетливость в сторону и начать слушать сердце. – Ты в любом случае будешь выпендриваться, – ответила она Флинну. – Со шрамом или без него. – Что на счет Разведчиков? – спросил Флинн, веселья в его глазах больше не было. – Как мы расскажем остальным, что они работают с Костяными Псами? – Вдруг они здесь из-за меня? – предположила Цилла. Она вытерла пот со лба. – Мы не можем позволить остальным узнать, что я привела инцендианцев на наш священный остров. Старейшины тут же заклеймят меня предателем. – Значит, оставим пока в секрете? – он пожал плечами. – Мне, в общем-то, все равно, но рано или поздно они узнают. – А мы станем действовать так, будто понятия не имели. Возможно, это уже не будет иметь значения. – Конечно, любовь моя. Только будь осторожна, не взваливай слишком много на свой хребет, а то он сломается. Глава 28 Кейн Перекрестие Костей Поздний Красновей Однажды Кейн позволил своему нетерпению взять над собой верх. Он пожалел об этом. Кейн помнил каждое мгновение того дня на борту «Стальной Жемчужины». Он все еще чувствовал запах пота экипажа, соленый привкус морского воздуха, слышал, как паруса хлопают в такт ветру, мог почувствовать прикосновение костяшек отца к своей щеке, когда тот одним ударом свалил его на палубу. – Встать, – прорычал отец, пиная Кейна носком ботинка под ноющие ребра. – Тебя сбили с ног – ты поднялся. Блэкуотеры никогда не идут ко дну, они всегда поднимаются. Палуба была мокрой от брызг, и руки Кейна заскользили, когда он попытался встать. Запястья болели из-за попыток блокировать удары отца и из-за того, как тот выкручивал руки ему за спиной. Левый глаз опух, а правый застилали слезы, Кейн видел только алую кровь, но не знал, откуда она взялась. Вдох был подобен смерти, ребра отчаянно протестовали. Силуэт отца заслонил солнце, когда он подошел и присел, склонившись над Кейном, пока тот изо всех сил пытался подняться на ноги. Кейн почувствовал запах рома в дыхании, когда он заговорил. – Больно, правда? – спросил отец, голос прозвучал хриплым сипением в ушах Кейна. Кейн только хмыкнул в ответ, подобрал под себя колени и приподнялся. Когда они оба стояли на коленях на палубе, глаза Кейна были на одном уровне с глазами отца, и он смотрел сквозь слезы. Он проклинал их, потому что они только доказывали его слабость. – Используй эту боль, – продолжил отец. – Однажды она тебе пригодится. Позволь ей заставить тебя никогда больше ее не чувствовать. Позволь ей проникнуть в тебя до мозга костей и стать частью тебя, чтобы, когда боль придет снова – а она непременно придет – ты смог побороть желание сдаться ей. Кейн сжал кулаки, чтобы взять ситуацию под контроль, доказать отцу, что он более дисциплинирован, чем могло показаться, что он сможет выстоять, проявив упорство. Но все-таки он еще не овладел искусством сдержанности. Он набросился на отца, ударив с такой яростью, что голова мужчины откинулась назад, и тот рухнул на палубу. Кейн никогда не атаковал его, если отец не был готов защищаться. Он ожидал, что отец вскочит и изобьет его так сильно, что месяца три Кейну придется питаться одной кашей. Но этого не произошло. Отец встал, поправил плащ, сделал большой глоток из фляги и ушел. Почему-то это было хуже избиения. В течение нескольких дней Кейн постоянно оглядывался через плечо, ожидая мести. Но ее так и не последовало. Холодный взгляд, который всегда выводил Кейна из себя, стал еще холоднее после произошедшего, горечь и сожаление до самой смерти не исчезли из ледяной бездны глаз отца. Эти глаза часто будили Кейна по ночам, но почему-то, проснувшись этим утром, впервые за долгое время он не почувствовал холодного взгляда отца. Как будто выборы, которые он совершил в последние дни, понемногу отдаляли его от одиночества и тьмы. Кейн прислонился спиной к стволу дерева, возле которого сидел, сжавшись от боли, пронзившей ребра. Беспокойная ночь в джунглях не сильно помогла подлечить раны, хотя Лорелея убеждала, что сон пойдет ему на пользу. Его запястье все еще болело от смертельной хватки русалки, тащившей на глубину. Другая рука болела из-за того, что Борн вытаскивал его в противоположном направлении, а грудь – потому что его чуть не разорвали надвое. Ребра ныли из-за трещин, полученных во время спасательных действий Лорелеи. Горло – и то пересохло от не утихавшего кашля. Тонуть – некрасивое дело. Кейн все еще чувствовал опустошенность, несмотря на то что немного поспал, так как Лорелея настояла, что дежурить будет сама. Или, возможно, он так устал из-за русалки, выпившей его душу. Этого он отрицать не мог – он не сможет сделать ничего существенного, пока не восстановится. Тем более не сможет убить Роува. Разбираться с предательством Роды он предоставит возможность Цилле. Скорее всего, Рода была еще там, в бешенстве из-за побега Лорелеи, и представляла опасность для всех. Она была безрассудной, разрушительной и безжалостной – полной противоположностью своей сестры. Ему даже думать не хотелось о том, что они с Роувом затеяли. Зная капитана «Рассекающего Волны», Кейн был практически уверен: Томас тоже в союзе с Роувом, но с такими частыми возлияниями вряд ли он осознает, что творится вокруг. Любой возможный исход был ужасен, поэтому Цилле и другим нужно как можно скорее завершить свои миссии и добраться до места встречи. Кейн ударил кулаком по стволу дерева. – Они придут, – тихо сказала Лорелея, словно прочитав его мысли. – Пожалуйста, не переутомляйся. – Возможно, они надули нас, – предположил он. Кейн столько думал о такой вероятности, что мысль уже дыру в мозгу проела. – Цилла бы не пошла на это, – голос Лорелеи звучал уверенно. Она сидела рядом с ним все это время, пока солнце ползло вверх по небосводу. – Готова поставить на кон свою жизнь? – спросил Кейн. Мысли о том, что все вокруг – потенциальные предатели, являлись чистыми домыслами, но сомнения не покидали его, подталкивая к краю пропасти. Кейн больше не мог выносить паранойю и панику. Он всего лишь хотел, чтобы Испытания поскорее закончились. – Бывает, без слов знаешь, что у кого-то на душе, – объяснила она, накручивая на палец прядь длинных темных волос. Его взгляд задержался на кончике ее носа. Пока она говорила, щеки Лорелеи покрылись румянцем, ее слова предназначались только ему и были более завораживающими, чем колдовство русалки. – Соврать может каждый. Ложью можно нарисовать самую красивую в мире картину, но стоит пойти дождю, и иллюзия будет смыта, будто ее и не было. А вот искренность – останется. Картина истины может быть не такой, какой хотелось бы, но останется невредимой после любого шторма. На мгновение она замолчала, словно размышляя о морских глубинах. – Цилла всегда говорит искренне, – продолжила Лорелея, когда Кейн не ответил. – Она имеет в виду ровно то, что говорит. – Девушка улыбнулась с хитрецой, будто лисичка. – Когда она вернется, я, возможно, расскажу ей, что ты в ней сомневался. Кейн напрягся. – Не вздумай. Она выпустила из пальцев прядь, с которой играла, и повернулась к нему лицом. Если бы она была любой другой женщиной, а он – любым другим мужчиной, он поцеловал бы ее прямо сейчас, и все бы испортил. Ему нужно было переключиться. Он засунул руку в карман, ожидая, что в руку ляжет отцовский компас, ему не терпелось провести большим пальцем по ободу, но рука нашла только пустоту. Он снова порылся в кармане, затем в другом, встал на колени и ощупал землю вокруг себя. Компас. Отцовское наследие. Он потерял его. – Кейн? – позвала Лорелея. Она все время внимательно наблюдала за ним, буравя взглядом, пока он копался в траве. – Что случилось? – Должен быть здесь, – проговорил он. – Должен. – Что? Что ты потерял? – Компас отца. Ты видела его? Он очень много для него значил. И если отец узнает, что я снова взял его без разрешения, он… – Кейн замолчал, поняв, что только что сказал, его грудь и плечи вздымались и опускались, колени подкосились, как в тот ужасный день на палубе «Стальной Жемчужины». Компас, вероятно, остался на дне лагуны у русалок, будто Кейн обменял его на элемент воды, теперь он был навсегда утерян. Слезы навернулись на глаза, а он проклинал их и само их существование. Теплые ладони нежно обхватили и приподняли его лицо. Лорелея стояла рядом с ним на коленях, ее яростный взгляд перехватил взгляд Кейна как компас, не давая сбиться. – Все в порядке, – прошептала она. – Ты в порядке. Но факты говорили об обратном. – Нет, – признался он. – И это тоже нормально, – ее руки погладили его лицо, скользнули на шею и притянули в объятия. – Если тебя это хоть немного успокоит, ты найдешь свой путь – с отцовским компасом или без него. Мгновение он сидел в ее объятиях, тепло окутывало, разгоняя тьму, в которой он так долго пребывал. Она провела пальцами по его спине, давая непринужденное утешение, в котором, как оказалось, он очень нуждался. Кейн обнял ее в ответ, сжав крепче, будто не помнил, что такое объятия. Ему хотелось остановить время, хотя бы на краткий миг. – Кто-то идет, – сказала Лорелея, опустив руки и обернувшись. Она забрала тепло с собой. Затем взглянула на Кейна и снова вгляделась в ряды деревьев. Кейн сжал клинок у бедра, когда листья затрепетали. Из джунглей вышли четыре человека. Впереди шла Цилла, Нара следовала за ней, обе выглядели решительными и отдохнувшими. У Флинна на щеке красовалась большая рана. А Ариус… Кейну пришлось отвести взгляд, чтобы не рассмеяться. – Вы справились, – выдохнула Лорелея, когда пираты подошли к ним. – Мы уже начали беспокоиться, что с вами что-то могло случиться.