— Уходи, быстро! — тихо, но внятно произнес сторож. Крюков сразу раздумал его бить. Он передвинулся ему за спину и так же тихо скомандовал. — Стоять, бояться, уголовный розыск! Сторож обернулся. Это был действительно молодой парень кавказской наружности. Крюкова он совсем не испугался. Очевидно, он опасался увидеть кого-то другого. Может быть, Ибрагима? Сыщик не ошибся в своем предположении. — А где Ибрагим? — спросил парень. — Его там сейчас бьют. — успокоил его Крюков. — Если поторопишься, можешь поучаствовать. — Не сейчас. У меня тут есть дела поважнее. Что ты хочешь? — Забрать ее, — Крюков указал на Машку. Парень повернулся к ней. — Знаешь его? — спросил он. — Хочешь с ним поехать? Машка, несмотря на пережитые потрясения, признала в сыщике мента, приходившего как-то к ее отцу. — Да, я с ним поеду, — наконец проговорила она. Опер шагнул к ней и взял под руку. Профессиональным чутьем он с высокой степенью вероятности признал в парне своего. Если не опера, то внедренного агента. — Запомни, меня зовут Крюк. Опер Крюк, — сказал он. — Будут проблемы с ментами, меня спросишь. Бывай. — Постой! Ударь меня, чтобы следы остались, — попросил парень. Следы? Это запросто. Крюков оставил подопечную и огляделся. На соседнем прилавке сиротливо валялся забытый образец — резиновая кеда. Он взял ее и помахал в воздухе. — Подставляй глаз. Будет отличный синяк. И, что самое главное, никаких внутренних повреждений. На себе проверял. Удар получился на славу. Сыщик отбросил инструмент и вернулся к Машке. Они вышли на совершенно пустой проулок позади рынка. — Как тебя звать? — на прощанье спросил сыщик сторожа. — Алан, — ответил тот, держась рукой за наливающуюся лиловым баклажаном глазницу. — Слушай, Алан, посмотри там, чем мой друг занимается. Если сможешь, передай ему, чтобы заканчивал с Ибрагимом и уходил. Завтра я его найду. Сыщик повел Машку к оставленной «рябухе» и услышал, как у них за спиной Алан запирает калитку. Закрыв ее, Алан поспешил туда, где оставил Ибрагима. По дороге он услышал какой-то шум. На драку это было не похоже. Приблизившись, он понял, что опоздал. Хорста и Ибрагима держали под прицелом коротких автоматов двое постовых. Это были менты, прикормленные Мусой. — Э, я охранник, что случилось? — спросил Алан милиционеров. — Сейчас разберемся, — заверил его один из них. — Вот эти двое тут дрались. Ты их знаешь? Алан кивнул Ибрагиму. — Вот этого знаю, он наш. Ибрагима отпустили, Хорсту же накинули наручники и потащили к выходу с рынка. Ибрагим бросился к Алану, увидел его заплывший глаз. — Слюшай, что случилось? Тот покачал головой. — Не знаю. Я вел к тебе девчонку, на меня напали. Вырубили с первого удара, ничего не помню. Когда очнулся, девчонки не было. Я пошел искать тебя. — Ишаки, маму их йоп! — воскликнул Ибрагим. — На меня тоже напали. Вон тот ишак. Я ему отомщу! В камере зарэжу, мамой клянусь! И он бросился догонять патрульных, уводивших Хорста. — Слюшай, э! Падажди! Я тоже дрался! Меня тоже сажай! Один из патрульных вдруг остановился и внимательно посмотрел на Хорста. — Во, блин! — крикнул он своему напарнику, хотя тот стоял рядом. — Готовь дырочку для медали! Знаешь, кого мы взяли? Это же тот Дмитрий Минаев, который жида замочил! Ты что, не врубился? Час назад нам ориентировку зачитывали и фотку показывали. — А я в сортир выходил, — отозвался напарник. — Вот так все и проходишь, — усмехнулся патрульный и весело заорал на крутившегося вокруг них Ибрагима: — А ты что тут прилип, черный? В морду давно не получал? Пошел на фиг! И патрульные со своим ценным призом устремились к наградам, оставив дважды оскорбленного Ибрагима скрипеть зубами от злости. Крюков усадил Машку в «рябуху» и тронулся. — Куда тебя отвезти, домой? — спросил он. — Нет, лучше к бабушке, — она назвала адрес и подумала о том, как там Митя. Красивое имя… По дороге сыщик несколько раз проверялся — нет ли хвоста, но сзади все было чисто. Приехали в переулок в центре Москвы. Бабушка Фира, как ее звали, жила в старом доме дореволюционной постройки. В подъезде пахло вековой сыростью. Поднявшись без лифта на третий этаж, Машка позвонила в обитую старым обветшавшим дерматином дверь. На звонок долгое время никто не реагировал. Наконец из-за двери донеслось еле слышно: — Кто там? — Это я, Маша, — прокричала Машка. — Бабушка, это ты? — Еще да, — снова донеслось из квартиры, и дверь отворилась. Машка с сыщиком вошли в длинный полутемный коридор. Бабушка Фира оказалась маленькой, сухонькой, совершенно седой старушкой. Она расцеловала внучку. Потом обратила внимание на ее спутника. Почему-то Крюков ее сильно заинтересовал. Она пристально посмотрела ему в лицо, впрочем, не зажигая света. — Чтобы он был Тевье, таки нет! — сказала она наконец. — Раздевайтесь и проходите в кухню, сейчас будем завтракать. На кухне было гораздо светлее, тут бабушка Фира еще раз внимательно рассмотрела сыщика и произнесла с нескрываемым разочарованием: — Нет, теперь я вижу, ты не еврей. Просто плохо выглядишь. — Вы, случайно, не из Одессы? — поинтересовался Крюков. — А что, у вас уже что-нибудь пропало? Садитесь к столу. Мириам, золото, налей нам чаю. Определив, что сыщик не принадлежит к богоизбранному народу, бабушка Фира решительно перешла в общении с ним на «вы». Из коридора появился громадный пушистый кот. Он также критически уставился на опера. — А, Мойша пришел! — обрадовалась Машка. — Бабушка, налить ему молока или он у тебя на сухом корме? Старушка поджала губки. — Мириам, золото, я тебя миллион раз просила не называть кота человеческим именем! — А как вы его зовете? — спросил Крюков. — Его зовут Мишель. Машка налила чай, нарезала хлеб и соорудила бутерброды с маслом, сыром и колбасой одновременно. Сделав это, она опустила глаза и стала молиться. Бабушка Фира уселась за стол и недовольно проворчала: — Ну, может быть, мы когда-нибудь начнем или будем ждать, пока все остынет? Крюкову показалось странным это сочетание набожности внучки и атеизма бабушки. — А вы не молитесь перед едой? — спросил он старушку. — Зачем? Все продукты свежие. — Вы не верите в Бога? Бабушка Фира взглянула на Крюкова с сожалением.