Николая Николаевича похоронили рядом с отцом и сестрой Ольгой в одной ограде. У Михаила и Владимира, взявших на себя печальные хлопоты, не было денег на организацию похорон. Пришлось занять. Маргарет заказала черную мраморную плиту, на которой кроме имени и фамилии покойного и отрывка из Библии должна была быть выгравирована аббревиатура N.B.D.C.S.U. Да, только смерть разлучила ее с супругом… А затем в квартире Николая Николаевича Миклухо-Маклая на Галерной улице разгорелась настоящая драма. Обезумевшая от горя и отчаяния Маргарет лихорадочно рылась в бумагах мужа и никого не допускала в его кабинет. "Поссе и Суфщинский (друзья Н.Н. Миклухо-Маклая. — B.Ш.) пришли с Владимиром и Миком (Михаилом. — В.Ш.) посмотреть бумаги, касавшиеся первого тома книги моего любимого, — записала она в дневнике 7 апреля. — Я испытала ужасную боль, разбирая эти бумаги, чтобы выдать их им… Они хотели, чтобы я отдала им дневники, но я ни за что не дам; он велел мне сжечь их, и я это сделаю". С трудом Владимир с Михаилом уговорили Маргарет отдать дневники путешествий их брата на Новую Гвинею, и эта рукопись была отвезена в Российское географическое общество. Но Маргарет и слышать не хотела о том, чтобы передать для обработки "чужим людям" черновики, записные книжки, полевые дневники, а также сотни писем, заботливо сохраняемых Миклухо-Маклаем. Вот что писала она 12 дней спустя: "Не могу выразить, как глубоко огорчает меня одна лишь мысль о возможности того, что кто-нибудь дотронется до бумаг моего любимого. О, это слишком жестоко, слишком мучительно и ужасно… Весь день я жгла письма и бумаги, пока моя голова не раскололась… Никто не увидит дневников моего любимого мужа или частные письма; все, что по-русски, я сожгу, а все, что по-английски, сохраню". Маргарет просматривала и жгла бумаги не один день. Пока наконец Владимиру Николаевичу все же не удалось уговорить прекратить это варварство. Несмотря на то, что в огне погиб целый ряд материалов большой научной ценности, стараниями Владимира Николаевича большая часть тех рукописей, которые находились в квартире путешественника, была все же спасена. Тридцатого апреля Маргарет приехала по приглашению императрицы в Гатчину. Вопреки придворному этикету Мария Федоровна приняла ее во внутренних покоях и долго беседовала с ней наедине. От своего имени и от имени императора она выразила глубокое соболезнование и обязалась оплатить переезд вдовы в Австралию, заявив, что Россия никогда не оставит на произвол судьбы вдову и детей великого русского путешественника. Уже несколько дней спустя император Александр III повелел назначить Маргарет пожизненную пенсию — пять тысяч рублей (350 фунтов в год). Забегая вперед скажем, что эту пенсию Маргарет получала до 1917 года. Что касается Владимира Николаевича, то вскоре ему пришлось уехать из Петербурга по делам службы, с Маргарет же они простились навсегда. Она дожила до глубокой старости и умерла в Сиднее в 1936 году. Ее сыновья сохранили память об отце и его фамилию. Сегодня на пятом континенте живут правнуки и праправнуки ученого. * * * Владимир Миклуха вскоре после смерти брата решает вернуться на военный флот, так как его мечте, что когда-нибудь все же они вместе с братом отправятся в дальнее плавание и он поможет ему в исполнении грандиозных научных замыслов, уже не суждено было осуществиться. Сами же дальние плавания, ради перевозки неких грузов из точки "А" в точку "Б", не представляли для Миклухи уже никакого интереса. После первых плаваний и особенно после крушения "Москвы" все последующее казалось ему скучным и повседневным. Наступило разочарование. И тогда Миклуха в очередной раз принимает решение, которое снова меняет весь уклад его жизни. Он едет в Петербург, пишет прошение на имя генерал-адмирала и ждет решения. Одновременно он подал прошение и об изменении фамилии, в память об ушедшем в мир иной брате. Чтобы не терять времени даром, записывается слушать курс астрономии и геодезии в Пулковскую обсерваторию. Там он встречает лейтенанта Дриженко, младше двумя годами выпуска. Начинается дружба, которая продлится всю оставшуюся жизнь Миклухи. Впоследствии Федор Дриженко станет известным исследователем Байкала и дослужится до чина генерала гидрографии. Через Дриженко приятельствовал Миклуха в ту пору и со столь известными в будущем людьми, как исследователь Новой Земли Андрей Вилькицкий и академик-океанограф Юлий Шокальский. Бывал в доме у Дриженко в те дни и композитор Римский-Корсаков (сам в недавнем прошлом флотский офицер), с удовольствием игравший офицерам отрывки из своей последней сюиты "Шахерезада". Наконец пришло известие, что прошение Миклухи удовлетворено и он определяется в 7-й флотский экипаж. Удовлетворено было и второе прошение. Теперь вместо лейтенанта Миклухи в списки флота был зачислен лейтенант Миклуха-Маклай. Добавление к своей фамилии, как память, взял и младший брат Михаил. Несмотря на серьезный морской опыт, сразу попасть на плавающий корабль на Балтике было весьма проблематично, а просиживать штаны в казарме Миклуха не желал. Поэтому буквально через месяц он переводится на Черноморский флот, где имелись корабельные вакансии. Глава восьмая СНОВА В БОЕВОМ СТРОЮ Итак, в 1888 году Владимир Миклуха вернулся на Черноморский флот, где за время его отсутствия многое переменилось. Придя в себя от позорного Парижского мира, Россия стремительно наращивала свою морскую мощь на Черном море. Один за другим сходили со стапелей мощные эскадренные броненосцы: в 1888 году — "Императрица Екатерина Вторая" и "Чесма", год спустя — "Синоп". На их месте на николаевских верфях уже закладывались "Двенадцать Апостолов" и "Георгий Победоносец". В довершение к миноноскам типа "взрыв" Андреевские флаги подняли скоростные минные крейсера "Лейтенант Ильин" и "Капитан Сакен". С каждым годом Севастопольская бухта заполнялась новыми мачтами и трубами. Офицер, отвечающий в штабе флота за кадры, принял Миклуху уважительно. — Что ж, Владимир Николаевич, правильно сделали-с, что с хлебов купеческих к нам на кошт казенный вернулись! Где бы желали служить? Миклуха погладил рыжие усы: — С одной стороны, по моему характеру, лучше идти в миноносники — там и скорость, и порыв. Но миноноски только у берега и крутятся, я же люблю простор, поэтому, если есть вакансии, то все же желал на броненосцы. — Увы, — развел руками кадровик. — На броненосцах свободных вакансий нет-с! Уж больно все хотят-с! — Я вас понимаю, — покачал головой Миклуха. — Вот вам письмо от командира "Екатерины". Кадровик с недовольным видом взял письмо и начал внимательно читать, шевеля губами, как обычно делают не слишком грамотные люди. Дело в том, что, прибыв в Севастополь, чета Миклух сразу же отправилась в гости к Андреенковым. Хотя и сам Миклуха не терял из вида Владимира Ефимовича, а их жены вообще переписывались регулярно, виделись они все же редко. Андреенков все время пребывал в полигонах черноморских, а Миклуха не вылезал из плаваний океанских. При этом следует сказать, что, пока Миклуха исходил полмира, Андреенков сделал хорошую карьеру, а полгода назад получил под свое начало первенец нового Черноморского флота — эскадренный броненосец "Екатерина Вторая". Это была уже серьезная заявка на будущие адмиральские эполеты. За разговором друзья просидели долгий вечер. Жены вели свою беседу и пили чай в соседней комнате. А из детской доносились звонкие детские голоса — там веселились дети хозяев: сын Виктор и дочка Оксана. Слушая рассказы друга, Миклуха невольно прислушивался к детскому гомону, и сердце его сжималось. Своих детей им с Юлией Николаевной Бог так и не послал… Тогда-то Андреенков и позвал Миклуху к себе на броненосец: — Давай, Владимир, ко мне. Корабль у меня, сам понимаешь, флагманский! У меня, как раз кстати, на днях вахтенный начальник на "поповку" уходит. Ну а как навыки военные восстановишь, можно будет и дальше двигаться. — А сработаемся? — с сомнением спросил Миклуха. — Ведь одно дело — чаи за столом гонять и совсем другое — службу править, когда один в подчинении другого? — Ну, мы с тобой друзья старые, поэтому общий язык всегда найдем! — успокоил его Андреенков. Что тут скажешь? И Миклуха согласился… …Прочитав бумагу, кадровик недовольно посмотрел на сидящего напротив Миклуху: — С письма бы сразу и начинались-с, а то зачем-то мне про миноноски рассказывали-с! Так Миклуха стал вахтенным начальником на "Екатерине Второй". Новейший броненосец поразил Миклуху уровнем новой техники. Разумеется, что, плавая по Средиземному морю и Дальнему Востоку, он немало навидался мощных английских броненосцев. Но "Екатерина", во-первых, не уступала им ни по своему водоизмещению, ни по вооружению. Шесть 305-миллиметровых орудий были размещены в трех барбетных установках. Причем две из них располагались в носовой части. Такое расположение 305-миллиметровых орудий значительно сокращало вес бортового залпа броненосца в правильном линейном бою. Но все дело было именно в том, что "Екатерина" и ее последующие "систер-шипы" для такого боя не предназначались. Они строились, прежде всего, для одной-единственной задачи — прорыва через Босфор и Дарданеллы. Поэтому сразу четыре 305-миллиметровых орудия в носовой части были ударным кулаком, которому нечего было противопоставить не только туркам, но и англичанам. В целом вступление в боевой строй "Императрицы Екатерины Второй", а затем — "Чесмы" и "Синопа" коренным образом изменили баланс сил на Черном море, превратили его из турецкого в русское озеро. — Ну и как тебе новая служба? — спрашивала Миклуху во время сходов жена. — Не разочаровался ли? — Знаешь, Юлечка, — отвечал он ей. — К собственному удивлению, после романтики и финансового благополучия коммерческого флота своей настоящей военно-морской службой я просто наслаждаюсь! — А ведь когда-то ты, наоборот, мечтал о партикулярном платье! — рассмеялась жена. — Все течет, все изменяется! — подмигнул ей Миклуха и поцеловал в щечку. Следует сказать, что на первых порах Миклухе на "Екатерине" пришлось нелегко. Ведь раньше он служил исключительно на старых, еще парусно-паровых, судах, а то и вовсе наскоро переделанных из гражданских пароходах. Теперь же во время ходовых вахт в его распоряжении находился новейший броненосец, оснащенный по последнему слову техники. Например, орудия главного калибра, расположенные в барбетных установках, выдвигались над кромкой брони только на момент наведения и выстрела. Такого Миклуха еще нигде и никогда не встречал. Все это надо было изучать тщательно и быстро, причем никто при этом не освобождал Миклуху от обязанностей вахтенного начальника и командира строевой судовой роты. Что касается взаимоотношений, то, вопреки опасениям Миклухи, все сложилось наилучшим образом. Андреенков вообще был человеком интеллигентным и добросердечным, а потому был любим и кают-компанией, и палубой. При этом во время службы между друзьями взаимоотношения были исключительно служебными. Ни тот, ни другой никакого панибратства и фамильярности себе не позволяли. На "ты" переходили только вне службы и вне корабля. Вместе с Андреенковым Миклуха, не жалея сил и времени, "обкатывал" головной броненосец Черноморского флота. Моряки поймут, насколько это было непросто. Надо ли говорить, что жены Андреенкова и Миклухи надолго забыли, как выглядят их мужья. Наряду со многими достоинствами у "Императрицы Екатерины" обнаружились и недостатки. Так, оказалась, что оригинальная треугольная система расположения орудий главного калибра весьма негативно сказалась на его маневренных качествах. При резком повороте неуравновешенные орудия придавали кораблю заметный крен, который "съедал" практическую дальность стрельбы вдвое, а кроме этого, погружал в воду бронепояс на боевом борту и оголял трубки в котлах, что снижало мощность машин и скорость хода. Более того, при крене переставали справляться гидромоторы поворота орудий, отчего скорость их горизонтальной наводки сильно падала. Кроме этого, был и другой очевидный дефект, свойственный всем барбетным кораблям с низко расположенными орудиями, — ударная волна при выстреле разрушала палубный настил, прогибала палубу и повреждала близлежащие механизмы. После нескольких пробных стрельб относительно "Екатерины" и ее последующих "систершипов" было принято компромиссное решение — "в мирное время стреляем только вбок, а в военное палубу не жалко". При этом в целом мореходность "Екатерины" не вызывала никаких нареканий. В последнем Миклуха был настоящим докой. Именно он и сформулировал три главные заповеди "Екатерины": плаваем быстро, поворачиваем медленно, стреляем перпендикулярно! Эти заповеди намного переживут их автора… "Екатерина", будучи новым кораблем, достаточно много времени проводила в море. Однако, как и у всех черноморских кораблей, выходы были недолгими. Только разохотишься, а тут сутки-трое — и обратно в Севастополь. Офицерский коллектив на броненосце подобрался молодой, ну а там, где молодость, там всегда весело и непринужденно. В нечастые минуты отдыха в кают-компании всегда звучал рояль и стучали кости "шиш-беша" — традиционно любимой игры черноморцев. Душой кают-компании был старший минер лейтенант Ванюшкин, у которого всегда к вечернему чаю был припасен веселый анекдот. Свое выступление Ванюшкин всегда предварял позвякиванием чайной ложки о подстаканник — это был призыв к вниманию. Затем минер важно откашливался и с самым серьезным видом начинал: — Господа, только что узнал от проверенного человека в штабе флота. Месяц назад английский морской агент в Петербурге донес в свое адмиралтейство, что у нас в России замыслили что-то невообразимое. На Черном море якобы одновременно закладывают сразу пятнадцать броненосцев! В Лондоне разумеется сразу паника. Потому что полтора десятка броненосцев — это уже не просто захват Босфора и Дарданелл — это, господа, замах на все Средиземное море! Шум и гам стоит несусветный — первый лорд мчится к премьер-министру — нужны дополнительные ассигнования на новую кораблестроительную программу. Премьер разводит руками — денег нет! Как нет, когда Англия в опасности! Консерваторы хватают за грудки лейбористов, лейбористы хватают консерваторов. Короче, назревает серьезный политических кризис. Правительство готовится уйти в отставку. В это время новая телеграмма от морского агента из Петербурга, мол, есть некоторые уточнения — в России заложили всего два броненосца с названиями "Три Святителя" и "Двенадцать Апостолов"… Анекдот был, разумеется, встречен на "ура". Что касается сидевшего во главе стола Миклухи, то он смеялся до слез. Дело в том, что в 1888 году в Николаеве действительно заложили броненосец "Двенадцать Апостолов" и объявили о скорой закладке "Трех святителей", так что анекдот был, что называется, на злобу дня. Раз в месяц Миклуха с товарищами выбирался на "мальчишник". Гуляли обычно в шашлычной, где местный татарин Али готовил отличную баранину, к которой прилагалось холодное кизиловое вино в больших кувшинах. Компания была стабильная. Помимо Миклухи и Андреенкова туда регулярно выбирались главврач флотского госпиталя коллежский советник Рустем Синбердеев и его коллеги-врачи — надворные советники Мирзали Рамазанов и Сергей Теребов. Завсегдатаями компании были кроме них старший инженер-механик с броненосца "Чесма" Николай Мартынов, минер с того же броненосца лейтенант Вячеслав Ванюшкин (хромавший из-за застрявшей пули в неудачной дуэли), командир императорской яхты "Ливадия" капитан 1-го ранга Сергей Аврааменко, командир броненосца "Синоп" капитан 1-го ранга Василий Кондаков, а также полковник корпуса флотских штурманов Валерий Кондратьев и начальник флотского арсенала капитан 1-го ранга Николай Коваленко. Иногда компанию осенял своим визитом и бывший начальник штаба Черноморского флота отставной вице-адмирал Юрий Анатольевич Кайсин, помнивший еще славные нахимовские времена, но не потерявший вкуса к нынешней жизни и общению в дружеском кругу. Иногда появлялся и товарищ (заместитель) городского головы Александр Маркман, тоже в прошлом флотский офицер. Импровизированный клуб имел гордое название "Вдали от жен". Особенностью компании было отсутствие чинопочитания. — Свои чины и регалии оставляем за порогом! — не раз говорил глава сообщества коллежский советник Синбердеев. — Здесь мы только друзья и товарищи! За фужерами вина болтали о разном: о былом и настоящем, о приключениях и смешных случаях из жизни. На темы политические и служебные было наложено строгое табу, так как "вдали от жен" настоящим мужчинам есть о чем поговорить без политики и служебных сплетен. Нарушивший данное табу был обязан в следующий раз накрывать стол. Бывало, господа-офицеры заказывали и цыганский хор. Ну, как настоящим офицерам без цыган?! Каждый же выходной день чета Миклух в обязательном порядке ходила пить горячий шоколад в кофейню "На рейде", которую держала очаровательная полька Софья Адамовна. Выбор был, разумеется, неслучаен. "На рейде" помимо шоколада всегда имелся любимый Владимиром Николаевичем шустовский коньяк и не менее любимые Юлией Николаевной свежайшие меренги. Вместе с четой Андреенковых Миклухи, по случаю, однажды выбрались на новомодный водевиль Антона Чехова "Свадьба", привезенный московской труппой. Жёнам водевиль пришелся по душе и они много смеялись. Что касается Миклухи и Андреенкова, то им ужасно не понравилась сюжетная линия с отставным капитаном 2-го ранга Ревуновым-Карауловым, которого, по сюжету, наняли "свадебным генералом" на мещанскую свадьбу, а затем, узнав, что он всего лишь ровня подполковнику, с позором изгнали. Зайдя после спектакля в кофейню и пропустив по паре рюмок шустовского, друзья сошлись во мнении, что Чехов с сатирой на моряков явно перегнул. Что касается службы, то уже несколько месяцев спустя капитан 1-го ранга Андреенков, докладывая командующему флотом вице-адмиралу Пещурову о положении дел на вверенном ему броненосце, заявил: — В соответствии с плавательным цензом в настоящую компанию мой старший офицер утвержден переводом командиром на транспорт "Псезуапе". Поэтому на открывшуюся вакансию я рекомендую своего вахтенного начальника лейтенанта Миклуху. — А созрел ли? — приподнял бровь многомудрый Пещуров. — Даже перезрел! — усмехнулся Андреенков. — И моряк, и офицер примерный. Все при нем! — Ну, как знаете, вам же с ним плавать! — согласился командующий, подписав рапорт. Должность старшего офицера на кораблях российского императорского флота особая. Старший офицер отвечает за все: за организацию обороны и защиты корабля, за организацию боевой подготовки, за воинскую дисциплину команды, за взаимодействие всех рот и служб корабля; за организацию повседневной службы и внутренний порядок на корабле, за составление корабельных расписаний и инструкций, за учет команды, боеприпасов и иных материальных средств, за питание команды и офицеров в кают-компании (хозяином которой он является), за приготовление корабля к бою и походу и за готовность корабля к этому самому бою. Даже в корабельном уставе имеется в отношении старшего офицера особая запись: "Частое оставление корабля старшим офицером корабля несовместимо с должным исполнением им своих служебных обязанностей". Дел у ответственного старшего офицера на корабле действительно всегда выше головы. Утром денщик будит его еще до побудки команды. Чашка горячего чая — и наверх, чтобы принять доклад у вахтенного офицера о положении дел на корабле за последнюю вахту и проследить организацию подъема матросов. Затем старший офицер контролировал утреннюю приборку и только после этого забегал в кают-компанию, чтобы наскоро позавтракать. Затем надлежало поднять флаг. Старший офицер строил команду и встречал появлявшегося на палубе с началом звона склянок командира, приветствуя его. После подъема флага старший офицер докладывал командиру о положении дел на вверенном ему корабле. После чего разводил команду на работы, тренировки и занятия согласно корабельному распорядку. После этого он до обеда снова не покидал палубу, наблюдая за всеми корабельными работами. Одновременно контролировал деятельность офицеров, отвечавших за подчиненных им матросов-специалистов. Перед обедом опять же руководил выдачей традиционной чарки. После обеда и обязательного на флоте "адмиральского часа" офицеры и команда пили чай. Офицеры — в кают-компании, матросы — по своим артелям. Затем старший офицер снова строил команду и разводил ее на очередные работы, тренировки и занятия. После занятий и тренировок новая приборка на этот раз уже большая — часовая. Российские корабли традиционно всегда были самыми чистыми в мире, ибо приборка объявлялась три раза в сутки. Две из них были малыми, а одна большой. Во время большой приборки весь корабль мгновенно вскипал, как потревоженный муравейник. Босые матросы с засученными до колен штанами, вооружившись скребками, кирпичами и ящиками с песком, ведрами и швабрами, принимались за дело. Ползая на четвереньках, они терли палубу песком и камнем потом поливали водой из брандспойта и парусиновых ведер затем уж по ней проходились голиками-вениками и швабрами. После чего деревянная палуба слепила глаза своей первозданной чистотой. Одновременно другая часть матросов мыла борта: вначале их промывали разведенным мылом, а потом окатывали водой. Одновременно другие драили стелы люков и сами люки, драили медь толченым кирпичом и мелом белили резину. То же происходило в артиллерийских казематах, жилых палубах, корабельных коридорах и всех других корабельных помещениях. После приборки команда ужинала. Только затем наступало более-менее свободное время для тех, кто не был занят на вахте. В это время Миклуха работал с документами, одни бумаги подписывал сам, другие готовил для командира, который вечером обычно съезжал на берег. Миклуха полностью брал до утра бразды командования кораблем: проводил вечернюю приборку, поверку, руководил отбоем, ночью обязательно обходил вверенный ему корабль. Затем недолгий чуткий сон и снова новый трудовой день. К слову, Андреенков был командиром совестливым и достаточно часто оставался ночевать на броненосце, давая возможность своему старшему офицеру и другу побывать с молодой женой. Но скоро наш герой откровенно заскучал. Нет, не по службе, которая ему нравилось и которой он дорожил. Дело в том, что Миклуха мечтал хотя бы о боевых походах в Средиземное море, но черноморские броненосцы так далеко не ходили. Обычное их плавание длилось двое-трое суток: до ближайшего полигона и обратно. Походы к кавказскому побережью (их иронично именовали "мандариновыми") считались большим событием, к которым подолгу готовились. После океанских просторов Миклуху это удручало. При этом Миклуха старался заниматься самообразованием. Если в штурманских делах и в морской практике он мог дать большую фору любому из офицеров своего броненосца, то в знании артиллерии чувствовал свою слабость. Именно поэтому летом следующего года он отпрашивается у Андреенкова в командировку на пристрелочную станцию, где дотошно изучает различные типы артиллерийских орудий и баллистику.