Служба на пароходах Добровольного флота была очень тяжелой. Она буквально высасывала силы из моряков. Дисциплина была военной, при этом пароходы Доброфлота плавали намного больше военных, практически все время находясь в морях и океанах. Относительно условий работы на пароходах в тропических условиях история донесла нам знаменитую песню "Раскинулось море широко" о кочегаре, который умер от теплового удара во время очередного рейса парохода Доброфлота через Красное море. Разумеется, служба офицерская была не чета кочегарной, но и офицерам приходилось нелегко. При этом рейс на рейс не приходился. Когда пароход перевозил гражданских пассажиров или солдат, то тогда все было спокойно и мирно. Совсем другое дело, когда судно перевозило каторжан, большую часть которых составляли осужденные насильники и убийцы. Порой за раз брали до восьмисот человек. Будущих колонистов "грузили" в трюм, скованных по рукам и ногам. Перед отходом парохода обычно появился градоначальник Одессы, знаменитый адмирал Зеленый, который обращался к арестантам с речью: — Вас, подонков и негодяев, царь-батюшка посылает на Сахалин, где вы можете исправиться и стать полезными людьми. Посему в пути должны вести себя прилично, при малейшем же ослушании велю вас ошпарить паром, как тараканов! Едва пароход покидал Одессу, кандалы снимались. Как только с кем-либо случался обморок, кричали часовому; он давал свисток; являлись два санитара и уносили беднягу на палубу. Чтобы облегчить плавания, каторжан днем посменно выпускали гулять на верхнюю палубу. При этом место прогулки было огорожено решеткой и охранялось вооруженным караулом. Питание во время плавания для каторжан было вполне сносным, вплоть до чарки водки. Умерших хоронили в море зашитыми в холст с тяжелым колосником в ногах. Попыток массовых бунтов, слава богу, во время рейсов не было, но отдельные выступления случались. По этой причине во время "каторжных рейсов" офицеры ходили всегда с заряженными револьверами. Плавание до Сахалина занимало обычно 45–50 суток. Дальние, практически полукругосветные, плавания пароходов на линии Одесса — Владивосток могли стать для мечтающего о дальних путешествиях Миклухи настоящим подарком судьбы. Но насладиться жизнью офицера обычного торгового суда у Миклухи получилось далеко не сразу. Дело в том, что как раз именно в этот момент в большой политике происходили серьезные перемены, причем не в лучшую сторону. Зашевелился дотоле дремавший Китай, ведь в 1878 году с завершением завоевания китайской армией Цзо Цзунтана ранее отделившегося от Китая Синцзяна встал вопрос о возвращении ему Россией Илийского края, занятого русскими войсками еще в 1871 году. Александр II был не против вернуть край Китаю, но оговаривал это рядом условий. Китайская сторона, в свою очередь, требовала скорейшего вывода русских войск из Кульджи. Переговоры завершились подписанием в сентябре 1879 года Ливадийского договора. Но Пекин договор признать отказался. Возглавлявший китайскую делегацию на переговорах Чун Хоу был арестован и приговорен к казни. В провинции Хэйлунцзян концентрировалось огромное войско императрицы Цыси. Сторонник военного конфликта министр Цзо Цзутан считал, что китайский флот превосходит по силам русскую эскадру. Китай в тот момент располагал 50 боевыми судами, но в основном деревянными канонерками малого тоннажа. Помимо этого, из Англии в ближайшее время должны были подойти несколько современных кораблей береговой обороны. Впрочем, уровень подготовки команд оставлял желать много лучшего. Как всегда, тут как тут оказались англичане. В Сингапуре готовилась к военным действиям английская эскадра. Война назревала нешуточная. А войск для отражения агрессии у нас было на Дальнем Востоке "кот наплакал". С 1877 года на Тихом океане уже находился отряд контр-адмирала Штакельберга (корвет "Баян", клипера "Гайдамак" и "Всадник"). В 1878 году к ним присоединился новый клипер "Крейсер", а еще год спустя клипер "Джигит". Однако в начале 1879 года "Баян" вернулся на ремонт на Балтику. В октябре того же года с Балтики вышел дополнительный отряд капитана 1-го ранга Новосильцева в составе крейсера "Азия", клиперов "Разбойник" и "Наездник". Затем из Кронштадта под флагом контр-адмирала Асланбегова двинулся на Дальний Восток самый мощный корабль Российского флота броненосный фрегат "Минин". Приказ идти в Тихий океан также получил и находившийся в Средиземном море броненосный фрегат "Князь Пожарский". Полным ходом спешили на Тихий океан крейсера "Африка" и "Забияка", клипера "Пластун" и "Стрелок". Усиленно готовился к отправке броненосный фрегат "Генерал-Адмирал". Кроме боевых кораблей в состав эскадры вошли и вооруженные пароходы Добровольного флота "Москва", "Петербург" и "Владивосток", ставшие вспомогательными крейсерами-рейдерами. Помимо этого, эскадре подчинили и Сибирскую флотилию: клипера "Абрек" и "Гайдамак", канонерские лодки "Морж", "Соболь", "Горностай", "Нерпа", транспорты "Японец", "Манчжур". Во главе военно-морских сил на Дальнем Востоке был поставлен управляющий Морским ведомством вице-адмирал Лесовский, по кличке "дед Степан". Случай сам по себе беспрецедентный! Отметим, что старшим артиллерийским офицером на крейсере "Африка" в тот момент являлся лейтенант В.Ф. Руднев, будущий командир легендарного крейсера "Варяг". Впоследствии Руднев, в память о своем плавании в эскадре Лесовского, напишет очерк "Кругосветное плавание крейсера "Африка" в 1880–1883 годах". Назначенные в плавание корабли спешно готовились, вооружались, опробовали машины, принимали запасы. 31 мая на Большом Кронштадтском рейде великий князь Константин Николаевич в сопровождении Лесовского и Пещурова провели смотр фрегатов "Светлана", "Генерал-Адмирал", клиперов "Стрелок", "Пластун", "Забияка" и крейсера "Африка". Уже на следующий день "Африка" и "Забияка" покинули Кронштадт, через несколько дней и остальные. Дальневосточные начальники были столь серьезно обеспокоены уязвимостью Владивостока, что даже рассматривали вопрос о переносе порта в залив Святой Ольги. На "Владивостоке" вытащили на божий свет из трюма хранившиеся там орудия (исполнявшие в обычное время роль балласта). Их установкой и отстреливанием занимался Миклуха как только что пришедший с действующего флота и не потерявший навыки артиллериста. Одновременно начали перекраску бортов в черный цвет, а труб в желтый. Вскоре вспомогательный крейсер имел уже вполне боевой "викторианский" вид. Помимо установки орудий, оборудовались кранцы первых выстрелов и крепились прожекторы. Через несколько дней коммерческий пароход смотрелся уже как настоящий боевой корабль. Между тем во Владивосток стягивались другие корабли и суда Тихоокеанской эскадры. С транспортов сгружали 9-дюймовые нарезные пушки и 11-дюймовые мортиры для береговых батарей, морские мины. На палубах пароходов "Москва" и "Петербург" доставили из Одессы даже шесть малых миноносок. Не хватало складов, и имущество хранили под открытым небом. Матросы эскадры днем и ночью воздвигали укрепления. Когда поздней осенью эскадра ушла на зимовку в Японию, Владивосток был уже надежно защищен как с берега, так и с моря. Вице-адмирал Лесовский, прибыв на Дальний Восток, первым делом встретился с командующим войсками Приморской области генерал-майором Тихменевым, они вместе обсудили ситуацию и наметили план совместных действий. Флот брал на себя морскую оборону Владивостока и отвлечение китайской армии к побережью Желтого моря демонстрациями в Печелийском заливе, а также отвечал за конвоирование транспортов с подкреплениями, когда те будут. — Каковы наши сухопутные силы, и что реально имеют китайцы? — спросил вице-адмирал местного военачальника. — У нас в крае 12 тысяч штыков и 28 пушек, у китайцев более 40 тысяч. Сейчас наши войска сосредоточены в готовности в Благовещенске, Хабаровске и в селе Никольском, но их явно недостаточно для надежного прикрытия границы. Лесовский увлеченно водил карандашом по карте: — Самым оптимальным я считаю атаку на китайские порты. — Почему? — не уловил адмиральской мысли Тихменев. — Это отвлечет китайцев от нападения на Приморье и удержит их флот у своих портов. — Это было бы просто замечательно! — заулыбался бородатый генерал. — Если китайский флот прорвется к Владивостоку, то вы должны продержаться до моего подхода. Помимо всего прочего, если к нам прибудут новые войска, я планирую и высадку десанта восточнее Пекина для удара по коммуникациям армии Ли Хунчжана. Для удобства управления Лесовский разделил эскадру на два отряда. Первый отряд возглавил контр-адмирал Штакельберг. Второй — контр-адмирал Асланбегов. Пароход "Владивосток" был подчинен отряду последнего, чему Миклуха был рад. Именно Асланбегов держал свой флаг на корвете "Витязь", который доставлял его старшего брата в Новую Гвинею. Несколько раз Миклухе удалось даже переговорить на эту тему с контр-адмиралом и узнать много интересного о брате. Надо сказать, что на флоте Аслан-бегова не любили, так как в военно-морском деле он был далеко не дока, за что и носил вполне заслуженную кличку "Бум-бум-эфенди". Но к лейтенанту Миклухе "бум-бум-эфенди" относился с симпатией. Зная это, командир "Владивостока" при каждом удобном случае посылал вместо себя к нему именно Миклуху, так как в этом случае вероятность положительного решения вопросов у флагмана возрастала. Свой флаг вице-адмирал Лесовский держал на крейсере "Африка". В начале октября он отправился вместе с генерал-майором Тихменевым в Никольское. Там адмирал с генералом осмотрели войска и укрепления, провели там совещание с местными начальниками, уточнили места высадки предполагаемого десанта. — Нам надо обязательно блокировать Печелийский залив, а затем атаковать важнейшие китайские порты и уничтожить тамошние арсеналы. Но блокада портов однозначно раздробит силы эскадры. Придется что-то выбирать! — качал головой Лесовский у карты китайского побережья. — Когда из России подойдут транспорта с войсками, у Сингапура их встретят мои корабли и отконвоируют к месту высадки десанта. Что касается "Владивостока" и других пароходов Добровольческого общества, то они, как и было задумано, вооружившись находящими в трюмах орудиями, мгновенно превратились во вспомогательные крейсера-рейдеры, в задачи которых входили перехват и уничтожение любых торговых судов, следующих в Китай с военным грузом. Для этого Лисовский рассредоточил их по различным портам. В случае телеграммы о начале боевых действий рейдеры должны были сразу же выходить на морские коммуникации Китая. "Владивосток" должен был действовать из Нагасаки. Потянулись томительные недели и месяцы ожидания начала войны. Это сильно изматывало и команду, и офицеров. Все время надо было иметь на борту полные запасы угля и воды, продуктов. Ежедневно отрабатывались всевозможные учения. Офицеры подробно изучали возможный театр боевых действий, лоции и карты. Каждый вечер, ложась спать, Миклуха с надеждой думал: а вдруг завтра долгожданная телеграмма наконец будет получена? И сразу в океан, а там погони и бои! Но время шло, а телеграммы все не было. Тем временем деятельный Лесовский срочно создавал угольные станции для обеспечения топливом находящихся в океане кораблей и судов. Первую станцию у Сингапура, вторую — недалеко от места предполагаемого десанта и, наконец, третью — на полпути между первыми двумя. Автор исследования "Морская политика России 80-х годов ХГХ века" Р.В. Кондратенко пишет о плане обороны Приморья так: "В письме С.С. Лесовского изложен, пожалуй, первый достаточно реальный план действий российских морских сил против Китая. Он выглядит скромнее предложенного адмиралом в августе, но в большей мере учитывает действительные возможности Восточно-Сибирского военного округа и Тихоокеанской эскадры. Поэтому, несмотря на последующую смену лиц, стоявших во главе Морского ведомства, основные идеи этого плана получили дальнейшее развитие и учитывались при выработке морской политики России на Дальнем Востоке вплоть до конца ХГХ века". Понимая всю сложность обстановки на Дальнем Востоке, Морское министерство сразу же начало готовить к отправке 16 пароходов. Министерство финансов выделило на переброску войск 250 тысяч рублей. Но у Александра II были сомнения, пропустят ли нас через Босфор и Суэц англичане. Лесовский договаривался в Японии о снабжении кораблей своей эскадры продовольствием и о ремонте в японских портах, когда в ноябре 1880 года напряжение стало спадать. Возобновились переговоры с китайцами. В феврале 1881 года Россия и Китай наконец-то подписали компромиссный Петербургский договор, уладивший проблемы Илийского края. Но корабли оставалась в японских портах до весны 1881 года, ожидая ратификации договора Цинским правительством. 3 мая китайцы наконец договор ратифицировали. Военно-политический конфликт между Россией и Китаем был исчерпан. Военные корабли понемногу начали возвращаться на Балтику. Что касается вспомогательных крейсеров Добровольческого общества, то они снова спустили свои пушки в глубокие трюмы и, загрузившись попутными товарами, ушли в коммерческие рейсы. Нам неизвестно, как отнесся к тому, что ему не удалось еще раз повоевать, Миклуха. Возможно, что чувства его были смешаны, так как, с одной стороны, молодым офицерам всегда хочется новых подвигов, но, с другой, плохой мир, как говорится, всегда лучше самой хорошей войны. * * * В апреле 1882 года Миклуха в очередной раз пришел во Владивосток на пароходе "Петербург". Во Владивостоке, только что получившем статус города, в ту пору жилось неспокойно. Даже на центральных улицах по ночам пошаливали хунхузы или промышляли грабители-убийцы, так что обитатели города строили дома-крепости и всегда держали ружья наготове. Ну а помимо хунгузов следовало опасаться и тигров, которые довольно часто забредали в город в надежде поживиться собаками, а если повезет, то и зазевавшимся жителем. Поэтому первым делом в магазине "Кунст и Альберс" Миклуха купил себе пару надежных американских револьверов. Во время пребывания во Владивостоке, в ресторане "Золотой рог", он познакомился с журналистом Николаем Соллогубом, который выпускал первую газету в Приморском крае, названную без особых изысков — "Владивосток". Соллогуб был одесситом, и у них нашлось много общих знакомых. К тому же журналист оказался очень интересным человеком, приятным собеседником. Когда же пароход перешел в Нагасаки, то там Миклуху ждало приятное известие о повышении в должности. Отныне он становился вахтенным начальником, а это значило, что сделан еще один шаг к капитанскому мостику. Пароход "Рязань", на котором была открытая вакансия вахтенного начальника, в это время стоял в ремонте в Одессе, и Миклухе было предписано, сдав свои дела на "Петербурге", с первым же попутным пароходом убыть в Одессу. Двадцать пятого апреля в Нагасаки пришел один из лучших пароходов Добровольного флота "Москва". Пароход доставил во Владивосток очередной пехотный батальон, после чего загрузился в Гонконге чаем. Капитан "Москвы" Чириков, хорошо знавший Миклуху, с удовольствием согласился взять его с собой. Несмотря на свою молодость, капитан 2-го ранга Чириков был достаточно опытным моряком, являясь в то же время одним из членов-учредителей комитета по созданию Добровольного флота. К своей радости, Миклуха встретил на "Москве" и журналиста Соллогуба, который следовал в Одессу, чтобы закупить там необходимое типографское оборудование для своей газеты. Бытовые условия на "Москве" были прекрасными. Миклухе предоставили отдельную каюту. Днем он обычно находился на палубе, где занимался астрономическими наблюдениями, совершенствуясь в практике судовождения. Вечера же проводил в великолепном музыкальном салоне парохода за беседами с Соллогубом и другими пассажирами. Убранство салона поражало воображение своим великолепием: подволок из венецианского стекла прекрасно дополняла мебель красного дерева и изящные бронзовые украшения, а хрусталь светильников освещал все мягким рассеянным светом… Так Миклуха ввязался в одно из самых драматичных приключений своей жизни. В этот рейс до Одессы были взяты и 18 пассажиров, среди них — четверо женщин и трое малолетних детей. Никто из них даже не подозревал, какие трудности им предстояло перенести. Пополнив в Нагасаки запасы угля, "Москва" направилась в китайский порт Ханькоу, где в это время проходил традиционный международный торговый аукцион чая. Данный напиток, как известно, был во все времена очень любим в России, поэтому при каждом удобном случае коммерсанты стремились закупать чая как можно больше. Ханькоуский же чайный аукцион славился относительно небольшим ценами на большие оптовые партии. Поэтому, учитывая вместимость трюмов "Москвы", предприятие обещало быть весьма выгодным. Переход до Ханькоу прошел как никогда гладко. Уже 11 мая, взяв обычное количество чая, "Москва" вышла из Китая, 25 мая пароход миновал Сингапур. И в Малаккском проливе, и в Индийском океане стояла на редкость хорошая погода. Дети весело играли в прятки на палубе верхнего мостика, благо было где разгуляться. И только сердитые, как им казалось, взгляды старшего офицера Хмелевского, которые он бросал на расшалившихся детей, с трудом пряча улыбку, удерживали их от чрезмерного шума. Дул попутный юго-западный ветер, позволявший идти под парусами. Командир, капитан 2-го ранга Чириков то и дело заходил в рубку, перебрасывался несколькими словами с вахтенными, затем, взяв в руки секстан, "брал солнышко", ярко светившее над тропическим горизонтом. Затем Чириков обычно спускался в музыкальный салон, где вступал в беседу со своими пассажирами: журналистом Соллогубом и Миклухой. Беседы, проходившие оживленно, нередко перерастали в споры. Особенно много спорили о судьбе России, ее народа, Российского флота. А пароход между тем быстро наматывал на лаг океанские мили, приближаясь к роковому дню… * * * В сутки "Москва" делала по триста миль. И команда, и пассажиры горели желанием во что бы то ни стало обогнать германский пароход "Мессалия", покинувший Гонконг пятью сутками раньше "Москвы". Ходоком "Москва" была отличным, почему многие заключали пари, на какой именно день плавания мы "надерем уши германцам". Миклуха спорил с лейтенантом Мельницким, ставя три против одного, что должны догнать "Мессалию" в Красном море. — При нашей машине мы добежим до Суэца в девятнадцать дней, немцы ж дотопают не ранее чем за двадцать семь, а потому гонку мы выиграем в любом случае! — доказывал он с присущим ему азартом. — Море есть море и на нем бывает всякое! — отвечал рассудительный Мельницкий. Ровно в полдень 7 июня 1882 года при смене вахт были определены координаты. Вахтенный офицер доложил об этом командиру в его каюту по переговорной трубе. Совсем немного оставалось идти до Африканского континента, а затем, "зацепившись" за его берег, надлежало продвигаться дальше, к Суэцкому каналу. Чириков все дольше и дольше задерживался в рубке: его очень беспокоило течение в четыре узла, указанное на карте. В 16.20 было сделано еще одно астрономическое наблюдение, которое подтвердило опасения командира. Вскоре в тумане открылись гористые берега Африки. У Чирикова не было сомнений в том, что пароход находится севернее мыса Рас-Хафун (хотя в реальности пароход был уже на траверзе мыса Гварафуи). Не желая удаляться от африканского берега, пароход подвернул к нему. Матросы побежали убирать часть парусов, чтобы обзор из рулевой рубки был лучше. На бак выставили впередсмотрящего. Чириков не уходил с мостика, предупредив о возможных реверсах. Помимо него на мостике находился вахтенный офицер лейтенант Мельницкий, который внимательно следил за скрывающимся в сумерках горизонтом. Старший помощник Хмелевский вел прокладку на штурманской карте. С левого борта спокойно поднималась луна, и ничто не предвещало опасности. Механический лаг показывал скорость полного хода —13,6 узла. Матросы на палубе готовили диплот, чтобы проверить глубину. Судовые часы показывали 19.50, когда на мостике внезапно увидели прямо по носу и с левого борта едва заметную темную полосу земли. Моряки ясно услышали шум берегового прибоя. Чириков резко бросился к телеграфу. В машину полетела команда: "Стоп! Полный назад!" Вахтенный офицер громко крикнул в рупор: "Отдать фалы и шкоты!" Но было поздно. Через считанные минуты штевень парохода ударился о камни, и судно содрогнулось. — Потеряны лопасти винта, в машину поступает вода, паровые насосы не справляются! — доложил прибежавший на мостик один из кочегаров. В момент аварии Миклуха беседовал и пил чай в музыкальном салоне с журналистом Соллогубом. Когда же пароход внезапно застопорил машину, а затем начал отрабатывать назад, он понял, что наверху происходит что-то неладное. Прервав беседу, бросился наверх, но, уже находясь на трапе, был сбит с ног ударом судна о камни. Так как среди пассажиров преобладали люди военные, их присутствие и спасло от паники. Все поднялись на шлюпочную палубу и стояли там, взволнованные происходящим. Громко звенела аварийная сигнализация. Пароход било о подводные скалы так сильно, что казалось, он вот-вот развалится на части. В 3 часа ночи вода подступила к топкам котлов, и машина была остановлена. Кругом царила жуткая темнота; опасаясь пожара, Чириков приказал потушить керосиновые лампы и фонари, оставив только масляные горелки и свечи. После первого удара пароход стало нещадно бросать из стороны в сторону. Выбравшись на верхнюю палубу, Миклуха увидел, что "Москва" прочно сидит на мели среди бурунов прибоя. Вдали смутно угадывался берег. Из машины тем временем доложили, что в трюме сильная течь и от ударов об отмель потеряны лопасти винта. Было совершенно ясно, что огромный пароход обречен. Вскоре "Москва" стала заваливаться набок, все больше погружаясь в песок. Надо отдать должное командиру, он полностью сохранил самообладание. Несмотря на то, что судно фактически погибало, он не торопился отдавать приказ о немедленной эвакуации экипажа и пассажиров: из-за темноты и неизвестности можно было легко потерять людей. Все реи на пароходе спустили и закрепили на палубе, чтобы они могли служить упорами в случае, если судно будет заваливаться набок. — Так и перевернуться недолго! — заволновались пассажиры. — Рубить рангоут! — распорядился Чириков. — Неужели мы все погибнем? — спрашивали, обступивши Миклуху, напуганные люди. — Все не столь плохо, как кажется! — отвечал он. — Корпус должен выдержать до утра, а рангоут приспособят как упор на случай, если начнем валиться на борт! Ночь была напряженной и для пассажиров, и для экипажа. С рассветом начал обрисовываться песчаный берег, лишенный растительности. За ночь моряки спустили с подветренного борта спасательные шлюпки из опасения, что утром это не удастся сделать. Из воспоминаний Николая Соллогуба: "Пассажиры, нуждавшиеся в отдыхе, собрались в кают-компании 2-го класса и улеглись на полу, ближе к левому борту вповалку, стараясь оградить себя от проникнувшей сквозь иллюминаторы воды на правой стороне кают-компании. Офицеры и команда всю ночь напролет при сильном порывистом ветре работали, исполняя немедленно и точно все приказания своего командира: спускали рангоут, гребные суда, устанавливая их с подветренной стороны, где было тише; очищали от груза проходы у люков, для определения прибыли воды в трюмах, выгружали на верхнюю палубу провизию и т. п. В этом принимала участие и ресторанная прислуга. Приказания командира исполнялись пунктуально, без шума, без суеты и с такой поспешностью, чтобы к рассвету быть вполне готовым для высадки на берег людей и перевоза туда провизии. Нельзя не оценить и не отдать полной справедливости спокойным распоряжениям, систематичности и, безусловно, необходимым мерам, к которым прибегал командир парохода г. Чириков. Угрожающее положение, в котором находилась "Москва", неизвестность условий берега и расстояния до него, наступающая темнота — обстоятельства, о которых приходится серьезно подумать. И нужно иметь слишком крепкие нервы, чтобы не потеряться и вынести на своих плечах ужасающее положение!" Рассвет был безрадостен. В полумиле был виден безлюдный песчаный берег, вдалеке темнели какие-то горы. "Москву" не переставая било в бурунах. Корпус трещал и мог в любую минуту развалиться. — С пароходом, кажется, кончено! — мрачно резюмировал Чириков. — Теперь надо думать о людях! Из команды "Москвы" он отобрал шесть наиболее сильных матросов под началом мичмана Отта. — Задача свезти на берег конец и установить сообщение! Это крайне трудно и опасно, но иного выхода у нас нет!