«Весьма убедительно, — оценил Сергей. — Какого артиста потерял наш театр в его лице!» Варламов же, корчась в судорогах, лихорадочно соображал: действительно ли Грачев не знает об исчезновении детеныша или притворяется? Вроде, говорит искренне. Этот парень, похоже, ко лжи вообще не склонен. Если мальчишка вправду исчез, тогда… Его нет уже два дня… нет, даже три… В Мамонтовке речка ледяная, коварная. А в Москве, если он сумел добраться до столицы, такое оживленное движение. Тогда малолетку и убирать не придется, он наверняка уже сам… А это значит, что у Грачева больше нет свидетеля, и можно, ничего не боясь, выдать его в руки правосудия. Придя к такому выводу, Батя «взял себя в руки». Слабым голосом спросил: — Как это случилось? Уличные хулиганы? Сейчас подростки так неуправляемы. — Нет, на работе. Вооруженный налет, — сказал Сергей и повторил свою просьбу: — Есть хочется. — Да-да, прости. Пойдем на кухню. Я чего-нибудь сварганю. А почему ты не ел-то? Не мог на нервной почве? Как я тебя понимаю! Ты ведь был ее другом. Кажется, с самого детства? — Со школы, — уточнил Сергей. — Да ты не беспокойся, мне бы хоть чего-нибудь, хоть корочку хлебца. — Обижаешь. У меня не корочка, а икорочка. И черная, и красная. И севрюжка. Правда, все холодное. Из горячего могу предложить разве что холостяцкую яичницу. О! — Он вспомнил, что нужно разыгрывать безутешное горе. — Холостяцкую… Так и не успели мы пожениться. Сергей сделал вид, что сглатывает голодную слюну. Но какими жалкими казались ему эти деликатесы, которые Варламов выставлял на стол, по сравнению с той едой, что вчера приготовила Лина. — Вообще-то, Юр, — сказал он, — я хотел с тобой посоветоваться. Понимаешь, не ел-то я потому, что меня ловят. В бегах я. Меня застукали, как раз возле… Кати. Варламов секунду подумал — и решил, что неплохо «от неожиданности» выронить нож. — Мужик придет, — заметил Сергей. — Примета такая. Варламов расширил, как бы в ужасе, свои серые холодные глаза и спросил: — Как это — возле Кати? — Но я не убивал, клянусь, не убивал! — словно защищаясь от уже предъявленного обвинения, воскликнул Грачев. — Что мне делать-то теперь, а? Я боюсь. — Если не убивал, так и бояться нечего, — назидательно произнес Варламов. — Вот я — не боюсь же. «Ну-ну, смельчак! — подумал Сергей. — Поглядим еще. Цыплят по осени считают». Батя же продолжал задумчиво: — Меня больше другое беспокоит. С кем Джонни останется. Ведь он теперь сирота. Как ты считаешь, Сергей, мне разрешат его усыновить? Мы ведь не успели расписаться. — Джонни? Ах да, Ванечка… — рассеянно промолвил Сергей, словно думая о чем-то своем. — Ты благородный человек, Юрий. Но Бог с ним, с Ванечкой. То есть, я хотел сказать, есть время это обдумать. А вот мне-то куда податься? «Кажется, я ошибся, — с облегчением вздохнул Наводчик. — Ничего ему мальчишка не выболтал. Если бы Грачев что-то знал, вел бы себя иначе. Да и что, в самом деле, мог рассказать неразумный ребенок? В сущности, он и не слышал тогда ничего, а если и услышал, так не понял. Всю историю со свидетелем я сам себе накрутил. Нет никакой опасности. Все чисто». — Ты закусывай, закусывай, — он пододвинул гостю плошку с икрой. — А потом, на сытый желудок, и прикинем, как лучше поступить. — А хлеб? — напомнил гость. — Извини, задумался. Белый или черный? — Все равно. «Грачев обо мне не знает, — все больше убеждался Батя. — Можно звонить в прокуратуру. Следователь в ножки поклонится за поимку преступника. Только как бы это провернуть? Не могу же я прямо при нем набрать номер». На плите уже пузырилась яичница. — Ой, Сергей, а соли-то нет, — «вспомнил» хозяин, выключая под сковородкой газ. — Такие важные мелочи всегда почему-то забываешь купить. — Да ничего, я так. — Ну нет, без соли не годится. Спрошу-ка у соседки. «Позвоню от Варвары, — радовался Наводчик. — И постараюсь задержать этого лопуха до прихода ментов. Сдам, как говорится, тепленького!» Отпер один замок, другой, третий, распахнул свою бронированную дверь… Сергей взял горбушку и откусил от нее. «В доме врага своего…» … На площадке перед Варламовым стоял следователь Геннадий Дементьев. — Здравствуйте, Юрий Андреевич. Грачев у вас? — Да. А откуда вы… Я же только что хотел… — Вот ордер на его арест. Тут и Сергей появился из кухни, дожевывая хлеб. — Ну вот, Юра. Я же говорил — мужик придет. Глава 40 ТЕМНИЦА — Фамилия, имя, отчество? — следователь держался сухо, по-деловому. Сразу от Варламова он привез подозреваемого в Московскую городскую прокуратуру, в свой кабинет. Сергей был спокоен и слегка ироничен: — Значит, будем общаться на «вы»? Как прикажете вас называть? Гражданин следователь? Геннадий парировал: — Я думал, вы физик, а вы, оказывается, клоун. Только здесь для вас, извините, нет подходящей аудитории. У меня, как на грех, с чувством юмора туговато. — Я вижу, — хмыкнул Сергей. — Итак, пишу: Грачев Сергей Николаевич. Правильно? — А вы как думаете, гражданин следователь? — Думать придется вам. Очень крепко задуматься. О вашей дальнейшей судьбе. — Что ж делать, если у меня линии на ладони так расположены. — А вы знаете, Сергей Николаевич, как квалифицируется совершенное вами преступление? — Номер статьи не знаю. Не довелось учить наизусть уголовный кодекс. Это — первое. А второе — совершено преступление не мной. — Любопытно. Но вы же пришли с повинной, это ваши собственные слова. Сергея с самого утра, а вернее, с самой ночи, проведенной с Линой, не покидало хорошее настроение. И смешливое к тому же: вон как забавно раскорячился этот крабик, как напрягся. А чего, спрашивается, напрягаться? Ведь желанная добыча уже у него в клешнях. — Мои слова? — переспросил он и вдруг пропел строчку из романса: — «Ах оставьте, ах оставьте, все слова, слова, слова!» Это Дебюсси, французский композитор рубежа веков. — Клоун-вокалист — это уж совсем что-то новенькое, — сказал следователь. — Особенно, когда на нем висит организованный бандитский налет, ограбление банка, два убийства, сопротивление при задержании. — Вот последнее — да, с последним я согласен. В этом готов повиниться. Каюсь, вырвался, когда меня скрутили ни за что, ни про что. Вот вам и явка с повинной, гражданин следователь. Дементьев старался не показать виду, что совершенно сбит с толку. Зачем он сдался, этот непредсказуемый Грачев? Может, не поладил с сообщниками — слишком большую долю награбленного прикарманил, и те грозятся его «замочить»? Вот и решил спасти свою шкуру на тюремных нарах. Однако, он же не дурак, отнюдь не дурак, должен соображать, какой его ожидает приговор. Так что большой вопрос — останется ли цела шкура?