Неудача – незваная гостья, которую бабушка всегда пыталась прогнать своими чарами, но тщетно. Родителей они лишились. Выручка в трактире не окупала долги. Флисс не удавалось удержать ни одного парня, а все планы Бетти отправиться в путешествие терпели крах. Даже у Чарли вечно заводились вши. Да уж, подумала Бетти. Похоже, Фортуна переходила на другую сторону улицы, завидев кого-либо из семейства Уиддершинс. Их прервал низкий раскатистый напев, который донесся снизу в сопровождении ритмичных ударов. Через миг послышался скрип двери. Вслед за возгласами «Пива! Пива! Пива!» снизу раздался крик Глэдис: – Банни! Если мне сейчас же кто-нибудь не поможет, я ухожу! – Эти нахалы колотят по стойке! – гневно сказала бабушка. – Давай, Флисс, соберись и спускайся вниз. Мы и так тут засиделись. Она вышла из кухни, и мгновение спустя голоса взревели еще громче – бабушка ворвалась в зал. Чары тут же рассеялись, и все показалось простым и привычным – почти таким же, как всегда. Простым и привычным? Неужели там, внизу, могла продолжаться обычная жизнь, когда для Бетти в одночасье все изменилось? Все это время она считала себя хозяйкой собственной судьбы, но если бабушка сказала правду, все было ровно наоборот. Бетти ждала одна дорога в жизни, и с нее было не сойти. Она взглянула на сестер. Потрясенная Чарли сосала большой палец; раньше Бетти думала, что сестра давно избавилась от этой привычки. Флисс молча о чем-то раздумывала. – Ты мне должна была рассказать о проклятии, – наконец сказала Бетти. Она ощущала тяжесть на душе – сегодняшние откровения придавили ее, словно камни, упавшие с Вороньей башни. Флисс подняла взгляд, в ее темных глазах читалась усталость. – Я хотела, чтобы ты не теряла надежды когда-нибудь отсюда уехать. Бетти почувствовала, что закипает. – Зачем, если этого все равно никогда не случится? Разве не лучше было сказать мне правду? – Да, но я… нет, я не знаю! – Флисс закусила губу. – Я хотела, но бабушка взяла с меня обещание, что я буду молчать. – Раньше тебе это не мешало, – сказала Бетти с горечью в голосе. – Мы всегда друг другу все рассказывали. У Флисс порозовели щеки. – Помнишь, что я тебе сказала, когда ты была маленькой? – спросила она, выразительно покосившись на Чарли. Бетти, нахмурившись, кивнула. Когда Флисс было восемь, а Бетти – всего пять, Флисс выяснила, что зубной феи не существует – это бабушка кладет под подушку медного грача. Она тут же поделилась открытием с Бетти. Бабушка тогда ужасно разозлилась, и потом она то и дело припоминала это Флисс. – Я себе этого так и не простила, – тихо сказала Флисс. – Того, что отняла у тебя чудо, хотя ты еще долго могла бы ему радоваться. – Ничего общего, – возразила Бетти. – То была глупая детская сказка. Фамильное проклятие – это совсем другое! – А я думаю, то же самое. В конечном счете все это сводится к одному и тому же – к невинности. – Флисс попыталась улыбнуться. – Я хотела, чтобы ты подольше оставалась беззаботной. Чтобы ты не просыпалась с мыслью о проклятии и не засыпала с этой же мыслью. Ведь стоит об этом узнать – потом от этого знания не избавишься. – У нее вдруг заблестели глаза. – Это на всю жизнь. На всю жизнь. Бетти поглядела в глаза сестры, полные отчаяния, и увидела в них отражение собственных глаз. Она и раньше чувствовала, что ей не хватает воздуха, но теперь она задыхалась по-настоящему. Проклятие опутало ее невидимыми щупальцами, выдавливая всю надежду. И даже магия не помогала с этим примириться. Спустя несколько часов Бетти лежала в постели. Рядом тихонько сопела Чарли. Казалось, сто лет прошло, пока малышка смогла забыться беспокойным сном: долгое время она ерзала и сосала палец, а Бетти рассказывала одну за другой все известные сказки, чтобы ее успокоить, – но ни одна из этих сказок не была такой странной и мрачной, как та, которую они только что услышали. Наконец Чарли задремала, но Бетти не могла сомкнуть глаз. Внизу журчали голоса. Странной жизнью мы живем, подумала Бетти. Они владели «Потайным карманом», но никогда по-настоящему не чувствовали, что он им принадлежит. Он всегда гудел чужими голосами, скрипел под чужими башмаками. Даже комнату ей приходилось делить с сестрой. Все богатство Чарли – мягкие игрушки, тряпичные куклы, ракушки и камушки – соседствовало с книгами, швейными принадлежностями и банками из-под варенья, где Бетти хранила пуговицы и другие полезные мелочи. Ее главными сокровищами были альбом с марками и коллекция карт, которые она часто разглядывала, выписывая названия мест, где обязательно нужно побывать. Все началось однажды утром, когда они с отцом отправились в гавань. Пока он торговался, Бетти убрела в сторону вместе с дочкой картографа, приплывшего на одном из кораблей. Ее звали Ромма, у нее были косички и гладкая смуглая кожа, а еще Бетти услышала от нее множество рассказов о чистой бирюзовой воде, знойных пустынях и заснеженных горных пиках. Бетти слушала завороженно, мечтая когда-нибудь увидеть все это своими глазами. Потом, когда Ромма помогала отцу собираться, Бетти долго уламывала папу, пока тот не сдался и не купил ей карту – первую в ее коллекции. Бетти стояла на берегу, прижимая ее к себе, как бесценное сокровище, пока корабль картографа не превратился в пятнышко на горизонте. Она больше никогда не виделась с Роммой – но так и не вышла из-под власти ее чар. Бетти смотрела на карты – свернутые листы бумаги, таившие в себе целый мир, который она так жаждала изучить. Проклятие превратило их в коробку отравленных конфет – соблазнительных, но смертоносных. Смотреть можно сколько угодно, но стоит попробовать – и тебе конец. Она перевела взгляд на отблеск лунного света на потрескавшемся потолке, и по щеке скатилась слеза. Бетти не могла поверить, что этот мир отныне для нее закрыт, – и не могла поверить в то, что не существует способа все исправить. И тут Бетти озарило. Она села на кровати. Бабушка не сказала, что такого способа нет. Она сказала только, что никто из девушек не смог его найти. А значит, бабушка все-таки верила, что проклятие можно снять, пусть даже она не отваживалась заняться поисками этого способа. – Прости, бабушка, – решительно прошептала Бетти в темноту, – но если проклятие можно разрушить, то я попробую это сделать. Глава 6 Пиявочный Пруд Бетти еще где-то полчаса лежала и прислушивалась. Наконец заскрипели ступеньки – это бабушка и Флисс поднимались по лестнице. Зажурчала вода, щелкнули, закрываясь, двери спален, застонали пружины кроватей. И снова стало тихо. Бетти подождала, пока из-за стены не раздался бабушкин храп, и выскользнула из постели. Босым ногам сразу стало холодно; Бетти запрыгнула в тапочки и выбралась в коридор. Руки у нее покрылись мурашками, когда она приблизилась к зловещему сырому чулану на лестнице. Там хранилась утварь для уборки и всякий хлам, и это место в доме недолюбливали все три сестры. Особенно Чарли – после того, как ее заперли в чулане во время игры в прятки. Бетти, поежившись, прошла мимо. Бабушка теперь храпела мерно и раскатисто. Бетти приоткрыла дверь в ее комнату и осторожно вошла. В воздухе стоял запах дыма, смешанный с перегаром. Бабушка явно была в отключке. Бетти вспомнила ее мольбу и почувствовала укол совести: «Бетти, пожалуйста, не надо. Я не переживу, если с кем-то из вас случится то же, что и с Клариссой. Это меня убьет». Причинять бабушке боль Бетти хотелось еще меньше, чем сердить ее. Но я должна это сделать, напомнила она себе. Не только ради нас, но и ради самой бабушки. Она подошла к шкафу, открыла его и достала с полки старую жестянку из-под печенья, потом на цыпочках отправилась в кухню. Бетти не хотела, чтобы Чарли проснулась и начала выспрашивать, что происходит, а если встанет бабушка, можно будет спрятать коробку и сказать, что она просто пришла попить воды. Она села за стол и сняла с коробки крышку. Если подумать, в этом не было ничего дурного: сестры видели эту жестянку много раз. Бабушка часто показывала им разные памятные вещицы, которые там хранила: их рисунки, несколько старых фотографий, пару крошечных детских башмачков, которые успели поносить все три сестры. Еще там лежала пачка бумаг, которые бабушка всегда у них отбирала – «чтобы не перепутались». Но сейчас они-то и были нужны Бетти. Она вынула бумаги и разложила по столу. Первой ей попалась на глаза стопка пожелтевших писем, которые дедушка писал бабушке во время войны. Это было единственное, что от него осталось. Бетти отложила письма в сторону: она чувствовала, что не вправе их читать. Рядом на столе лежали документы – их свидетельства о рождении, мамино свидетельство о смерти. Беглый просмотр подтвердил бабушкины слова: мама действительно утонула. Бетти вернула документы на место – и застыла, услышав, как в коридоре что-то скрипнуло. Бабушкин храп умолк! Бетти в панике собрала бумаги в кучку, но письма соскользнули и рассыпались по полу. И в этот момент в кухню кто-то вошел. Отблеск свечи выхватил из мрака лицо в форме сердечка и кипу темных волос. – Галки-нахалки! – выдохнула Бетти. Сердце колотилось как бешеное. – Бетти? – прошептала Флисс, потирая глаза. – Что это ты тут делаешь? Бетти прижала палец к губам и кивком поманила ее. Флисс молча подошла, поставила свечу на стол, и сестры начали собрать письма, ползая на коленях. Пару мгновений спустя, услышав очередной раскат храпа, Бетти сообразила, что бабушка по-прежнему спит. – Я просто искала что-нибудь, что поможет нам больше узнать о проклятии, – сказала Бетти. – Может быть, бабушка что-то упустила. – Но она же говорила… – обеспокоенно начала Флисс. – Я знаю, что она говорила, – Бетти послала ей предостерегающий взгляд. – Но что плохого в том, что я просто посмотрю? – она подняла с пола еще несколько писем. – Надеюсь, они не были разложены по порядку. – Бетти подняла конверт поближе к свету и нахмурилась. – Что такое? – прошептала Флисс. – Эти письма… Я думала, что они все бабушкины, но тут есть еще одна стопка. Смотри. – Бетти подтолкнула конверт к сестре, указывая на знакомые каракули. – Это папин почерк, и письмо адресовано нам, но… – она перевернула конверт. – Оно нераспечатанное. Флисс, пораженная, схватила другой конверт. – Но бабушка же говорила, что папа перестал писать… Что ему было слишком стыдно… Зачем ей было врать? Разве что… а вдруг он болен? Или умирает? – Она поддела ногтем печать. – Надо их открыть! – Нет! – Бетти выхватила у нее письмо. Бабушка была болезненно честной, особенно когда дело касалось родителей, так почему она решила спрятать эти письма? До сих пор она скрывала от них только то, что было связано с проклятием… – Но они наши! – настаивала Флисс. – Мы имеем полное право посмотреть, что там! – Знаю, – сказала Бетти. – Но бабушка не просто так их спрятала. Сама подумай: она явно собирается вручить их нам в какой-то момент. Иначе зачем их вообще хранить? – Но когда? Смотри, тут дата на штемпеле – его отправили три месяца назад! Бетти смотрела на конверт, пытаясь понять, что в нем ее смущает. И поняла. – Гляди! – она ткнула пальцем в слегка размазанный оттиск. – Видишь? Даже не верится, что я сразу не заметила. Флисс присмотрелась внимательнее. – Погоди… у тюрьмы ведь другая эмблема! – Совсем другая. Бетти могла в деталях вспомнить эмблему тюрьмы на Вороньем Камне: витиеватое изображение башни в окружении стаи ворон. Но эта эмблема была другой: несколько угрей, извиваясь, оплетали тяжелый навесной замок. Или не угрей? – Он никогда не прекращал нам писать, – пробормотала Бетти, вдруг устыдившись того, как легко она поверила, что отец решил разорвать с ними связь. Что он снова обманул их ожидания. А он не обманывал. На нее нахлынула волна любви к нему, смывая накопившуюся злость. – Его перевели в другую тюрьму, вдали от Вороньего Камня, и бабушка не хотела, чтобы мы об этом знали. Флисс прочитала крошечную надпись под штемпелем. – Пиявочный Пруд? – Звучит довольно мерзко. – Бетти начала с отвращением рассматривать эмблему. Значит, все-таки не угри, а пиявки. Она проглядела другие конверты – на некоторых штемпель был четче. – Забытая пустошь… – прочитала Бетти. Это звучало знакомо. – Подожди здесь. Она вышла из кухни и прокралась обратно в комнату. Чарли вовсю сопела, свернувшись под одеялом, словно орешниковая соня. Бетти порылась в картах и нашла ту, что искала. Она принесла ее на кухню и развернула на столе. Вощеная бумага потрескалась, но чернильные надписи и крошечные значки, прорисованные вручную, не утратили красоты. Она быстро нашла Заболотье – недалеко от центра карты. Вокруг него были горы, долины – и, в общем-то, больше ничего. Бетти почувствовала комок в горле. Сколько же до него добираться? Ее палец скользнул вниз по карте, к неровным контурам Вороньего Камня и трех островов Скорби, изображенных посреди Туманных топей. Остров Утраты полумесяцем огибала гряда смертоносных скал, известных как Чертовы Зубы. А на острове Расплаты была чернилами нарисована Воронья башня, самая древняя часть тюрьмы. – Бабушка берегла нас, – сказала Бетти, постепенно начиная всё понимать. – Она не могла допустить, чтобы мы покинули Вороний Камень и отправились на встречу с отцом. Проще было спрятать письма и сделать вид, что он до сих пор здесь, но… – она умолкла. Ее вдруг кольнула мысль – словно шип на листе чертополоха. Флисс нахмурилась.