– Да, пожалуй. Не знал, что вы из МУС[14]. Я принял вас за очередную назойливую кумушку из гуманитарной миссии ООН. Она была благодарна за разговор – за ощущение, что ей удалось приоткрыть уголок плотно сомкнутой раковины этого загадочного американца и заглянуть внутрь. – На самом деле это неплохое описание моей работы в МУС, – сказала она. Элен заметила, как пошевелилась его борода, и представила, что он улыбается. Это оказалось трудно. – Так или иначе, я хотел, чтобы вы отстали, пока мы не улетим. Хотел обойтись местной охраной, но тут появились люди из НСБ. Они собирались убить вас. – Вы так думаете? – Я это знаю. – Откуда? – Я знаю таких людей. Они прежде всего пекутся о своей заднице. Они понимали, как напортачили, раз вы подобрались так близко, и выбрали единственное средство, которое им известно. После спокойного объяснения незнакомца, что она едва избежала смерти, все пережитое за последние три часа внезапно обрушилось на нее. Элен уронила голову на руки. Ее пальцы подрагивали, тело обмякло, в висках неприятно покалывало. Она почувствовала себя бесконечно усталой. – Я… Я просто… – Элен замолчала, поспешно развернулась на сиденье и стала яростно дергать дверную ручку, колотя в искореженную дверь другой рукой. Когда дверь распахнулась, она наполовину высунулась в кусты, на ходу извергая поток рвоты. Через несколько секунд, когда тошнота улеглась, она еще какое-то время откашливалась и отплевывалась в сухое речное русло. Потом накатила вторая волна тошноты, и ее рвало до тех пор, пока она не начала отрыгивать, содрогаясь всем телом, пока уже стало нечего извергать. Она снова сплюнула, чтобы очистить рот, и расплакалась, свесив голову из машины. Незнакомец позади даже не пошевелился. – Я… мне очень жаль, – только и сказала она. Смущение заставило ее почувствовать себя глупо. – Не беспокойтесь, – прозвучал удивительно мягкий голос у нее за спиной. Она вытерла рот рукавом блузки. – Со мной такое происходит постоянно, – сказал Шестой. Ей понадобилась целая минута, чтобы забраться обратно в автомобиль, закрыть дверь и принять полулежачее положение на переднем сиденье. Ее слезы и всхлипывания постепенно утихли. Она еще несколько раз вытерла лицо, ощущая взгляд молчаливого мужчины в темноте, хотя даже не видела, открыты ли его глаза. Наконец, когда высморкалась и пришла в себя, она спросила: – Думаете, мы выберемся из этой переделки? – Да. Через сутки в это время вы будете живы и здоровы, в надежном месте. Он казался уверенным в себе, и это очень помогло ей. – А что насчет вас? – с любопытством спросила она. Он пожал плечами. – Я живу день за днем. Она не вполне поняла, что это значит, но решила не развивать эту тему. – Вы женаты? – О да. Она медленно отняла руку от лица и посмотрела на силуэт на заднем сиденье. – Нет, не женаты. Вы солгали. – Почему вы так говорите? – Не знаю, но вы не женаты. Он кивнул; это она заметила. – Вы правы. Впечатляюще. Она выпрямилась и немного наклонилась между сиденьями. Ее глаза заблестели, как будто началась игра. – Дети? – Без комментариев. Он немного расслабился и начал шутить, но по-прежнему был начеку. – Не уверена, но не думаю, что они у вас есть. Он промолчал. – Отец, мать? – Отец, – он ответил слишком быстро, чтобы не поверить ему. – Откуда вы родом? – Детройт, Мичиган. – В самом деле? Я тоже! Вернее, была, пока мои родители не переселились в Канаду. В какую школу вы ходили? Долгая пауза. – Ладно, я не из Мичигана, – признался он. Элен рассмеялась и сама удивилась этому. – Обманщик! Впрочем, и я тоже не из Мичигана. Она увидела, как он улыбнулся и пожал плечами. – Вы довольно хороши в этом. Она шмыгнула носом, широко улыбнулась и сказала: – Вы даже не представляете, насколько. Глава 22 В начале апреля утро в Сахеле обычно бывает жарким и солнечным и становится все жарче и солнечнее с каждым часом, под верещание птиц и стрекот насекомых. В душном салоне автомобиля, под буро-зеленым пологом густого кустарника, Джентри смахнул с кончика носа сороконожку и попытался снова заснуть, но не смог. Он протер глаза и вытер пот, высохший ночью на лбу и ресницах, потом открыл окно. Салон сразу наполнился свежим воздухом, и он глубоко задышал. Ему удалось поспать два-три часа, да и то урывками, но при его образе жизни тело привыкло извлекать максимальную пользу от минимального отдыха. В приглушенном утреннем свете под растительным пологом он попытался распланировать день. У него не было спутникового телефона, и он не мог сообщить «Сьерре-один» о том, что произошло. Но он и не особенно жаждал этого звонка. Посадка в Дарфуре была неудачной случайностью, но ее можно было обойти сравнительно легко. В отличие от того, что случилось потом. От всех угроз для операции, возникших в Эль-Фашире. Корт прекрасно понимал, что это его вина. Ряд промахов и недоразумений с его стороны привел его к нынешней ситуации и подверг опасности провала операцию «Ночной сапфир», в которой Корт играл ключевую роль. Что теперь, Джентри? Он посмотрел на женщину. Корт уже долгое время не находился так близко к особе женского пола, не считая двух пожилых медсестер на лечении во Франции и ассистентки ветеринара, чьи дилетантские швы, несомненно, спасли ему жизнь и помогли сохранить жизнь тем, кого он отправился спасать в прошлом декабре. Сейчас все было по-другому. Она спала в нескольких футах от него – тихая, спокойная, и, насколько он мог судить по своему ограниченному опыту, вполне довольная. Ночью она несколько раз вскрикивала от страха и будила Корта, но он ничего не сделал, чтобы успокоить ее. Он не знал, как это делать. Утешение не принадлежало к числу его профессиональных навыков. Она была красивой. Примерно его возраста, с короткими рыжевато-каштановыми волосами, разметавшимися во сне по лицу. Он уважал ее присутствие здесь, в зоне боевых действий, хотя в целом придерживался невысокого мнения об адвокатах и международных организациях. Для человека вроде Корта МУС был не чем иным, как банкетным залом, наполненным чересчур образованными и недостаточно опытными профессиональными нытиками и склочниками, которые к тому же не имели реальной исполнительной силы или полномочий на все то, что они обещали делать. Для такого человека, как Корт, – судьи, жюри присяжных и палача в одном лице, – МУС казался невероятно далеким от реального мира. Но он невольно уважал эту женщину. То, как она выпятила свою маленькую грудь и объявила себя следователем МУС в окружении убийц, было невероятно глупо, но, несомненно, дерзко. Эта девушка была крепкой, с жестким характером, даже если ей не хватило ума вовремя придержать язык. Он солгал ей об убийстве двух человек из НСБ, но сделал это ради ее же блага. Судя по ее вопросам, сейчас она не смогла бы спокойно воспринять такую информацию, а ему было нужно, чтобы она могла управлять автомобилем и сохраняла душевное равновесие. Ему пришлось убить их, потому что даже со сменой одежды и тюрбаном, обмотанным вокруг лица, они бы легко опознали его как члена команды «ИЛ-76», который говорил по-английски и по-французски и кричал на женщину. Ему повезло, что Элен Уолш не видела, как он стрелял в них, и он не видел смысла обременять ее этим знанием. Она начала шевелиться, облизнула губы и потерла нос. На мгновение ему захотелось протянуть руку и отвести волосы, упавшие ей на лицо. Это было мощное чувство. Оно напомнило ему об ощущении, которое он испытывал, когда смотрел на баночку с болеутоляющими таблетками в своей комнате в Ницце. Он понимал, что ему не следует протягивать руку, но это не умаляло его желания. Вчера ночью он слишком много болтал. Внезапно вспомнив об этом, он раздраженно поморщился. Их разговор продолжался не менее часа. Ей удалось вытянуть из него больше правдивой информации, чем любому другому человеку, с кем он встречался за очень долгое время. Девяносто процентов разговора было посвящено ей, – ее семье, друзьям, опыту и впечатлениям от работы в МУС. Но в остальное время говорил он, и половину этого времени он говорил правду. Конечно, он не выдал никакой оперативной информации; в этом можно было не сомневаться. Но он признался, что у него есть родители и они развелись, когда он был совсем молодым, что у него был брат – тот умер несколько лет назад. Он понятия не имел, почему рассказал об этом. В конце концов он пришел к выводу, что она была чертовски хорошей следовательницей, вытягивающей факты из собеседника и вселяющей в него уверенность, что они просто болтают. Между тем она оценивала каждое слово, выбрасывала ненужное, а на основе остального составляла впечатление о человеке и понимание того, кто он такой. И что он пытается скрыть. Корт испытывал неуютное и стойкое ощущение, что эта женщина, которая сейчас спала в трех футах от него, отделенная лишь спинками передних сидений, каким-то образом глубоко заглянула ему в душу и узнала его историю, его прошлое и внутренних демонов, которых он прятал даже от себя. Это было тошнотворное чувство незащищенности и уязвимости. В то же время оно наделяло его родством с этой женщиной и создавало ощущение близости, к которому он совершенно не привык. Корт долго смотрел на нее. Он наблюдал, как ее грудь вздымается и опадает в такт медленному сонному дыханию.