Я ожидаю сильного удара, столкновения. Но мы просто летим вперед в безопасности своего варп-пузыря, двигаясь быстрее скорости света. «Большой Д» жалуется. Его двигатель вышел за пределы возможностей, черная дыра в его сердце жадно пожирает экзотическую материю, угрожая освободиться от своих оков. Если тщательно созданный сверхплотный кокон, в котором она живет, лопнет, нас раздавит за одну микросекунду – или растянет в спагетти тысячами g. Я представляю себе наши раздавленные тела, запертые в варп-пузыре, все быстрее летящие навстречу бесконечности. Я углубляюсь в знания, полученные от Дюпре, пытаясь стабилизировать изжогу двигателя, пока он нас не сожрал. – Помогите, – бурчу я Дюпре, – как мне выключить эту штуку? – Можно извлечь привод. Червоточина привязана к галактическому центру, видишь? – Он напряженно улыбается, и я чувствую, как его разум присоединяется к моему. – Вот так. Мы делаем это вместе, силой мысли, как будто во всем мире нет ничего проще, чем шунтировать оболочку из экзотической материи через тысячи световых лет в галактическое ядро. Пузырь схлопывается. Чернота дрожит и становится полем звезд. На экране видна бледно-голубая точка. Мы летим домой. Я смотрю на Землю, позволяя своему разуму блуждать по коридорам корабля. Энергия по-прежнему циркулирует в сверхпроводящих катушках, которые расположены по всей длине корабля, и привод смещения продолжает работать. В общении с кораблем есть абстрактная красота, спокойствие, которое удерживает мой разум подальше от всего, что произошло. Интересно, сделал ли что-то Дюпре с моим мозгом? Что-то, что позволяет мне относиться ко всему этому спокойно. Мне кажется, что, останься я той Кейт, которой была всего пару часов назад, я бы представляла собой невнятную руину. А может, моя собственная система спасает меня от шока, и, стоит мне только вернуться на Землю, я сразу сойду с ума и меня увезут туда, где АНБ прячет агентов, получивших психические травмы при исполнении служебных обязанностей. Вместо этого я чувствую себя удивительно довольной и безмятежной. Если бы не болезненное осознание того, что Соан скоро сделает с Землей что-то ужасное, если мы ничего не предпримем, я бы провела в этом состоянии остаток своих дней. Я даже не замечаю, как Дюпре уходит и возвращается. Удивленно смотрю на него, когда он протягивает мне металлический баллон с пластиковым носиком. Пахнет кофе. У Дюпре трясутся руки, и он с трудом достает пузырек с таблетками из нагрудного кармана. Открывает его и глотает две ярко-зеленые капсулы. Затем он откидывается назад и глубоко вздыхает. – Когда мы вернемся, нужно будет отвезти вас в больницу, – говорю я ему. – Ерунда, – усмехается он, – подумаем об этом завтра, если выживем. Я еще вас всех переживу. – Поверить не могу, что у вас здесь есть кофе. – А я говорил, что джентльмен всегда путешествует с комфортом. Кофе пахнет так, как и должен пахнуть кофе, он крепкий и горьковатый, и я позволяю кофе, звездам, Земле и гулу гигантского космического корабля погрузить себя в поток чувственного дзена. Потом я вдруг понимаю, что умираю от голода. – Полагаю, в этой огромной ванне нет еды? Дюпре улыбается мне, не открывая глаз: – Какую прожарку предпочитаешь? – Доктор Дюпре, – заявляю я, – если вы полагаете, что я позволю собственному деду готовить мне ужин, вас ждет еще одна новость. Где кухня? Мы оставляем «Большого Д» парить над горой Шайенн. Командование воздушно-космической обороны Северной Америки ждет нас. Стальные двери открываются и закрываются за нами, и мы оказываемся в самом защищенном месте на Земле. ETINT теперь работает отсюда: возможно, это как-то связано с тем, что один из их агентов обзавелся космическим кораблем длиной в милю. Здесь везде камень, сталь и морские пехотинцы, комплекс держится на сотнях гигантских стальных пружин весом в семь тонн каждая. Он может выдержать прямое попадание многомегатонной боеголовки. Но, даже спрятавшись под огромной скалой, я ощущаю пугающее щекотание в затылке. Гомес и Кейси ждут нас в центре управления. Здесь все так восхитительно утилитарно и прозаично – молодые люди с бритыми головами, одетые в зеленую форму, сидят в опен-спейсе и смотрят на экраны компьютеров. На настенных экранах транслируют новости. Я чуть не плачу. Гомес крепко обнимает меня, и мне плевать, что у него изо рта пахнет луком. – Знаешь, – говорит он, – я обделался, когда увидел, как дом взлетает. Хорошо, что ты вернулась. Я сердито смотрю на крошечную фигурку Кейси. Глава ETINT, как всегда, невозмутима и в высшей степени пристойна, смотрит на меня поверх очков без оправы и не выказывает никаких признаков усталости. – Знаешь что, – говорю я, – у меня есть к тебе ряд претензий. Но это подождет. Сейчас нам надо… Я не успеваю закончить предложение – слишком знакомый титан в слаксах и гавайской рубашке возникает в центре комнаты. – Привет, Черныш, – говорит Соан, – давно не виделись. – И ты здравствуй, детка, – продолжает проекция, глядя на меня. – Надо было понять, что такая дикая кошечка неспроста таскается за этой мерзкой гнидой. Я в самом деле не ожидал последнего удара, ну и сам дурак. – Он хмурится. – Нам с Марти пришлось переделать все ядро старика «Странника», чтобы избавиться от твоих следов, – а это, как заметил поэт, кое-чего стоит! Барбара тоже не особо оценила твою стряпню, так что, боюсь, мы нескоро сможем снова пригласить тебя на ужин. Моя рыженькая выцарапает тебе глаза. – Чувство взаимно, – холодно говорю я. – Что тебе нужно? – спрашивает Дюпре. – Я уже говорил. Здесь нужно как следует прибраться. Я пытался анализировать материал, поступающий по телевидению и межмозговой сети, и, божечки, я не понимаю, что ты хочешь сделать, передать их по наследству, что ли? Ты же рассказывал мне о своих имперских планах, помнишь? Рабочий класс под успокоительными и сверхбогатые. Ну а я предпочитаю путь зеленого мира: избавиться от непригодных и заставить людей бороться, чтобы стать лучше. А здесь есть с чем побороться, ей-богу. Вот эти машины в М4 – надо с ними разобраться, пока они не разобрались с нами. И разные там расы, которые сами себя загнали в задницу и лишились тел. Они построили кучу всего, и никто им не пользуется. Надо просто все это захватить. – Как угодно. – Дюпре морщится. – А от меня-то ты что хочешь? – Я не хочу, чтобы мой сын родился в твоем мире, Черныш, – говорит Соан. – Твой сын? – Да, сын. Представляешь, у людей бывает семья, о которой нужно заботиться. И ты довольно давно занимался этим местом. Пора его отдать. Очистить Землю. Выключить этот интер-яд, восстановить какой-то социальный порядок. Думаю, тебе хватит дури, чтобы разобраться с этим в двадцать четыре часа. Если наше гнездышко не будет в полном порядке к тому времени, мы займемся приборкой со «Звездного странника». И я сильно сомневаюсь, что тебе это понравится. Дюпре не отвечает. Кейси прикрывает рот рукой. Взгляд Соана становится каменным. – Ну и, чтобы показать вам, что я не болтун, я собираюсь вывести ваши военно-морские силы из разных уголков Земли прямо сейчас. Мне неинтересно, чтобы ты дал им привода смещения и погнал на меня. Физкультпривет! Увидимся через двадцать четыре часа. Проекция исчезает. Часы бьют пять. Новостные экраны сходят с ума. В Нью-Йорке идет дождь из кораблей. Они падают одновременно, образуя идеальную равномерную сетку, будто металлические градины падают из стратосферы. Я вижу, как авианосец обрушивается на Статую Свободы. Истребители, ссыпавшиеся с его палубы, летят вслед за ним. Атомные подводные лодки проходят сквозь бетон, как гигантские дельфины, и летят дальше. Я представляю себе, как реакторы, пораженные китайским синдромом, остановятся, только дойдя до ядра Земли. Линкоры похожи на гигантские кувалды, которые крушат небоскребы, как песочные замки. Дождь длится меньше минуты. Двадцать семь линкоров, десять авианосцев, двести эсминцев. Пятьдесят шесть крейсеров. Бесчисленное количество кораблей поддержки, замороженные тела четырех тысяч моряков. Это как выстрел из дробовика прямо в лицо. Бог пережевывает наши сталь, взрывчатку и атомные реакторы и плюется ими обратно в нас. Наконец дым и пыль над островом ослепляют нас, и остается только слушать. Через некоторое время я уже не слышу бессвязных репортажей, криков и сирен. Я хочу плакать, но слез нет. Рядом со мной громко ругается Гомес. Дюпре сидит в кресле с кружкой кофе в руке, покрытой бурыми старческими пятнами. Другой рукой он поглаживает свою седую щетину. Я хочу закричать на него, ударить его в лицо. «Ты знал. Ты знал, что он сделает это». Кто-то отключает спутниковые каналы и новости, и в зале темнеет. Несколько секунд мы дышим в гробовой тишине. Затем Дюпре начинает спокойно говорить: – Это еще не конец. Уверен, что дальше последует локальная гравитационная линза. Просто чтобы продемонстрировать, на что он способен. Через три минуты Солнце гаснет. – Да, я знал, – говорит Дюпре всем нам и сжимает переносицу пальцами. – Не в точности это, но ожидал чего-то вроде. Мне очень жаль всех этих людей, очень. Семьдесят лет назад я мог пустить пулю в мозг, который это устроил, но не пустил. Теперь я об этом жалею. Опять же, если бы я это сделал – сейчас я был бы там, наверху. И все прошло бы гораздо эффективнее, но вряд ли приятнее. – Позвольте прояснить ситуацию, – говорит президент с экрана. – Этот безумный террорист полагает, что вы – самый могущественный человек на Земле? Дюпре откидывается на спинку стула, улыбается мрачной улыбкой, и я могу прочесть в его глазах вопрос: «А насколько велик ваш космический корабль, господин президент?» – Все эти гражданские, сэр, – шепчет Гомес. – И Солнце погасло… Дюпре морщится: – Соан всегда был социал-дарвинистом. Это что-то вроде прополки. Сильные переживут эту ночь и останутся в лучшем мире. – Он трясет головой. – Хотел бы сказать, что это не совсем он, что это какой-то сплав поглощенных им разумов, просто одетых в его кожу, но нет. Под всем этим я все еще вижу того надменного упрямца, которого знавал в лаборатории. Все его тревоги, заботы и фанатизм попали в инопланетный разум и увеличились в тысячу раз. Поверьте, я знаю, как это работает. – Меня не интересует его психологическое состояние, – говорит президент. – Как нам с ним справиться? Национальная гвардия уже на улицах. Мы пытаемся давать в СМИ информацию о метеоритном дожде и затмении, но это не сработает. Каждый астроном-любитель на планете может увидеть эту чертову хреновину в небе. Дайте мне несколько вариантов действий. – У нас есть сценарий ядерного варианта на случай вторжения… – начинает Кейси. – Это не вариант, – перебивает Дюпре и хмурится. – Вы, люди, никак не можете осознать масштаб. Этим кораблем Соан может уничтожить Солнечную систему, если захочет. Он хочет драки. Он до сих пор играет в старую игру. Наш единственный шанс – поиграть с ним. Некоторое время. А потом изменить правила игры. Я долго думал об этом, я знаю Соана. Я могу кое-что сделать и заставить его действовать. Но мне нужно время. – Мы были бы признательны, если бы вы поделились своим планом с нами, доктор Дюпре, – раздраженно говорит президент. – Не глупите, – рычит Дюпре. – Какую часть отчета Кейт Лерой о том, что он может читать мысли, вы не поняли? – Доктор, вы понимаете, с кем разговариваете? – Он дал нам двадцать четыре часа, господин президент, – тихо говорю я. – Два из них уже прошли. Президент опускает взгляд. – Хорошо, – наконец говорит он, – продолжайте. Но все оперативные решения остаются за мной. Экран гаснет.