– Ты должна мне все-все рассказать. Нас так долго не было! Кажется, много лет прошло! Что носят в наши дни? – Брюки. – Я выдавливаю улыбку. Дом – идеальная копия особняка в Новой Англии. Стены украшены картинами, спортивными трофеями и фотографиями одного человека. Думаю, что это Мартин Крэнстон, который позирует рядом со старым самолетом. Кухня выглядит не совсем так, как я ожидала. Полки и шкафы пусты, зато имеется большой дубовый стол. С потолка медленно спускается металлическое устройство, похожее на гибрид головного убора дантиста и реактивного ранца Бака Роджерса. Барбара надевает его на голову. – Чего бы ты хотела, милая? – Что это? – спрашиваю я. – Ах, это? Это Дики однажды придумал, чтобы не тратить время на стряпню. Я просто думаю, чего хочу, и оно создает пищу из молекул или какой-то такой ерунды. У него в рубке такое тоже есть, только огромное, для всего корабля или его Мозга, как он говорит. С ним нужно быть очень осторожным. Он говорит, что одна случайная мысль может взорвать весь корабль. Хорошо, что эта штука делает только вещи. Она закрывает глаза. Дымящаяся тарелка с толстенным стейком, погребенным под лужей соуса и грудой карамелизованного лука, появляется на столе. Я ожидаю какого-то мерцания, как в «Звездном пути», но ничего такого: тарелка просто беззвучно возникает. – Ну вот. Наваливайся. В моем усталом мозгу звенит колокольчик. Мне просто надо задавать правильные вопросы, и тогда я узнаю кое-что. Мы едим, ведем праздные беседы, и хотя меня все еще трясет, я чувствую себя удивительно хорошо. В желудке теплая еда, я рассказываю им о Жане-Поле Готье, и они охают и ахают. – Откуда у тебя такой чудесный браслет? – спрашиваю я Барбару. – Ой, а я и не помню! – говорит она, и глаза ее странно пустеют. – Мы везде были. Хорошо, что Дик построил этот корабль, новый. В первом нельзя было даже нормально принять ванну. Это было ужасно. – А как он его построил? – Ой, я этого всего не понимаю. И не очень беспокоюсь о таких вещах. Вокруг той звезды было такое зеленое пространство, вроде аквариума с рыбками. Дики там очень хорошо поладил с машинами, и они сделали большую часть работы. Хотя, конечно, все это придумали Дик и Марти. Они ужасно умные, ну ты знаешь. – Она улыбается: – Помнишь, Пег? Мы там умерли. Хорошо, что Дик вернул нас обратно. Пег кивает. – Да уж, – ежится она, – даже думать противно о том, каково быть мертвой. Но теперь мы в порядке. – Она широко улыбается. Я смотрю на них, и в моем сознании зарождается подозрение. Я помню слова Дюпре. Он никогда ничего не выбрасывает. Я думаю, как Соан выдрал воспоминания из моего разума, думаю об их идеальном цвете лица. Будто бы отфотошопленные журнальные фотографии ожили. – Можно я спрошу? – говорю я. – Как, по-вашему, какой сейчас год? На их идеальных лицах мелькает замешательство. – Что за вопрос, – говорит Барбара, – тысяча девятьсот тридцать второй, конечно! После ужина я откидываюсь на спинку стула. – Это было чудесно, Барбара. Просто невероятно. Дики счастливчик. Пег хихикает. – Знаешь, что еще бы не помешало. – Я понижаю голос. – Хотя не надо. Нужно бы и о фигуре подумать. – Говори, – подмигивает Барбара, – мы никому не скажем. – Малиновый пудинг моей мамы, – задумчиво говорю я. – Вот бы сейчас порцию. И кофе. – Я приготовлю кофе! – нетерпеливо говорит Пег и надевает гарнитуру. Три красивые фарфоровые чашки материализуются перед нами. – А вот с пудингом я вряд ли смогу помочь. – Может, я сама попробую? – невинно спрашиваю я. – Не знаю, – говорит Пег. – Марти сказал, что только нам можно этим пользоваться. – Не говори глупостей, Пегги! – возражает Барбара. – Что еще Марти мог сказать, если здесь больше никого нет! Пусть Кэйти попробует. Она встает и протягивает мне гарнитуру: – Держи. Просто надевай и хорошенько подумай о пудинге. Только осторожнее, чтобы мы в нем не утонули. Она пронзительно хихикает, будто расстроенная скрипка. Я вызываю в памяти образ бывшего бойфренда-морпеха, который водил меня на стрельбище и научил разбирать автомат M16A2. Нет. Это уже не сработало. Мне нужно что-то потоньше. И тогда приходит идея. Это жестоко, но такое уж у меня настроение. Я надеваю гарнитуру. Пудинг начинает пожирать лицо Барбары. И стол. И дом. Серая бурлящая масса пухнет, излучает тепло, растет, как пятно на ускоренной перемотке, течет и отращивает голодные щупальца. – Боже, Кэйти, это чудесно, – говорит Барбара, и уродливая серая опухоль расцветает на ее щеке. – Ты должна дать мне рецепт. Слизь капает на стол у нее изо рта. Классический трюк для теста Тьюринга: если ввести что-то, что находится за пределами системы координат чат-бота, он продолжит действовать, как будто этого не существует. Пег уже поглотила бурлящая масса. У меня эйдетическая память. ETINT однажды проводил оценку экзистенциальных угроз. Мы рассмотрели гипотетические конструкции самовоспроизводящихся нанороботов, пытались оценить их разрушительный потенциал. Мы пришли к выводу, что, начав с нуля, они уничтожили бы всю биосферу Земли меньше чем за час. Если схема, которую я подумала в гарнитуру – это что-то вроде молекулярного ассемблера, кажется, – работает как надо, у меня есть что-то около пяти минут. Бросаю на них последний взгляд. Что случилось с настоящими женщинами? Они действительно умерли или сошли с ума? Есть ли на этом корабле кладбище? Может, Соан – тоже уже не оригинал? Я решаю, что мне все равно, разворачиваюсь и бегу. Я успеваю как раз вовремя. Дом стонет и рушится, опорные структуры исчезают, и мне в спину дует горячий ветер – серая слизь по мере роста излучает тепло. Затем я делаю то, чего никогда раньше не делала: ору. Я выпускаю гнев, страх и разочарование в одном пронзительном крике, который исходит из низа живота. Мой инструктор по тай-бо всегда говорил, что именно так получается настоящий «киай». Я почти уверена, что это больше похоже на боевой клич, чем на призыв о помощи. Но он срабатывает. Соан и Крэнстон подхватывают меня, когда я падаю. – Доктор Соан, это было ужасно. – Я закатываю глаза. – Я не знаю, что произошло. Я просто подумала в этой машине, и она сошла с ума… Крэнстон замирает. По ужасному замешательству на его лице я понимаю, что он тоже всего лишь марионетка, еще одно продолжение маленького мира, построенного Соаном. Позади нас серая слизь вскипает грибовидным облаком. – Мне нужно в рубку, чтобы ее убрать, – говорит Соан и ослепительно улыбается. – Не волнуйся, детка. Я очень быстро все исправлю. И он беззвучно исчезает. Дюпре стоит в тридцати футах от меня и с любопытством смотрит на растущий хаос. Жара уже обжигает, облако движется к нам, набирая скорость. – У нас мало времени! – кричу я. Дюпре с интересом смотрит на меня и иронично улыбается: – Это вы сделали? Готов поспорить, такого он не ожидал. – Вы можете нас отсюда вытащить? Ваша машина все еще работает? Дюпре кивает. Мы бежим к его покосившемуся дому, и доктор не отстает, хотя и пыхтит, как паровой двигатель. Мы оказываемся внизу. Я захлопываю дверь и слышу болезненный хриплый звук. Дюпре смеется. Глава четвертая. Большой Д Дюпре уводит дом от маленького планетоида, пальцы танцуют на клавиатуре М-теоретической машины. Свечение поля смещения окутывает нас, и гравитация пропадает. На этот раз я почти рада тошноте и головокружению. – Вы придумали весьма впечатляющий трюк, но упустили важную деталь, – говорит Дюпре. – Нам не выбраться из «Звездного странника». Я даже не знаю, является ли его внешняя оболочка материей. Возможно, это какой-то изъян в пространстве или пикотехнологическая псевдоматерия. – Что-то я не видела, чтобы вы там хоть что-то сделали, – язвительно говорю я. – Нет, не видели, – улыбается Дюпре. – И что это значит? Внезапно машина Дюпре снова звенит. Он уже гонится за нами? Страх выкручивает мне кишки.