– Зачем ты пришел, Что ты ищешь, Сын Оранена, Дитя ячменя? Оранен сделал еще глоток водки и рассмеялся. Все это было достаточно странным, чтобы казаться смешным. К тому же в его венах звенела выпивка. – Perkele, я не знаю! Проклятье, дайте человеку спокойно покончить с собой! – Здесь нет смерти, Нет танцующих дочерей Туони, Только урожай, Только Пекко, благословение поля. Великан направился к Оранену. Ноги его глубоко уходили в полузамерзшую землю, и его следы дымились. Ячмень склонял головки, когда мимо проходил великан. От его тела исходило тепло. Его запах напомнил Оранену шипение пива на камнях. Великан протянул руку размером с лопату, выхватил бутылку из рук Оранена, понюхал и отбросил в сторону. – Маленький человек пьет Плохое вино, Не то что ячменная вода. Недостойно сына Оранена. Великан зарокотал смехом, словно у него в груди началось землетрясение. Слезы гнева потекли по щекам Оранена. «Этот вонючий тролль надо мной издевается. Или у меня глюки. Я явно достаточно выпил». Он понял, что все еще держит в руках обрез. Был только один способ выяснить правду. Он выстрелил из обоих стволов в грудь великана. Выстрел был подобен удару грома. Что-то теплое брызнуло ему в лицо. Гигант отшатнулся и засмеялся. Черная кровоточащая воронка в его груди быстро закрывалась. – Оставь меня в покое, saatana! – пробормотал Оранен. – Уйди. Струйка крови великана затекла ему в рот. Она походила вкусом на пиво, густое и чуть горьковатое, – нет, на медовуху, сладкую и хмельную. Она походила на смесь всех элей, пива или биттеров, которые он пробовал в жизни, и на что-то еще. Она была как жидкая земля. Оранен выронил обрез и спрятал лицо в ладонях. Великан присел рядом с ним на корточки, мягко улыбнулся и положил руку ему на плечо. – Выпей со мной, Пей мою кровь, Сын Оранена, сын ячменя. Сыграй с Пекко в древнюю игру, Проверь свое мужество. Кто больше выпьет, тот и сильнее. Мужчина умеет пить. – Я не хочу играть в игры, – возразил Оранен, – я просто хочу умереть. Думаю, именно этого хотел папа. Чтобы ты стал моей смертью. – Если ты победишь, я исполню твое желание; Если Оранен победит, старый Пекко смягчится, Я отнесу тебя в Туони на спине, Отведу тебя к реке черного лебедя. – А если я проиграю? – Добр стал старый Пекко, Добрый Хиттавайнен, Семя чресл твоих хочет он, Сердце твоего первенца, – прошептал Пеллонпекко, и его глаза стали темнее, приобрели цвет засохшей крови. «Мой первенец? – Оранен задумался: – Но у меня его нет – если только Маркетта не солгала, сука. А она лгала? Это все реально?» Но брошенный великаном вызов словно горел в сознании. Perkele, выпивка – это единственное, что он по-настоящему умел делать. Оранен заставил себя улыбнуться. – Валяй, – сказал он. Пеллонпекко улыбнулся. Затем он погрузил правую руку в землю и выдернул оттуда что-то. Разжал пальцы. На грязной ладони лежал человеческий череп без верхушки, с обломанными костяными краями. Он был до краев наполнен темной пенистой жидкостью. Оранен схватил его и сделал большой глоток. Оранен потерял счет времени. Он не знал, как долго они просидели на ячменном поле в свете раннего рассвета, передавая туда-сюда череп. Каждый глоток оборачивался взрывом во рту. То и дело всплывали чужие воспоминания: сгорбленные, упрямые люди, которые растили на этом поле ячмень, приносили жертвы Пеллонпекко, пили пиво, сваренное из его плоти в дни сбора урожая, чтобы согреться темными зимними вечерами. Сначала ему стало легче от меда. Он смеялся и шутил пошлые шутки. Пекко улыбался и загадывал ему загадки, ответы на которые ничего не значили для Оранена. – Ушли слова Випунена, Мертва мудрость Антеро, Из умов маленьких людей, В сердцах маленьких людей, – сказал великан и печально покачал головой. Это было так смешно, что Оранен расхохотался. Вскоре напиток начал казаться кислым. Глотать стало трудно, мед свинцом падал в живот. Но Оранен продолжал пить. Он думал об Антти и Маркетте и о своем глупом, упрямом отце, который втянул его во все это, и пил, сжигая тьму внутри оставшимся гневом. Потом он начал пить свою смерть. Пеллонпекко пил вровень с ним, грустно улыбаясь. Когда смерть миновала, Оранен стал пить за Туомаса. За своего сына. За его светлые кудри, за желтую курточку и любовь к мультику «Суперкрошки». Потихоньку он начал вырубаться, и наконец, когда ему уже казалось, что руки превратились в огромные неуклюжие рукавицы, а голова стала железной наковальней, он пролил немного меда на землю. Последнее, что он увидел перед тем, как мир исчез, был Пеллонпекко с черепом его отца в руках. Он проиграл. «Туомас. Не бери Туомаса, – подумал он, – пожалуйста». А потом Оранен уснул. Пеллонпекко смотрел, как над лежащим человеком восходит солнце. Хорошо был выкован Оранен, Хитрый твой старый отец: Перепил Пекко, Связал Хиттавайнена словом. Лучше тебя старый Оранен пил,