«Я очарован тобой», — помнится, сказал он. Я украдкой бросаю взгляд на его профиль. Он чувствует это и поворачивается. Наши взгляды встречаются, и мне кажется, что он целует меня своими глазами. Сегодняшний вечер внезапно кажется невероятно значимым. Сент словно сделал для меня, дал мне то, что не делал и не давал никому больше. Дальше мама докладывает, что в подростковом возрасте я читала по выходным. — Она не была тусовщицей? — он спросил об этом мою мать, но явно для того, чтобы подразнить меня. Могу сказать это по взгляду — и улыбке — который он мне посылает. Улыбке, которую ни одна женщина на Земле не смогла бы перенести с сухими трусиками. — О нет, хотя ей нравится веселиться, — уверяет мама. — Но Рейчел вернулась даже с выпускного в двенадцать. Ее кавалер не смог заинтересовать ее настолько, чтобы она осталась подольше. На самом деле ее никто не интересовал. Раньше я думала, что ей нужен мужчина настолько неотразимый, что ее истории будут казаться блеклыми на его фоне, что он сделает ее реальность намного более захватывающей, чем выдуманный мир. Я чувствую на себе его ласковый взгляд. — Значит, такого не нашлось, — хищно заявляет он. Я задерживаю дыхание. — Никого, — подтверждает мама. «Кроме тебя», — говорю ему глазами, когда он мне улыбается. То, как он смотрит на меня сейчас, стискивая зубы, намного лучше секса. — Грех, нам просто необходимо найти кого-то, кто рассказал бы мне твои неловкие истории, чтобы мы поквитались, — поддразниваю его хриплым, застенчивым голосом. Он снова сжимает мою руку под столом, а его голос падает на октаву. — Погугли. Тогда ты не просто поквитаешься. — Кстати, она придумывала истории о семьях, — продолжает мама. — Обычно очень сладкие. Я переживала, потому что она была слишком оптимистична для реального мира, но, полагаю, именно так она справлялась с потерей Майкла. После понимающего кивка, направленного на мою мать, глаза Сента снова ищут меня. Снова ласкают меня взглядом, но в этот раз они не ощущаются сексуальными. Мне кажется, это гораздо больше. Мужские глаза, глубокие, как вечность, просто говорят: «Я понимаю». — Соболезную вам обеим, — наконец шепчет он, и я замечаю, что Сенту требуется усилие, чтобы отвести от меня взгляд. Холодные искорки, которые так часто встречаются в глазах Малкольма Сента, сейчас пропали. Он живой, такой человечный, сидит, как затихшая буря, за нашим обеденным столом. Сильный, энергичный и естественный несмотря на то, что он ненормально красив и ненормально могущественен. Я замечаю, что мама слегка краснеет, когда он полностью сосредотачивается на ней. — Я знаю, что ты тоже потерял свою мать. Соболезную. — Спасибо, — тихо отвечает он. — Ты можешь всегда прийти сюда, Малкольм. В любое время. Когда вскоре после этого мама провожает нас до двери и Малкольм спрашивает, пойду ли я с ним, я краснею и киваю. Я даже не собираюсь притворяться, что не хочу оказаться прямо сейчас с ним наедине. Он прощается с моей матерью, а затем говорит снова, без колебаний или сожалений. — Я не умею давать обещания. Но я хочу, чтобы вы знали, что у меня не было серьезных отношений до встречи с вашей дочерью, и теперь, узнав, что я первый мужчина, которого она привела домой, я буду стремиться стать и последним. Я покраснела до корней волос. О, боже. Неужели Сент сказал такое моей матери? — Никаких обещаний и не нужно. Просто будь добр к ней, — шепчет она ему от всего сердца. А потом... — Пожалуйста. Возьмите с собой десерт. Я не буду его есть, вам двоим больше пригодится. Это любимое блюдо Рейчел, — добавляет она, подавая пирог, плотно завернутый в алюминиевую фольгу. Я обнимаю и благодарю ее, за что получаю огромную широкую улыбку, которая дает мне понять, как сильно мама меня любит и что она умиротворена тем, что происходит между мной и Малкольмом (возможно, у нас даже отношения). Мое сердце чувствует себя удовлетворенным. Сент подводит меня к своей машине, открывает дверцу, и когда я усаживаюсь, он наклоняется, чтобы застегнуть мой ремень безопасности. Когда его пальцы касаются меня, меня охватывает сексуальное томление. Что за способность такая превратить домашний ужин в прелюдию? Я думаю, Сент понимает, что я горю, потому что в следующую секунду удерживает мой затылок и целует. Поцелуй медленный и сладкий, отчего мои бедра сжимаются. Я смутно задаюсь вопросом, привыкну ли я когда-нибудь к его поцелуям. Сильный и уверенный, он трахает языком мой рот. Когда он принимается посасывать мой язык, я крепче сжимаю его плечи. — Что это было? — Я захотел, — он улыбается, поглаживая большим пальцем уголок моих губ. Затем захлопывает дверцу, обходит машину с сексуальным и довольным выражением лица и садится за руль. Когда мы выезжаем из района, я замечаю, что он едет медленнее, чем обычно — вероятно, из-за пирога, который лежит у моих ног, — и размышляю вслух: — Интересно, что бы подумал о тебе мой отец? Возненавидел или восхитился твоим положением в обществе? Он скидывает бровь. — Скажем так. Мой собственный отец терпеть меня не может. Я и не жду, что чей-то меня полюбит. — Слабые мужчины не любят сильных. Они напоминают им о том, кем им не удалось стать. Теперь обе его брови поднимаются, и он бросает на меня такой восхищенный взгляд, что я расцветаю. Он обхватывает мое лицо ладонями и касается большим пальцем уголка моего рта. — Мой отец не слабак, но он упрям и эгоистичен. — Малкольм переключает передачу, и кольцо на его большом пальце при этом блестит. — Мой папа определенно предостерег бы меня от тебя, конечно... но даже не знаю, Грех. — Я мечтательно запрокидываю голову и вздыхаю. — Мне кажется, он бы очень тобой восхищался. — Ты бы понравилась моей маме, детка. — Нежно изогнув губы, он протягивает руку и приподнимает мой подбородок. — Кто же может не любить тебя? — Ты, — выпаливаю я, а затем закрываю рот ладонями. — О, боже, ничего не говори. НИЧЕГО НЕ ГОВОРИ! ЭТО НЕ СЧИТАЕТСЯ! — Рейч… — Сент хрипло смеется, а его глаза светятся. — НЕ НАДО! НЕ ОТРИЦАЙ, НЕ СОГЛАШАЙСЯ, ПРОСТО МОЛЧИ. Прости, сама не знаю, зачем я это сказала. Нечестно вытаскивать из тебя информацию силком. Тогда он останавливает машину, обнимает меня обеими руками и целует. Не легкое прикосновение. А поцелуй, от которого дрожат колени и легким не хватает воздуха. — Не надо, — умоляю я, когда он от меня отрывается. — Я ничего не говорю, — невинно замечает он. — Окей. Пожалуйста, не надо. Я дрожу от желания, чтобы он сказал это сейчас. Хоть что-то. Возможно, он ничего ко мне не чувствует. Возможно, следовало дать ему высказаться. Возможно, я не смогла бы принять то, что он сказал. Ух. Я даже смотреть на него сейчас не могу. Я таращусь в окно, когда Сент втягивает автомобиль обратно в дорожный поток, в то время как мой желудок бурлит. Сент берет мою ладонь и сжимает ее, и я влюбляюсь в него еще сильнее. Каким бы ни был его ответ, он все еще держит меня за руку. Он все еще здесь, со мной. Но когда я продолжаю молчать, он немного притормаживает, наклоняется и нежно целует меня в губы. Одна его рука на руле, другая — на моем затылке. — А это еще зачем? — Я облизываю губы, смотрю на его рот. — Так захотел. — Он снова нежно целует меня. — Привыкай к этому. Я жду, когда он в следующий раз остановится на светофоре, и тянусь к нему. — Привыкай к этому. Мы дико целуемся более дико, а потом улыбаемся. *** Мы едем на лифте в пентхаус, где он спит, ест, живет. Где он занимался со мной любовью как сумасшедший. Мое сердце колотится так сильно, что я даже не слышу сигнал лифта — двери просто внезапно открываются. Сент даже не спросил, еду ли я к нему. Это было данностью. Мы решили, что проведем выходные вместе, словно это самая естественная вещь в мире. И мне начинает казаться, что так оно и есть. Я выхожу из лифта, вид его великолепной квартиры и мысли о том, что нас здесь ждет, заставляет меня испытывать почти болезненное возбуждение. Мои легкие сжимаются. Я снова провожу здесь ночь, и мне почему-то кажется, что наши отношения превращаются во что-то более глубокое, сильное, долгое. Я кладу пирог на его блестящую кухонную стойку, когда он подходит сзади и обнимает меня одной рукой.