Сердце покалывает до самого обеда, и я всерьез задумываюсь о словах Тэты. Она права: ни сейчас, ни в ближайшее время я не имею права загонять себя в могилу. Вечером мне становится немного лучше, я поднимаюсь на балкон. Харэн стоит, облокотившись об парапет, смотрит на звезды. — Ты здесь, — говорю тихо. — Знал, что ты тоже поднимешься. — Он отстраняется от ограждения. — Хочешь поговорить? — Я только сейчас вспоминаю, что сегодня тот самый день, которого мы ждали. Ему исполнилось двенадцать. Он долго думает, вероятно, перебирает все свои вопросы и решает, какой существеннее. Затем спрашивает: — Я буду хорошим королем? — Он так похож на нее. Я чувствую, будто жизнь идет по второму кругу. — Конечно, будешь. — Ты был прав, бегать от этого бесполезно. Я сделаю все, что в моих силах. Я больше никого не подведу. Передо мной совсем не тот Харэн, который пару дней назад заливался слезами и винил себя во всех бедах. Я вижу в его глазах ясность, вижу взрослого человека, готового к испытаниям судьбы. Чего бы мне это ни стоило, я буду с ним до конца. Это мой долг и мое самое сокровенное желание. — Ты чего? — спрашивает он растерянно, и я понимаю, что к моим глазам подступила влага. — Я тоже в тебя верю. И я обязательно расскажу ему правду. Эпилог Прошло полгода со дня, когда я дал обещание. И вот я снова здесь. Перед могилой Мерт свежие следы: ее навещали совсем недавно. Я беру горстку песка и сжимаю в руке, песчинки падают на мои колени. Разжимаю ладонь, протягиваю ее к надгробию — камень обжигает кожу, и тепло волной проходит через все тело. Имею ли я право разлучать их? Простить Миэну и забрать ее во Дворец — только на словах это звучит просто. Я оторву ее от привычной жизни, пусть и нелегкой, и окуну в совсем другой мир, где не будет ее дочери. Как к ней будут относиться? Смогу ли я уберечь ее от злых языков? Не станет ли Миэна мишенью для тех, кому я переступил дорогу или сделаю это в будущем? Я поставлю ее перед тяжелым выбором: либо я, либо Мерт. Если она пойдет со мной, то вернется сюда нескоро. Но я долго шел к этому решению, отступать слишком поздно. Я прощаюсь с сестрой и ступаю к дому Миэны. В мыслях я все еще зову ее по имени. Я стучусь. Она открывает. — Господин? Я вас помню. Вы, кажется… — Улыбка мгновенно сползает с ее лица, на нем появляется странное выражение. — Ваши глаза, они изменились. — Не только они, но Миэна не замечает всего остального: ни шрама, ни исчезнувшей слезы. — В тот раз мы ушли не попрощавшись. — Я говорю на инэмском, но и это ее не удивляет. — Вы, кажется, отец того мальчика, Рэна. — Да, пришел отблагодарить. Мы вынуждены были скрываться. Впрочем, это долгая история. — Заходите. — Миэна вновь натягивает улыбку на лицо. — Вы… Вы правда преодолели такой долгий путь, чтобы… В этот раз я с еще большим интересом рассматриваю дом изнутри. Неровные стены, низкий потолок, ветхая посуда. Здесь слишком тесно, слишком плохо пахнет. На Миэне старая-старая одежда, но на удивление достаточно чистая для такого места. — Так на кого я похож? — спрашиваю. — Когда я уходил, Вы не договорили. — На моего покойного сына. — Его могила тоже недалеко отсюда? — Нет. Нет могилы. Его не хоронили. Мне не отдали его… — Расскажете? — Я уже слышал от Харэна, но проще спрашивать, чем самому говорить. — Мне его не отдали, — повторяет она. — Сказали, уже поздно. — А Мерт? — Вы знаете ее имя? — Да, от Рэна. — Она умерла двадцать пять лет назад. Я узнала об этом спустя четыре года, когда получила весть о смерти моего мальчика. — К ее большим карим глазам подступают слезы. — Родители говорили, что они в другой семье, а оказалось… Я их не искала, я верила, что там им будет лучше, чем здесь. Нечистокровные не смогут пройти обряд инициации, они никогда не стали бы частью адасского общества. Я не хотела, чтобы они страдали. — Почему Вы поверили, что он мертв? — Я не хотела верить, но во Дворце мне сказали то же самое. — Душа не на месте от мысли, что она была совсем близко. — И Вы вернулись. — Да. Я плохо помню, как пережила следующий год. Меня не существовало. — Ваших родителей уже не было? — Да. Я приказала слугам построить у могилы дом. Через год я перебралась сюда, и с тех пор день от дня не отличается. — Седые пряди, вывалившиеся из косы, падают ей на лицо, мокнут и прилипают к щекам. — Почему Вы спрашиваете? Вы из Дворца? — В ее взгляде с трудом, но можно разглядеть тень надежды. — Кто Вы? Вы знали моего сына или мою дочь? — Миэна вновь смотрит на место, где была адасская метка. — Он жив. Следующее мгновение длится слишком долго. Она подается ко мне, ее губы дрожат, я не сразу различаю ее слова. — Это т-ты?.. Ты жив? В-вен? — Да. — Я думала… Неужели ты?.. — Да. Она тянет руку к моему лицу, осторожно касается шрама и всхлипывает — до этого она беззвучно лила слезы, теперь рыдает. В надежде ее успокоить хотя бы немного, я обнимаю. — Вен, сынок… Как я тебя не узнала, — шепчет она, между словами сбивчиво извиняясь. — Рэн такой славный… Ты, наверное, счастлив. Да? Скажи, что счастлив. — А ты знаешь, кто он? Тогда он был наследником инэмского престола, теперь король. — Как это? И ты его отец? — Да. Я все расскажу, обещаю. Скажи только, ты пойдешь со мной? Я бы тоже остался с Мерт, но я нужен ему. — Я пойду с тобой куда угодно! Она такая худая, маленькая. Обнимая, я чувствую ее ребра. Я не отпускаю ее до тех пор, пока ее глаза не высохнут, затем остаюсь на ночь, чтобы утром мы отправились в дорогу. Когда мама прижимается к моему плечу и засыпает, вода льется уже из моих глаз. Ларрэт, ты была права: прощать трудно, но оно того стоит.