— Как их много, — шепчет Ларрэт, угадывая мои мысли. Она подходит к ограждению вплотную и завороженно смотрит на далекие фигуры людей. Ветер развевает ее распущенные волосы и плащ. — Мне кажется, Цвэн сам уже не верит, — шепчет. — Я не знаю, как с ним говорить. Это тяжело. Айрону тяжелее, конечно. Знаешь, я тут подумала, что при любом раскладе мне придется с ним ладить. Мы должны остаться друзьями, иначе никак, он же возглавит отдел. — Верно. — Вен, а может проблема все-таки во мне? Мы так и не узнали, кто наложил проклятие. — Она говорит тихо, но я все же оглядываюсь и убеждаюсь, кто никого нет рядом. — А если это правда, и я не смогу родить наследника даже с тобой? — Слова колдуньи — это полная чушь. Вот увидишь. *** Через день Цвэн умирает. Жестокая все-таки традиция. Родным хочется проводить своего близкого в последний путь, увидеть его напоследок, но надо ждать окончания траура. Десять дней — это много. Но нужно привыкнуть к разлуке, так заведено. А что такое душа? Что с нами всеми произойдет после смерти? Мы не знаем наверняка. Без этой правды тяжело жить, но приходится. Мы не в том положении, чтобы горевать целыми днями, ведь наши жизни во что бы то ни стало продолжаются. На то и отведено десять дней, чтобы люди научились обходиться друг без друга. Глава 14. Письмо Спустя несколько дней после смерти отца Айрона скончался Крэйн. Он умер во сне. Днем ранее я познакомил его с Ларрэт, и все прошло замечательно, а вечером накануне мы с ним общались на арене Ордена. Ничто не предвещало беды. Мы разошлись, надеясь увидеться следующим вечером. Крэйн сидел на первом ряду зрительской трибуны и наблюдал, как его подросшие ученики тренируют новобранцев. Он сказал мне, что он прожил не ту жизнь, которую хотел, но все же счастлив. Я навсегда запомню его последнюю улыбку. Терять близких больно. Испытав это в восемь лет, я думал, что никого не подпущу близко к сердцу. Это было слишком самонадеянно и глупо. Замкнуться в себе и отгородиться от мира — значит умереть самому, отказаться от жизни. Со временем боль утраты ослабевает. Нельзя сказать, что жизнь возвращается в прежнее русло. Многое меняется, что-то переосмысливаешь, но привыкаешь рано или поздно. Иногда накатывают воспоминания, и ты чувствуешь себя безумно одиноким, жаждешь снова увидеть человека и поговорить с ним. От осознания, что это невозможно, снова накатывает боль, порою более сильная. Но ты смиряешься и идешь дальше. Жизнь — череда смирений. Будучи ребенком, я этого не понимал. Я не желал никому подчиняться: ни людям, ни обстоятельствам. В бесконечном сопротивлении я видел способ самозащиты. Теперь я понимаю: жизнь полна неурядиц, и только приняв это мы учимся ценить каждый ее день. До заветного часа осталось сорок дней. Я могу не вспомнить, какой сегодня день года, но точно вспомню, сколько их осталось до… Впрочем, эти двое помирились и, как ни удивительно, ладят как никогда прежде. Она все еще напоминает ему о сроке и по-прежнему делает все, чтобы дождаться, но не такая настырная, как раньше. Ларрэт не отказалась от своих планов, но стала мягче, стала более понимающей и ласковой. *** Сегодня я получил письмо. Мы используем бумагу в редких случаях, ведь и дерево материал малодоступный, и производить не так просто. Отправить сверток с посланием — это либо вынужденная мера, когда нужно точно определить отправителя по почерку и печати, либо событие из ряда вон выходящее. Отсутствие обратного адреса внушает еще большее беспокойство. Итак. Сегодня я получил письмо на свое имя без отправителя. Угроза ли это? Весточка от тайного врага, послание от родителей? Я теряюсь в догадках. Перебрав в уме все, что я мог бы найти внутри, я открываю и впиваюсь глазами в первую строчку. Почерк знакомый, но я не могу вспомнить, чей он. И я читаю целиком: Я не знаю, прочтешь ли ты. Ты находил на меня время только тогда, когда нуждался во мне. Что могло измениться? Я не знаю, следишь ли ты за мной, но хочу заверить: город не стал моим спасением. Я не знаю, как мне жить теперь и зачем. Мне безумно больно, что я больше не прежняя. Я противна и себе, и окружающим. Скажи, кто меня такой сделал? Кто заставил меня поверить в будущее и растоптал эту веру так жестоко? Я долго думала, кто из вас хуже: ты или этот противный старичок, которого мне приходилось подпускать к себе слишком близко. Лайсэн был жалок, но он не пытался казаться лучше, чем он есть. Он был честен со мной. В отличие от тебя, он никогда не скрывал, что я его вещь. А ты пытался убедить меня в обратном, вот в чем проблема. Наши тайные свидания делали меня счастливой. Мне бы жить и обманываться дальше, не знать горькой правды, но увы, она ударила по мне слишком сильно… Ты помнишь меня? Вен, неужели все, что между нами было, для тебя настолько ничтожно?.. Почему ты так изменился? Я все еще люблю тебя, прежнего тебя. Ты думаешь, что моя жертва оправдана? Сколько можно прикрывать прихоть долгом! Задумывался ли ты хоть раз, можешь ли ты вершить судьбы людей? Кто дал тебе это право? Я думаю о тебе постоянно. Ты когда-то говорил, что любовь делает людей слабыми и беспомощными. Это правда. Я ненавижу себя за эту слабость, но я бессильна, я не могу это изменить. Ты даже не заметил меня на прощании с Крэйном, а я приходила… Ты вычеркнул меня из своей жизни, а я тебя из своей — не смогла. Все конечно. Нет смысла притворяться, будто ничего не было. Все бесполезно, все потрачено. Не отвечай, не пиши мне. Уже поздно. Меня нет. Лучше умереть и забыться, чем отравлять свою жизнь памятью о тебе. Хочешь знать, виновен ли ты? Да, это так. Живи с этим, страдай, как страдала я. Быть может, в следующий раз, когда захочешь обмануть кого-то, ты вспомнишь о своей несчастной Норе. Глаза бегают по строчкам снова и снова, пока я не осознаю до конца, что держу в руках предсмертную записку. Сложно описать, что я чувствую. Я метаюсь между отрицанием и принятием. Я отпустил ее, чтобы она забыла меня и жила дальше, а она!.. Почему? Что за глупая месть? От этих мыслей меня отвлекает голос Ларрэт, которая очень вовремя зашла в мою комнату. — Вен, ты что, не слышишь? — возмущается она. — Я все зову тебя, зову… Что это такое? Это из Адаса? Эмаймон что-то замышляет? Что ты молчишь, скажи же… Я без слов отдаю ей сверток. — Письмо без адреса? — спрашивает она растерянно. — От кого? — От Норы. Она читает, а я внимательно слежу за ее реакцией. Ее лицо с каждой строчкой становятся все более озадаченным. Затем она испуганно охает, роняет бумагу. Поднимает ее, снова читает, смотрит на меня большими глазами. — Почему она это сделала? Почему обвиняет тебя? Что ты с ней сделал? Между вами что-то было? — Да. В таких ситуациях ожидаешь слез, истерик, обвинений, но не в нашем случае. Ларрэт вместо того, чтобы хлопнуть дверью и уйти, кладет письмо на стол и садится рядом. — Во-первых, — говорит она, — возможно, она еще жива. Как думаешь, она могла на такое решиться? — Не знаю. — Не хорони ее раньше времени. Во-вторых, тот, кто передал это тебе. Можно ли надеяться, что он не проболтается? — Не знаю. — Если содержание письма станет достоянием общественности, тебя осудят. Мое покровительство дает тебе полную неприкосновенность, но если пойдут слухи… Сам понимаешь. — Доказательств у них не будет. — Я встаю, подхожу к столу, беру сверток и подношу его к свече. — Мог прочитать кто-то третий. Письмо не запечатано. — Да, это проблема. Думаешь, меня сейчас это волнует? — Вен, я понимаю. Но если ты будешь искать ее от своего имени, тоже могут пойти разговоры. Оставь это мне. И что за история с Лайсэном? Получается, правду говорят про их связь? — Да. — Ты заставил ее? — Нет, предложил, как вариант. Мне нужно было, чтобы она задержалась на посту как можно дольше. Лайсэн склонял ее к близости, и я подумал, иначе он ее просто вышлет… А другого подходящего человека, которому я мог бы доверять, я бы не нашел. Я предложил, она не отказалась. — Бедная девочка… Представить не могу, каково ей пришлось. — И как меня земля носит. — Из меня вырывается нервная усмешка. — Ты поступил жестоко. Если бы я знала, что все вот так, я бы вмешалась. Я догадывалась о вашей бесклятвенной связи, но чтоб с Лайсэном… — Да? Догадывалась? — Конечно. — Следила за мной? — Нет, просто чувствовала. — И не остановила? — Я думала, ты ее любишь. Ты ведь называл ее своей невестой.